Читаем без скачивания Разомкнутый круг - Валерий Кормилицын

Три недели!!!

И эти золотые деньки во многом решили исход войны. Бонапарт не сумел справиться с Россией до зимы!.. Вот она. Свинина по-татарски!..

К тому же, жалея Вильну, Александр приказал отдать город без боя, хотя на подступах к нему французы убедились в храбрости русских и их умении воевать.

С таким же подъемом, с каким недавно встречали императора Александра, горожане встретили императора Бонапарта.

Городской голова выбрал самый здоровенный ключ – им он запирал свою «целомудренную» молодую супругу – и с большим апломбом, в окружении именитых сограждан, преподнес его Наполеону как ключ от города Вильны.

Взвесив в руке ключ и прикинув, какой к нему нужен замок, Наполеон весьма благосклонно отнесся к городской депутации, но въехал в город лишь после того, как балконы обвешали коврами, а окна домов убрали цветами и венками. Поляки приветствовали императора восторженными воплями и приготовили ему дворец, из которого три дня назад выехал Александр.

Когда, русский государь услышал об этом от министра полиции генерала Балашова, посланного им с письмом к Наполеону, то весьма огорчился.

– Да не обращайте внимания на этих поляков, ваше величество. Когда мы возьмем город обратно, они восторженно станут лизать ваши сапоги, тут же забыв про французские.

– Вечные наши враги! – вставил Аракчеев, недовольный, что остался в тени. – И сколько бы они не пыжились, Россия всегда будет держать верх!

Пропустив патриотический выпад своего любимца мимо ушей, государь спросил у Балашова:

– Значит, Наполеон наотрез отказался вывести свои войска за Неман, велев передать на словах, что у него в три раза больше солдат, причем дал почувствовать, что Польша и Литва за него?

Ну что ж! Больше переговоров не будет… Значит, война!

В основе гениальности и везения императора французов лежала гигантская работоспособность, аналитический склад ума и талант быстро принять решение, которое становилось единственно верным на данный момент. А некоторая доля артистизма и широкое афиширование своих успехов и делали его гениальным в глазах окружающих.

К походу в Россию он начал готовиться сразу после подписания Тильзитского договора в 1807 году. За год до открытия боевых действий Наполеон писал маршалу Даву: «Никогда еще до сих пор не делал я столь обширные приготовления».

Он внимательно вчитывался в документы, начиная с эпохи Ивана Грозного. Лучше любого профессора Московского университета разбирался в войнах, которые вел Петр I. Досконально изучил топографию будущего театра боевых действий. Знал русскую артиллерию не хуже фельдцейхмейстера Аракчеева. Знал, что в русской кавалерии 6 гвардейских полков, 8 кирасирских, 36 драгунских, 11 гусарских и 5 уланских… то есть около 70 тысяч человек и более 100 тысяч казаков.

Помнил, что в русской армии еще сохранялись павловские нововведения, согласно которым армия делилась на четырнадцать инспекций, а высшей тактической единицей был полк.

Характеристики русских генералов знал так же хорошо, как и своих. Учел даже интриги иноземцев в свите Александра и в русской армии. Уверен был, что окружающие русского царя генералы: Армфельд, Фуль, Вольцоген, Бенигсен – лишь затруднят действия армии.

А старательные и честные иностранные генералы, такие как Барклай де Толли, не популярны у солдат.

Да и как быть популярным Барклаю, если он не умел говорить с солдатом и окружил себя адъютантами с фамилиями Рейд, Клингер, Келлер, Бок. Хотя бы для приличия взял одного русского…

Наполеон знал даже о том, что острый на язык генерал Ермолов, когда царь спросил, какую награду он желает, ответил:

– Ваше величество. Назначьте меня немцем…

Казалось, учтено было буквально все. И это сказывалось в первые дни войны. Разобщенные армии отступали.

План Наполеона был прост как картошка, – разбить русские армии поодиночке, тем более что перевес в силах был у него.

Не учел он одного – что Россия нелогичная страна!

Петербург пока жил обычной жизнью.

Как и прежде по улицам сновали кареты и коляски. По Неве белые ночи напролет плавали богато устланные коврами и убранные цветами и бумажными фонариками огромные лодки с духовыми оркестрами из крепостных или хорами. Между ними шныряли простые челноки с полупьяными мастеровыми, приказчиками, купцами или мелкими чиновниками.

Здесь сами гребли, пели, пили, целовались и бренчали на балалайках. Единственно, чего не хватало на бульварах и проспектах столицы, так это стройных гвардейцев в блестящих мундирах. Но именно от этого дамам было грустно.

Мари Ромашова одна скучала в большом петербургском доме. Отец уехал к дивизии, оставив дочь на попечение немки-гувернантки и домоправительницы. Все знакомые давно разъехались по деревням.

Было скучно и одиноко…

Сидя за столом перед чистым листом бумаги, она мучительно выискивала в своей душе нежные слова, которые как можно полнее выразили бы ее чувство к Денису Волынскому.

Макнув гусиное перо в чернильницу, Мари написала:

«Милый друг! Мне так скучно без Вас… – И задумалась, щекоча губы пушистым кончиком перышка… – Можете себе представить – весь Петербург в отъезде».

– Кар-р-р-раул! – раздались под окном крики подгулявшей черни. – Режут! Убива-а-ют! Помоги-и-тя-а!

«Господи! Скорее бы уж его…» – В раздражении подошла к окну и задернула гардины, продолжив затем писать письмо.

«…Надеюсь, вы не скучаете? Буду Вам очень признательна, коли напишите о себе. Как служите и чем занимаетесь? Не встречаете ли общих знакомых по Петербургу?..» – Отвлеклась на шум в этот раз рядом с дверью. «Дадут мне сегодня покою или нет? – прислушалась она. – Гувернантка с домоправительницей и прислугой болтают, другого места найти не могли», – бросила на стол перо, посадив кляксу на письмо, и услышала:

– А вы знаете, сударыня, что чулки цвета трубочиста уже считаются вульгарными?.. Мне одна белошвейка сказала, а она слышала от великосветской барышни, что в моде теперь чулочки телесного цвета…

– Ага! Цвета отмывшегося трубочиста! – подкрался к ним лакей с пушистыми бакенбардами.

– Накурился махры… Как от козлищи несет! – забурчала сорокалетняя пышная домоправительница.

Пригладив бакенбарды, лакей тут же ухватил ее за талию.

– Значит, чулочки цвета свалившегося в нечистоты золотаря в моде?.. Посмотрим!.. – задирал он ей юбку.

«Совсем без папеньки обнаглели!» – распахнула дверь Ромашова и увидела, что гувернантка с подвизгиванием лупит кулачком лакея по спине, а тот увлеченно возится с домоправительницей.

– Бессовестные! Как вам не стыдно!..

– На обед «счи», «каклеты» и компот!– оставив в покое тетку, доложил лакей.

– Вон отсюда! – крикнула Мари и, хлопнув дверью, ничком бросилась на диван. «Ну почему, почему мне так плохо?»

1-я Западная армия отступала к городишке Дриссы.

Отступала, как волк, – огрызаясь и кусая французов. Где находилась 2-я армия, никто не знал.

– У нас всегда так! Готовимся, готовимся к большой войне, а как начнется – наступает неразбериха, – тяжело вздыхал командир конногвардейцев.

Сидевшие вокруг пропыленные офицеры хмурились и молчали.

– Но ничего, господа… вспомните шведов и поляков. Лжедмитрий даже Москву занял… и чем все кончилось? А в эту кампанию Наполеон навряд ли до Москвы дойдет. Ноги коротки! – Но офицеры не рассмеялись шутке полковника. – Не будем унывать, господа. Война только началась, а все большие войны заканчиваются у русских взятием столицы потенциального противника, – старался он подбодрить уставших командиров. – Уже входили в Берлин. Бог даст – будем и в Париже! А сейчас умойтесь, господа, и отдыхайте, хотя пыль – это пудра героев, как говорят поэты.

На этот раз офицеры улыбнулись.

«Лагерь, конечно, ни к черту! – оставшись один, рассуждал Арсеньев. – Никаких стратегических направлений не защищает. Отсюда мы даже не сумеем прикрыть наши две столицы… Бонапарт может, окружив нас небольшими силами, с основной армией двинуться куда угодно. Захочет – на Москву. Захочет – на Петербург.

А мы будем сидеть в этом мешке, отрезанные от хлебных южных губерний, и питаться одними огурцами, которые насажали местные жители…»

В первые несколько дней так и получилось.

По причине того, что полевые кухни где-то затерялись, солдаты объелись огурцами, росшими на огородах вокруг городка в огромных количествах. Сидя после на корточках, прозвали поганый городишко Дриссеем.

– После нас в будущем году этой зеленой отравы и вовсе завались будет, – кряхтели они.

Во взводе Григория Оболенского появился свой Огурец и в придачу к нему – Укроп. Именно с такими фамилиями перевели к конногвардейцам в Вильне двух малороссов из Харьковского драгунского полка.

Харьковский драгунский был сформирован в 1801 году из одноименного кирасирского полка, а Укроп с Огурцом начали службу в 1800 году, еще кирасирами.