Читаем без скачивания Персидские юмористические и сатирические рассказы - Голамхосейн Саэди

Мы уже давно стояли на обочине дороги. Дым от сигареты густым туманом окутал салон автомобиля. Казалось, Камбизу нужна была эта завеса, чтобы избежать моего взгляда. Он бросил сигарету и, вцепившись двумя руками в руль, напряжённо всматривался в шоссе, словно вёл машину по опасной дороге и боялся, что тяжёлый грузовик врежется в него.

— Игра была кончена,— продолжал он,— загадка решена. Как-то она не пришла на свидание. Я сходил с ума, чувствовал — что-то произошло. Я не знал её точного адреса и целую неделю бродил по кварталу, где она жила, пока наконец не отыскал её. Она не оправдывалась и не лукавила, не просила прощения и не пыталась обмануть меня.

— Я боюсь встречаться с тобой — муж обо всем узнал,— сказала она честно.

При слове «муж» мне показалось, будто на меня обрушилась тяжёлая скала.

— Разве у тебя есть муж? Ведь ты сказала, что вы развелись?

— Я солгала… Не хотела говорить правду,— ответила она со смехом.

Я молчал — несколько минут, а может быть, часов, не знаю. Мне хотелось плюнуть ей в лицо, вытолкнуть из машины… Но я не смог этого сделать, ведь я любил её. Это безумие, ребячество— как хочешь назови,— но я любил её. Наконец, сделав над собой усилие, я сказал:

— Разведись с ним!

— Что за глупости! Зачем?

— Мы поженимся! Она расхохоталась.

— Поженимся? С тобой, дорогой? А чем плох мой муж?

— Ты же сама отзывалась о нем дурно!

— Во всяком случае, он лучше многих других!

Как я потом понял, она лишь из приличия не высказалась откровенней. Я же, болван, все ещё пытался выбраться из водоворота, который затягивал меня все глубже и глубже.

— Разве ты не любишь меня?

— Тебя? Конечно, нет!

— Так все это время ты мне врала? — возмутился я. Оскорблённая до глубины души, она воскликнула:

— Если бы не побрякушки, что ты мне дарил, я бы ни минуты с тобой не осталась! А ты возомнил, будто я в восторге от твоей перекошенной морды?! Да от твоих прикосновений меня бросает в дрожь! Благодари бога, что он дал тебе богатство!

Все это она выкрикнула мне в лицо с беспощадным цинизмом, уже не заботясь о приличиях. Что же до меня, то даже после того, как мы расстались, мне не хотелось думать о ней плохо, не хотелось пачкать светлые воспоминания о счастье. Но она сумела отнять у меня все, даже возможность вспоминать о ней с радостью. Ведь она могла сказать, что не любит меня, что я ей не нравлюсь. Но зачем было втаптывать меня, а заодно и себя в грязь?! Мне часто приходилось иметь дело с проститутками, я знаю, что они собой представляют, но я никогда не испытывал к ним отвращения, ненависти, только жалость. В обмен на деньги они отдают своё тело. Это вполне честная сделка, хотя некоторые из них оборотливы, как пройдохи лоточники. Но если найти путь к их сердцу, то увидишь, что оно чисто, порок коснулся лишь тела. У этой женщины он проник в кровь и мозг. Она была порочна насквозь. Она тоже продавала себя, но торговлю вела нечестную.

Вспоминая теперь обо всем, что произошло, я отчётливо представляю себе ход её мыслей. Впервые садясь ко мне в машину, она подумала: «Вот здорово! У него и автомобиль есть!» Постом, когда я проковылял мимо неё за покупками, ужаснулась: «Хорош, нечего сказать!»

Если бы после этого она сбежала от меня, её не в чем было бы винить. Но она решила: «Торопиться не буду. Он богат, выдою его как следует, а потом брошу».

А впрочем, черт с ней! Не стоит больше говорить на эту тему!

Он включил мотор. Мы развернулись и поехали обратно. Я молчал, понимая, что утешать его бесполезно.

— Теперь ты, наверное, считаешь, что во всем мире нет ни одного порядочного человека? — спросил я.

— Нет-нет! — покачал он головой.— Просто мне они не попадаются. Я всегда прозябал на обочине жизни, с самого детства, и поэтому остро ощущаю никчёмность своего существования. ещё в детстве наши пути разошлись, и мы отдаляемся друг от друга все больше и больше. Тогда, мальчишкой, я должен был разбить все свои самолёты и корабли и вместе с вами мастерить их из картона и бумаги. Это было бы куда лучше. Но теперь уже поздно.

Помолчав, он вдруг спросил:

— Ты помнишь мою мозаику? Иногда мне кажется, что человек— кусочек такой составной картинки. Если не найдёт себе соответствующее место в жизни, рядом с теми, с кем он должен стоять, то окажется никому не нужным осколком.

Я ничего не ответил.

— Какие же теперь у тебя планы? — спросил я на прощание лишь для того, чтобы что-то сказать.

— Не знаю! Может быть, снова съезжу в Европу,— ответил он.

Камбиз больше не поехал в Европу. Он покончил жизнь самоубийством. Через несколько дней после нашей встречи я увидел его фотографию в газете. Он повесился у себя в комнате.

Я чувствовал себя в какой-то степени причастным к смерти Камбиза. В тот вечер я не придал значения его словам, они показались мне смешными, незначительными. А между тем самые фантастические мечты, именно потому, что они несбыточны, очень дороги человеку. От них порой зависит его жизнь. Не стоит смеяться над тем, кто мечтает о любви.

Я жалел, что ничем не помог Ками, не дал ему совета, не утешил. Но разве слова не бессильны перед жестокой реальностью жизни!

В газетах, как всегда, выражалось сожаление по поводу того, что молодой человек проявил слабость и бежал от жизни. Но я на месте Ками сделал бы то же самое. Ведь тот, кто, выбиваясь из сил, барахтается в волнах в тщетной надежде схватиться слабеющими руками за спасительный обломок доски, в конце концов покорно подчинится воле волн. Я знаю, какое горькое чувство владело Камбизом, когда он набрасывал на шею верёвку, мне ясно, что прервало его жизненный путь.

Если бы он завёл собаку, она полюбила бы его, несмотря на его уродство и хромоту. Если бы он читал книги, он мог бы размышлять о прочитанном. Если бы увлекался музыкой, она принесла бы ему радость и успокоение.

Но он прожил жизнь зря.

Звезды в ночи

Взойди, о солнце, о луч надежды!

Взойди, о солнечное светило!

Каждое утро, в шесть часов, я вскакиваю с постели от резкого звона будильника. Прежде всего я включаю транзисторный приёмник и всюду ношу его с собой: в умывальник, в кухню, в комнату… По радио сообщают курс валюты, передают спортивные новости или бодрую музыку и песни. Я не слушаю ни то ни другое. Меня интересует только точное время, сигналы которого звучат через каждые четверть часа и не дают мне сбиться с темпа. Я умываюсь, ставлю чайник, завтракаю, одновременно одеваясь. Горячий чай обжигает рот, но я не обращаю на это внимания. Важно вовремя выйти из дому. Чуть замешкаешься — придётся отказаться от завтрака. Когда сигнал звучит в третий раз, я выключаю приёмник и выбегаю из дому. До автобусной остановки ходьбы три минуты. Пока там никого нет. Немного погодя появляется лысый мужчина, а через две минуты — студент. Но я жду не их. Я вытягиваю шею и высматриваю ту, которую я назвал Покорительницей улицы. Она высокая, изящная, у неё очаровательное лицо, к сожалению, глаза скрыты тёмными очками. Волосы необыкновенного цвета, наверное, все-таки рыжие, светло-рыжие, но я не уверен, что это естественный оттенок. Я убеждаю себя, что крашеные волосы не могут быть такими блестящими и волнистыми, они всегда тусклые, мёртвые. На ней платье, которое я называю «фантазией»,— белое, с крупными размытыми узорами красно-синего цвета, порой переходящего в фиолетовый. Помню, в детстве я собрал однажды все подаренные мне на праздник деньги и купил мячик такого же цвета. Платье Покорительницы улицы напоминает мне моё детство.

Покорительница улицы всегда элегантно одета, у неё хорошая фигура — правда, не совсем, прямые ноги, но это не так уж важно. Я любуюсь своей незнакомкой, каждый день открывая в её лице и фигуре новые прелести.

Она всегда садится в такси и уезжает иногда раньше, иногда позже нас. Автобус обычно подходит около семи. Но когда он опаздывает, я и мои спутники начинаем нетерпеливо поглядывать на часы. Эти опоздания делают бессмысленной нашу утреннюю спешку. Сколько раз я давал себе зарок не торопиться по утрам, но тщетно.

Подходит переполненный автобус. Я с трудом втискиваюсь в него и сразу устремляю взгляд на третье место слева. Там сидит Покорительница автобуса — очень симпатичная девушка. её причёска напоминает воронье гнездо. То ли она специально так сделана, то ли девушка, как и я, не успевает утром причесаться, хотя в это трудно поверить. Маленький носик и верхняя губка у неё чуть вздёрнуты, что придаёт лицу особую прелесть. Держась рукой за поручень и заслонившись таким образом от пассажиров, я рассматриваю её глаза, волосы, чудный носик и губки. И забываю обо всем на свете: о давке в автобусе, о строгом начальнике и о том, что опаздываю на работу.