Читаем без скачивания Звездный лис - Пол Андерсон

Торнтон обошел яму, осматривая края ловушки. Фон Остен, пострадавший меньше, предпринял несколько яростных попыток взобраться наверх, но в конце концов вынужден был от них отказаться. Без инструментов и оборудования ничего нельзя было сделать.

— Еще два очка в пользу рорванцев, — хрипло проговорил он.

— Но они не могли знать…

— Они привели нас в этот опасный край. У них всегда есть шансы заманить нас в ловушку. Боже небесный! — фон Остен погрозил кулаком небу.

— Не упоминайте имя Господне всуе, — Торнтон опустился на колени и стал молиться. Он не просил о помощи — все в воле Господней. Окончив молитву, он почувствовал себя спокойнее.

— Остальные будут искать нас, когда мы не вернемся к вечеру, — сказал он. — Они приблизительно знают, куда мы пошли.

— Да, но эта чертова территория слишком обширна, а долго мы на таком холоде не продержимся.

— Фон Остен вздрогнул и обхватил себя руками.

— Мы можем время от времени стрелять, — предложил Торнтон. — Возможно, удастся вызвать снежный обвал. Однако пока стрелять не нужно, все равно в ближайшие часы искать нас не будут. А сейчас разорвите, пожалуйста, пакет первой помощи и перевяжите мне спину.

После этого им оставалось только ждать.

Когда зашло голубое солнце, стало холоднее. Тени начали заполнять яму, воздух сделался похожим на густую жидкость. Внизу ветра не было, но люди слышали его тонкий свист над ямой. Они пытались двигаться, чтобы согреться, но не было сил. После второго солнечного захода они прижались друг к другу в бездне тьмы под резким, холодным светом звезд. Время от времени они начинали дремать, но просыпались от дрожи. Они были почти без сознания, но время тянулось ужасно медленно, всю ночь их преследовали галлюцинации. Однажды Торнтону послышалось, что кто-то зовет его, и он мгновенно проснулся. Голос звучал глухо где-то внизу, он обвинял марсианина в грехах, и Торнтон понял, что это не те, кто их разыскивает.

Кончилась долгая ночь. Когда первые лучи света озарили узкий клочок неба над головой, они удивились, что до сих пор живы.

Вновь и вновь брали они в окоченелые руки ружья и стреляли в воздух. Эхо отдавалось вокруг. Торнтон с усилием припоминал топографию окружающей местности… Трудно было об этом думать, но он понял, что окружающие скалы не позволяют звуку распространяться далеко. Их никогда не найдут. Их кости будут лежать здесь, пока двойная звезда не превратится в пепел.

Взошло первое солнце. Они не видели его, однако оно растопило ночной иней, дюжина холодных ручейков побежала в яму. Фон Остен оттирал замороженный палец, стараясь вернуть его к жизни. Торнтон хотел помолиться, но слова молитвы не шли на ум, словно Бог проклял и забыл его.

Солнечный свет уже озарял всю яму, когда появились рорванцы. Торнтон увидел, как они смотрят на него через край ямы. Вначале он не узнал их — сознание было затуманено. Затем пришло понимание, и он с усилием очнулся от забвения.

Фон Остен выкрикнул проклятие и схватился за оружие:

— Собаки-ублюдки!..

Торнтон вовремя выбил у него из рук ружье.

— Идиот! Они пришли нас спасать.

— Неужели? Они пришли посмотреть, как мы умираем!

— Чего вы добьетесь, стреляя в них? Отдайте мне ружья, дьявол!

Они вяло боролись. Три рорванца, стоя на краю ямы, смотрели на них. Ветер раздувал их мех, но лица-маски были совершенно невыразительны. Рорванцы молчали.

Торнтон отобрал у немца ружья и глянул наверх. Чужаков уже не было. Холодная рука сжала сердце.

Так просто, так легко. Если рорванцы хотят всех перебить, они уже их убили. Они просто скажут всем, что не нашли и следа пропавших.

Так просто, так легко… Торнтон почувствовал, Что мысли путаются.

— Великий Боже, — прошептал он сквозь зубы, — уничтожь их. Смети их с лица земли.

А что-то в глубине души безумно хохотало и кричало, что Бог устал от людей, что рорванцы — новый избранный народ, они изгонят грешное человечество прямо в ад.

Торнтон почувствовал в себе смерть, он был обречен замерзнуть и умереть здесь, в тридцати тысячах световых лет от дома. Бог отвернул лицо от Джоаба Торнтона. Он склонил голову, чувствуя на глазах слезы.

— Да будет воля твоя…

Вновь появились рорванцы, на сей раз с веревкой. Они обернули веревку вокруг одного и начали спускать его в яму, чтобы спасти землян.

Глава тринадцатая

Тропа заканчивалась крутым спуском, скалы обрывались к сверкающему далеко внизу морю. Это напоминало Лоренцену часть калифорнийского побережья — суровая красота гор, травы, кустов и низкие темнолистные деревья по склонам. Широкий белый берег внизу… Но здешние горы выше и круче. Лоренцен вспомнил слова Фернандеса о том, что ледниковый период на Троэсе наступил вслед за недавним периодом тектонической активности. Вероятно, огромный спутник делает здесь процесс диастрофизма более быстрым, чем на Земле. Лоренцен подумал о маленьком геологе и его могиле. Они потеряли милого Мигеля.

Хорошо, что спасены Торнтон и фон Остен. Лоренцен вспомнил долгий разговор, который произошел у него с марсианином после этого события. Торнтон рассказывал о своих планах короткими, отрывистыми фразами, чувствуя внутреннюю необходимость убедить себя. Он признал, что был неправ. Если рорванцы замышляли убийство, то почему спасли его? Лоренцен никому не говорил об этом разговоре, но добавил к своему списку еще один вопрос.

Фон Остен по-прежнему враждебно относился к чужакам, но старался не проявлять этого. Торнтон, потрясенный происшедшим, ударился в другую крайность — теперь он доверял рорванцам не меньше Эвери. Марсианин размышлял над теологической проблемой: имеют ли рорванцы душу? Гуммус-луджиль бодро и святотатственно ругал бесконечное путешествие. Лоренцен чувствовал себя в эти дни очень одиноким.

Он делал успехи в языке. Он уже мог следить за разговором Эвери и Джугау и убедился, что это были вовсе не уроки. Психолог, неопределенно улыбаясь, ответил на его вопросы с легкостью, которая заставила Джона Лоренцена заикаться и говорить бессвязно. Да, конечно, он уже хорошо овладел языком, и рорванец рассказывал ему всякие интересные подробности о своей расе. Нет, он не хотел бы терять время и учить Лоренцена тому, что знает сам: позже, Джон, позже, когда мы будем посвободнее.

Лоренцен был рад сбросить с себя эту тяжесть: прекрати, поверь Эвери на слово, перестать размышлять и бояться. В свое время будет дан ответ на все вопросы. Это его не касается.

Лоренцен стискивал зубы и заставлял себя продвигаться в своих исследованиях все дальше. Ему не приходило в голову, что он сильно изменился. Раньше он не был таким угрюмым и агрессивным. В том, что не касалось его исследований, он походил на других людей, склонен был позволять другим думать и решать за себя. Теперь он уже никогда таким не будет.