Читаем без скачивания Разомкнутый круг - Валерий Кормилицын

– Гениально! – подтрунил над ней Максим. – Я давно уже решил проблему. Милейший! – обратился к кучеру. – Спросишь в полку Шалфеева – его там каждый мерин знает – и передашь записку… нет, лучше передашь на словах, что поручику Рубанову требуется парадная форма и начищенные ботфорты. За три часа, думаю, обернешься?

– Господи… Ну почему русские офицеры такие ругатели… и любители скабрезностей? Неужели нельзя оказать, что знает каждая собака? – возмутилась пани Тышкевич.

– Именно нельзя, сударыня, даже совершенно невозможно, – взяв под руку, повел ее в дом. – Во-первых, местным собакам он абсолютно незнаком, а полковые мерины прекрасно знают его еще по Петербургу.

Дворец губернатора чуть не перевернули – столько оказалось желающих попасть на бал. Скучающие гвардейцы и польская шляхта, хотя глядели друг на друга волками, однако, согласно этикету и правилам приличия, улыбались и обменивались любезностями.

Дам катастрофически не хватало, поэтому даже жена Вайцмана, приехавшая в Курляндию к родственникам, пользовалась большим успехом. Можно представить, какой фурор произвело во дворце появление пани Тышкевич… Денис Волынский так и вился возле нее, но она не обращала на него внимания.

Через час после начала празднества появился Александр. Из-за большой скученности Максим и графиня не успели вовремя отойти в сторону, чтобы уступить дорогу его императорскому величеству со свитой.

– Э-э-э!.. – остановившись перед ними, щелкал пальцами и улыбался государь. – Ах да Рубанов! У вас, сударь, удивительно красивая женщина, – произнес он по-французски, разглядывая полячку.

Стоявшему рядом Аракчееву комплимент его венценосного друга почему-то не понравился, и, вначале внимательно оглядев форму поручика, он искоса окинул взором свою даму – сухопарую высокую курляндку.

– Спасибо, ваше величество! – дуэтом произнесли Максим и графиня, с удивлением воззрясь друг на друга, а затем на императора.

Столь слаженный ответ неожиданно рассмешил Александра, следом засмеялись Рубанов и пани Тышкевич, а за ними, естественно, все окружение государя.

– Ваше величество! – смело обратилась к царю графиня, делая книксен и приподнимая двумя пальчиками платье, конечно не так высоко, как два дня назад перед гвардейцами. – Ваш комплимент предназначается мне или поручику?

– Обоим, сударыня, – окончательно развеселился император. – Надеюсь, ваш кавалер не станет возражать, коли я приглашу вас на полонез? – произнес он и улыбнулся даме.

Разумеется, Рубанов не возражал.

Пани Тышкевич на этом балу пользовалась необычайном успехом. После императора ее приглашали генералы и даже один прусский принц, надеявшийся разбогатеть у русского престола.

«Ну вот!.. Все как всегда. – стоя у стены и сложив руки на груди, рассуждал Максим. – И эту увели…»

Проходивший мимо Волынский злорадно улыбнулся, нагло глядя ему в глаза. С кавалергардом, однако, пани Тышкевич не танцевала ни разу.

– Сударыня! Вы ведете себя удивительно вызывающе! – устроил Рубанов ей дома разнос. – Танцуете со всеми, кроме меня…

– Бедненький! – чмокнула она его в щеку. – Со всеми желающими танцевать я была бы не в силах.

– Перестаньте паясничать, сударыня, потому как говорю с вами весьма серьезно! – бушевал Рубанов.

«Боже! Как я люблю его…» – Отчего-то ей стало тоскливо и страшно… Она почувствовала, что счастье будет недолгим… Она даже была уверена в этом. Ей сделалось грустно, и тонкая морщинка легла поперек бровей.

– Что с вами, сударыня? – заметил перемену в ее настроении Максим. – Устали от тан… – Она закрыла его рот поцелуем, думая: «Хоть миг, да мой».

Вильна оглохла от музыки! Балы сменялись балами. Словно предчувствуя ожидающие их испытания, трудности и даже смерть, люди стремились как можно больше получить от жизни. Гвардейцы упивались музыкой, вином и любовью. Местные дамы сходили с ума по Волынскому, а он – по пани Тышкевич. Где бы ни появлялись Рубанов с графиней, Волынский был уже там. Независимо глядя на Рубанова, он приглашал его даму на танец, но всегда получал отказ. Как отталкиваются друг от друга однополюсные стороны магнита – так красавица полячка отталкивала красавца гвардейца.

Делая вид, что ничего не случилось, бледный от злости и от этого еще более красивый, Волынский приглашал первую попавшуюся даму, абсолютно не обращая внимания на эмоции ее кавалера.

Офицеры хмурились, когда высокий стройный кавалергард в своем белоснежном колете и лосинах, гремя шпорами, входил в танцевальную залу. Дамы трепетали и томились, словно степные кобылицы рядом с породистым жеребцом. Глаза и мысли всех без исключения девиц и женщин были обращены на него. Забывая о своих кавалерах, они досадливо обмахивались веерами, завидуя и ревнуя к счастливой сопернице, кружащейся с ним в танце.

Уже не один Рубанов думал вызвать его на дуэль.

Все расставил по своим местам князь Оболенский. Кавалергарда он спас от неминуемой смерти, а офицеров – от холостой жизни.

– Кого я вижу! Друг Волынский! – похлопал его по плечу князь. – А не выпить ли нам пуншику?

Влюбленный поручик согласился, забыв: то, что для Оболенского – разминка, для него – смертельная доза. Любовь дам тут же остыла, и они отворачивались от недавно желанного кавалера.

В довершение всего Волынский чуть не опрокинул старого пехотного полковника, отдавив ему любимую, заслуженную в суворовских походах мозоль.

– Вы наступили мне на ногу, – топорщил усы и пыхтел полковник.

Вместо того чтобы извиниться и уйти, Волынский вступил в дискуссию и поинтересовался, глупо при этом ухмыляясь:

– Кому?

Ветеран подпрыгнул, словно его ужалила оса, и, брызгая слюной, заверещал:

– Мне!.. Мне!.. Полковнику вы наступили на ногу…

– Мы все здесь полковники! – заявил поручик, с трудом сосредотачивая взгляд на своем оппоненте.

После такого заявления старый офицер, раскрывая словно пойманная рыба рот, пробежал толстыми, короткими пальцами по карманам и ухватился за плечо.

– Ружье ищет! – объяснил Оболенский заинтригованным конногвардейцам, столпившимся вокруг спорящих.

Так ничего и не сумев ответить, полковник куда-то убежал.

Через некоторое время двое седоусых солдат под руки вывели его противника из зала, и несколько последующих балов он провел на гауптвахте. Кажется, даже кавалергарды остались довольны и не особо переживали о своем товарище.

30

Как всегда, русские и их вожди были наивны и верили в заключенные с врагом договоры о мире. Верили даже тогда, когда полчища Наполеона, не таясь, концентрировались у Немана. Верили даже тогда, когда он, красуясь на коне перед войсками, изрек:

– Россия увлекается роком! Она не избежит судьбы своей… Вперед! Перейдем через Неман, внесем оружие в пределы России!

И через два дня французская армия перешла Неман, к немалому своему удивлению, не получив отпора и не встретив на своем пути каре русских войск.

Когда, танцуя на балу, Александр узнал о переправе неприятеля, он не запаниковал, оставался спокоен и даже не остановил бал, а лишь произнес, всматриваясь близорукими глазами в сторону реки и где-то там собирающейся угрозы:

– Я не положу оружия до тех пор, пока останется хоть один неприятель в моем государстве!

Чуть позже он подписал приказ по армиям, заканчивающийся следующими словами: «Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и войскам нашим об их долге и храбрости.

В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество и свободу.

Я с вами. На зачинающего Бог».

Ни на одну нацию так вдохновляюще не действует вовремя сказанное слово, как на русскую.

Между тем переправа продолжалась… И хотя поливший как из ведра дождь испортил дороги и перешедшим через Неман войскам трудно было взбираться в гору – особенно артиллерии и обозам, 12 июня они заняли Ковно.

Разъезды лейб-гвардии Казачьего полка первыми заметили врага и доложили по команде, но им было велено отступать, на стрельбу не отвечать и не поддаваться на провокации – с французами у нас договор…

У Наполеона даже в голове не укладывалось, что при явном нападении русские еще могут верить в царственные закорючки, поставленные на бумаге в Тильзите. Тем не менее, это было так.

Проскакав три версты за взятый без боя город, он не нашел и следа русской армии. «Здесь кроется какая-то азиатская хитрость!» – решил император французов. Гигантскую русскую простоту и доверчивость прожженные лжецы, интриганы и завоеватели всегда называли «азиатской хитростью» и ломали над ней голову.

В дальнейшем, стараясь разгадать, где ему подложили свинью, Наполеон три недели сидел в Вильне.

Три недели!!!

И эти золотые деньки во многом решили исход войны. Бонапарт не сумел справиться с Россией до зимы!.. Вот она. Свинина по-татарски!..

К тому же, жалея Вильну, Александр приказал отдать город без боя, хотя на подступах к нему французы убедились в храбрости русских и их умении воевать.