Читаем без скачивания Разомкнутый круг - Валерий Кормилицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, 27 июня под местечком Мир завязался бой между казаками и польскими уланами генерала Рожнецкого. Казаки применили свой излюбленный прием «вентарь» – заманивание противника с последующим его окружением.
«Поляки были смяты и опрокинуты. К совершеннейшему поражению их способствовал также неожиданный случай: появление генерал-майора Кутейникова. Возвращаясь с бригадой из дальней командировки, он пришел во время дела на поле сражения в тыл неприятелю и тотчас пустился в атаку.
Рассеянные остатки полков Рожнецкого спаслись бегством, оставив в наших руках много пленных».
Слушая подобные рассказы участников сражения, Оболенский скрипел зубами от желания самому вступить в дело с неприятелем.
Особенно отличался лейб-гвардии Казачий полк под командой генерал-майора Орлова-Денисова.
В 1796 году на основе Донской команды императорского конвоя был создан лейб-гвардии Гусарский Казачий полк, разделенный в 1798 году на лейб-гвардии Гусарский и Казачий полки.
Гвардейские казаки первыми встретили французов у Немана под Ковно и последними покинули Вильну.
Ранним летним утром под Витебском казак-малоросс разбудил князя Григория, проскакав рядом с его палаткой. Выбравшись на воздух и почесав грудь под белой рубахой, князь оценил состояние погоды, отчего его пухлые, резко очерченные губы растянулись в улыбке, а крылья его носа с небольшой горбинкой довольно затрепетали, внюхиваясь в запахи просыпавшегося лагеря.
Князь залюбовался восходящим солнцем и, откашлявшись, а затем зевнув, он во все горло гаркнул:
– Окро-о-шка!
Однако на его зов из палатки малороссов никто не выбежал.
«Куда, интересно, подевались эти отпрыски гетмана Мазепы? Наверное, где-нибудь в закутке сало жрут».
Не успел додумать, как из-за палаток выскочили хохлы. Огурец нес огурцы, а Укроп бежал налегке.
«Где он их всегда достает?»
– Здоровеньки булы! – поприветствовал их Оболенский. – Господин Сельдерей, – обратился к Укропу, – а как там поживает утренняя рюмка?
– Нэма мабудь! Щас спроворю.
– Ежели к французу в плен попадете, они вмиг фамилии вам изменят… Ты будешь Артишок, – указал на Огурца, – а ты – Спаржа, – заржал князь. – А шо? Звучит! Иван Спаржа, – совсем развеселился поручик.
Укроп сморщился, представив, как бы к этому отнеслось многочисленное семейство Укропов.
– Вон казачки дают французу прикурить! – перешел на нравоучительный тон Оболенский. – А вы всю ночь напролет сало с огурцами жрете и моей водочкой запиваете…
Что – «никак нет»? Так я и поверил. Живо тащите ботфорты и колет, бисовы дети, – снова улыбнулся князь.
К обеду из ставки главного командования пришел приказ – отступать.
– Да сколько можно?! – возмущались офицеры. Старички даже больше молодежи: в них еще жил дух Суворова. Роптали даже солдаты.
Отступления не понимал никто. За месяц оставили территорию, равную Пруссии.
– Предательство!!! – чуть не открыто говорили в армии.
И подозрение, конечно, падало на командующего.
При всей своей обязательности, честности, порядочности и смелости военный министр, коим являлся командующий 1-й Западной армией Барклай де Толли, абсолютно не имел авторитета в среде военных. Более того – его ненавидели и презирали. Смеялись над педантичностью, сухостью и холодностью в обращении. Он не являлся полководцем, который, как Суворов, мог зажечь сердца и повести за собой в невероятную по опасности атаку – хоть на штурм чистилища. Уходившая все дальше на восток армия изнервничалась и нуждалась в простом и ясном объяснении событий.
Но Барклай не мог, не умел да и не хотел снизойти до этого.
Наполеон спешил и настиг 1-ю армию у Витебска. Радости его не было предела – наконец- то будет генеральное сражение…
Но утром русская армия исчезла. Отошла так, что не оставила после себя никаких следов. «Мой Бог! Как я устал гоняться за ними… Надо дать их армиям соединиться! У меня хватит сил и умения разбить и объединенные русские силы, – рассуждал он, войдя в Витебск. – Я становлюсь кумиром русских провиантских чиновников. Лишь их радует отступление. Как мне доносят, они показывают в отчетности, что уничтожены тысячи пудов продовольствия, сваливают все на нас, продают и кладут барыши в карман. Правильно говорит русская пословица – кому война, кому мать родна! Торгаши эксплуатируют меня.
Однако многие русские купцы, на самом деле, сжигают магазины и склады с мукой, крупой и фуражом или все вывозят. Это первая война, когда мои солдаты начинают голодать», – заложив руки за спину, Бонапарт ходил в полумраке небольшой комнаты генерал-губернаторского дворца.
Наполеон жил в Витебске уже около двух недель.
«Главный интендант Дюма пишет в записке, что за время наступления от дезертирства и болезней армия сократилась на треть, что из двадцати двух тысяч лошадей пало восемь, что войска снабжаются скверно, продовольствия в достатке хватает лишь гвардии, что вокруг Витебска все съедено и на фуражировку приходится посылать на десять, а то и пятнадцать лье».
Наполеон придерживался мнения, что война должна кормить войну! Но Россия не Европа. Здесь складывалось все не так, как он привык. Здесь шли по опустошенным, оставленным жителями городам и селам.
Что за нация?
Начиная русскую кампанию, он был уверен, что продовольствие достанет на месте, как и везде в Европе.
«Варварская страна! – злился Наполеон, поджидая стада быков, застрявшие где-то в литовских песках. – Голодный солдат – это не солдат!».
Перестав ходить, он прислушался – по плацу процокал копытами конвой, и все затихло. Он любил ночную тишину, именно в это время в голову приходили наиболее верные решения. Вздохнув, он подошел к столу с картой, освещаемой с боков двумя канделябрами со свечами, и взгляд его задержался на городе Смоленске.
«Русские здесь! Если напасть с фронта, они снова отступят. Надо заставить их принять бой».
– Ужинать! – велел вошедшему ординарцу.
Ел он отдельно за маленьким столиком. Рядом – за большим столом – сидели генералы.
Хмуро оглядывал смеющихся и пьющих вино генералов. Неожиданно Наполеон резко поднялся и, вытерев салфеткой губы, произнес:
– В Смоленск!.. Пора идти в Смоленск, – про себя усмехнулся, глядя, как вскочили, чуть не перевернув стол, военачальники.
«Мюрат облил вином свой павлиний камзол! Так ему и надо…»
– Мой план кампании – сражение, моя политика – успех! – перешел почти на крик император. – А здесь мы сидим и бездарно проигрываем войну…
На следующий день лавина французской армии покатилась к Смоленску. Наполеон, хоть и не любил ездить верхом, все же вскарабкался на белого жеребца Евфрата и пропускал мимо себя по обсаженной березами дороге войска.
В авангард он послал Мюрата. Авангард наткнулся на дивизию Неверовского у города Красного.
«Слава Создателю! – обрадовался Мюрат. – Я первый доложу императору о победе».
Однако русскому генералу на целые сутки удалось задержать наступление противника, что дало возможность русским армиям соединиться в Смоленске.
Поначалу для французов все складывалось удачно. 15 тысяч мюратовской кавалерии обошли Неверовского и атаковали его левый фланг. Харьковский драгунский полк бросился вперед, но, как потом злословил Оболенский, – без Укропа и Огурца был опрокинут и преследуем двенадцать верст.
В результате артиллерийская батарея осталась без прикрытия. Неприятель на нее напал и захватил пять орудий. Остальные семь – ушли по Смоленской дороге. Таким образом Неверовский с самого начала остался без кавалерии и артиллерии.
Сомкнув пехоту в каре, он отходил, отбиваясь ружейным огнем и удачно заслоняясь от конницы Мюрата естественными прикрытиями – рвами по краям дороги и деревьями.
Особенно отличились солдаты Полтавского полка. Они отбивали одну атаку за другой, усыпав местность вокруг себя французскими и польскими гусарами, уланами, драгунами и конноегерями – какие только полки не бросал на них Мюрат, в бешенстве крича: «Вперед!» и размахивая саблей, на которой было выгравировано «Честь и дамы».
«Мою честь отнимают эти упорные русские… А витебские еврейки не дамы!»
– Сметем этих скифов! – заорал Мюрат. – Впереди Смоленск и русские женщины…
Снова и снова посылал он в бой кавалерию и только ночью прекратил атаки, так и не опрокинув солдат Неверовского.
Однако французская армия все же подошла к стенам древнего Смоленска.
31
Конец июля для Петербурга сложился удачно.
Прогремели два салюта. Первый – по поводу возвращения в столицу императора Александра. Второй – по поводу победы генерала Витгенштейна над войсками маршала Удино.
В результате французы отошли к Полоцку.
Народ бурно обсуждал победу над врагом.
– Н-да-а! – говорил один мастеровой.
– Не всякая блоха плоха! – поддерживал его другой.
