Читаем без скачивания ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ - ГАРРИ ТАБАЧНИК

В отличие от московской партийной конференции, на которой он сам присутствовал, и где только благодаря этому ему удалось добиться устранения своего бывшего соперника В. Гришина, на съезды двух крупнейших республиканских парторганизаций он явиться не решился. И Щербицкий, и Кунаев сохранили свои посты. На Украине и в Казахстане с чисткой у Горбачева не вышло. Хотя открыто, конечно, о том, что происходит чистка, никто не говорил. ’’Правда”, например, 13 февраля 86-го года писала: „Партия проводит сейчас большую работу по очищению своих рядов. Идет не чистка, а именно очищение. От массовых чисток мы отказались давно”.

Как бы то ни было, но Горбачев явно стремился избавиться от того партийного, по определению Ницше, стада „передовых баранов”, которое ему досталось в наследство от брежневских времен.

Бой разгорелся на февральском пленуме ЦК в 1986 году. О его результатах можно судить по тому, что внезапно прекратилось то, что „Правда” называла „очищением”, и по тому, что произошло на съезде. Поражение генсека было очевидным. Более того, ему пришлось выступить еще и с покаянной речью и в виде клятвы на верность партийной бюрократии буквально повторить слегка перефразированные и столь любимые Брежневым слова: ,Дадры — самое главное, самое драгоценное наше достояние”. Но партийные бюрократы этим не удовольствовались.

За несколько месяцев до того собравшиеся в Кремлевском Дворце съездов на традиционный доклад о 68-й годовщине Октябрьского переворота услышали: „Некоторая часть наших кадров утратила вкус к современному осуществлению диктуемых жизнью реформ и изменений”. Можно смело сказать, что таких слов здесь не произносили со дня открытия Дворца. И высказывал эти крамольные мысли не кто иной, как председатель КГБ В, Чебриков. Зная лучше, чем кто-либо еще, истинное состояние страны, он позволил себе сказать с трибуны то, о чем до того говорили лишь невнятным шепотом. Он был уверен, что продвинувшаяся столь далеко чекизация партии, при которой впервые в ее истории в Политбюро заседали три генерала КГБ, дает ему право открыто высказывать то, что он посчитает нужным. Но не тут-то было... Не прошло и четырех месяцев, и в своей речи на съезде Чебриков даже не обмолвился о реформах, будто никогда и не произносил этого слова. О них не заикнулся никто из выступавших на съезде членов Политбюро. А председатель Совета Министров СССР Н. Рыжков уверил делегатов, что по-прежнему будет „укрепляться и совершенствоваться централизованное плановое руководство экономикой”, что, как утверждает Рыжков, разрушит надежды буржуазных идеологов. Когда глава советского правительства выступал с таким заявлением, СССР был единственной „великой” индустриальной страной, где существовала карточная система, где значительное число граждан все еще жило за чертой уровня нищеты, на заработок меньше 60 рублей в месяц, где жилищная проблема оставалась неразрешимой, а медицинская помощь ниже всяких стандартов, где не публиковалась статистика промышленных аварий, данные о детской смертности, где руководители постоянно занимались самовосхвалением и в то же время говорили об одном провале за другим в деле обеспечения населения необходимыми товарами. И все это отнюдь не измышления буржуазных идеологов. О карточках писал в ’’Правде” в 86-м году первый секретарь Волгоградского обкома В. Калашников, об авариях на производстве председатель ВЦСПС С. Шалаев (там же, в том же году), об уровне нищеты высказался в той же газете и в том же году сам Рыжков. И ведь это все и есть результаты того самого централизованного планового руководства экономикой, приверженцем которого объявил себя Рыжков.

Выступления на съезде и перед ним — отражение продолжающейся уже много лет борьбы между двумя группами экономистов. Одна в соответствии с марксистской догмой настаивает на том, что предпочтение должно быть отдано развитию средств производства, пресловутой группе ,Л?Другая говорит: хватит развивать группу средств производства. Пора подумать и об удовлетворении нужд их создающих. Надо вкладывать деньги в развитие легкой промышленности.Косыгин под влиянием теорий Либермана понял необходимость этого. Однако косыгинский план преимущественного развития промышленности средств потребления,предпочтения ее затратам на военные цели, сокращения влияния партии в промышленности, расширения роли руководителей предприятий оказался в начале 70-х годов жертвой брежневского стремления к развитию империи. Вскоре после прихода к власти Горбачева четко обозначились две экономические школы. Одна, возглавляемая академиком Абелем Аган-бегяном, считала, что решение проблем лежит в лучшем планировании, координации и руководстве. Вторая школа, не имея четко выраженного лидера, указывала, что причина экономических проблем в отношениях между рабочими и администрацией, в отсутствии удовлетворения плодами своего труда, в неправильной политике цен и зарплаты. Иными словами, она указывала на социальные причины экономической болезни. В то время как школа Аганбегяна предлагала решение через лучшую организацию и усиление власти руководителей, что по сути дела не вело ни к каким существенным переменам, а вливалось в привычное для системы волевое русло, ее оппоненты выступали за некоторую либерализацию и контролируемое развитие частного сектора в некоторых сферах народного хозяйства. Первые, хотя и не открыто, отбрасывали марксистскую теорию, заменяя ее теперь компьютером, видя в нем теперь орудие создания лучшего оптимального.,все предусматривающего плана. Вторые, опять же не говоря это открыто, доказывали, что нельзя отбросить опыт человечества, что эксперименты с планами обошлись дорого и пора попытаться восстановить рыночную экономику, пусть в ограниченной форме, хотя критики напоминали, что нельзя быть’немножко беременной,”и ограниченное восстановление рыночной экономики ни к чему не приведет. Несмотря на то, что стало известно, что Аганбегян назначен советником Горбачева, это еще ни о чем не говорило. С одной стороны, Горбачев, повторяя своих предшественников, по-прежнему настаивал на том, что главное внимание должно быть уделено индустрии и сельскому хозяйству, а с другой — были приняты меры по развитию местной промышленности, предусматривающие использование частного труда. Однако надежды на то, что небольшие частные предприятия будут узаконены, не оправдались. То есть хотя кризис и был признан, выходить из него предполагалось старыми методами. Все еще хотели обойтись без частника. Все еще видели в нем угрозу всеохватывающему партийному руководству.

Несмотря на то, что частник был способен скорее обеспечить страну дефицитными товарами, политические соображения и на сей раз брали верх.

У наблюдателей создавалось впечатление, что новое руководство все еще не знает, какой путь выбрать, а скорее всего пытается найти некий срединный путь.

Слова „реформа” в резолюции съезда не сыщешь. Партийная бюрократия и на сей раз оказалась сильнее тех, кто попытался подвигнуть ее хоть на какие-то изменения. И во второй год правления Горбачева „Литературная газета” 27 августа 86-го года проводит дискуссию. Что же обсуждают советские граждане в конце XX столетия? Вот подлинный заголовок одной из заметок: „Возможен ли город без очередей?”

В Риме я купил автомобиль „Форд Кортина”. Сделка была совершена, как вдруг я спохватился. В багажнике не оказалось ручки для завода мотора. Мой продавец-англичанин долго не мог понять, о чем это я. Наконец до него дошло. Тогда он подвел меня к мотору и сказал: „Видишь, здесь даже дырки для ручки нет”. Это был старый автомобиль 66-го года. И я вспомнил свои московские „Жигули” 71-го года, на которых в поездку без заводной ручки не каждый решится. Вот эти примеры — старый американский автомобиль, но более совершенный, чем советский новый, и обсуждение с серьезным видом возможности жизни без очередей, будто речь идет о возможности жизни на Марсе — на простом житейском уровне показывают степень советской отсталости. А пока, как и в догорбачевские времена, советские граждане продолжают стоять в очередях за всем: от лука до туалетной бумаги. „Литгазету” это наводит ни иронически-философские размышления такого плана: „А как полезно постоять в очереди. Особенно людям смышленым. Есть о чем подумать. И о причинах возникновения очередей, в том числе . Почему, задаются они вопросом, при продаже промышленных и продовольственных товаров, нужных каждый день, образуется шеренга в десять-двадцать человек?” Газета преуменьшает. В „шеренгах” этих, вытягивающихся порой на несколько кварталов, маршируют к магазинным прилавкам десятки, а то и сотни людей. Конечно, стоя в очередях, о многом передумаешь. Но „Литгазета”, проводя дискуссию, забывает напомнить своим читателям, что они пытаются вновь открыть Америку, что без очередей давным-давно живут во многих странах мира.