Читаем без скачивания Куда приводят коты - Олег Фомин

Лесная подстилка подо мной шуршала, пока я сворачивался в клубок. Из меня, как песок из песочных часов, посыпалось мурлыканье. Я поразился тому, что запомнил слово в слово. Подозреваю, без магии со стороны Черри не обошлось. Все-таки дело было в ее даймене.

На этот раз – никаких снов. Оно и к лучшему, отоспался вволю. Не знаю, сколько точно, но просыпаюсь не из-за кого-то или чего-то извне, а просто потому, что организму надоело валяться в отключке…

И уже не в лесу.

Меня поймали суета и гомон рыночной площади. Уши закружились в изобилии голосов.

– …двадцать дирхамов!..

– …сфотографируй меня на фоне этих ковров…

– …такой пахлавы в жизни пробовали!..

– …Аллах Всевышний, красавица!..

– …руины дворца в той стороне…

По древним булыжникам, на которых я возник, шуршат сандалии местных жителей, кроссовки туристов. Хиджабы и тюрбаны плавают в теплых цветастых сумерках фонарей, что висят на ларьках гроздьями и вереницами. Нос накрыло, словно песчаной бурей, ароматами пряностей, фруктов, выпечки…

Снова тот город, где я гулял… с ней. Как и тогда, в ночи.

Я поднял кошачью голову.

Лепешка луны улеглась на синий противень неба, обсыпанный звездной мукой. Чуть ниже торчит высокий темный силуэт мечети с башенкой наверху, похож на флакон духов, какие здесь продают в сказочном ассортименте. Вокруг меня мелькают великанские фигуры тех, кого лишила сна жажда впечатлений и прибыли.

И я побрел.

Не знаю, куда и зачем. Просто бреду. Глазею по сторонам, как делал это в тот раз у нее на руках. Иногда кто-нибудь наклоняется погладить, и я не возражаю. Мимо проезжают запряженные лошадьми или осликами телеги, мотоциклы с кузовами, я забираюсь на них, чтобы видеть дальше. Потом спрыгиваю и опять слоняюсь в дебрях ног. Играют дудочники и барабанщики, тарахтят мопеды, бренчат колокольчики ездовых животных, здешние дельцы расхваливают товар, вьются около приезжих, настойчиво что-то предлагая… Апельсины, гранаты, бочки со специями, – из всего этого громоздятся настоящие баррикады. Ходят туда-сюда разносчики воды. Иностранцы делают фото с обезьянками и змеями. Сухощавый, но мускулистый абориген жонглирует огненными палками…

С площади я угодил в паутину тесных улочек, забитых торговыми рядами ничуть не меньше.

Расписные фарфоровые тарелки, медные кувшины, сумки из кожи, бусы, свечи… За каждым прилавком товара столько, что кажется, из него собраны стены и потолки, от этих цветастых пазлов глаза разбегаются. Каждый уличный магазинчик подсвечен изнутри теплым светом, и я иду словно меж огромных пчелиных сот, из которых сочится сияющий мед. А улей рынка гудит, разбавленный мелодией какого-то старинного струнного инструмента и завываниями певца.

В этом лабиринте нельзя не потеряться. Даже нужно. Отдаться потоку проходящих сквозь сознание красок, звуков и запахов, не думая о том, куда он занесет… Как не думали мы с ней. И каждая женщина в хиджабе, что плывет, озираясь по сторонам, или разглядывает что-то у прилавка, напоминает ту, чей наряд был зеленым, как изумруды ее глаз. Помню эти глаза, помню веснушки, помню улыбку, что сияла мне сквозь шелк маски, помню перезвон висевших на ней янтарных камушков, помню жилки на «листочках» ноготков, что чесали мой мех…

Помню.

Как помню и то, что улыбался сам, хоть и был котом. И сейчас улыбаюсь. Впервые за долгое время. Интересно, как выглядит моя кошачья улыбка? Вот найду палатку, где торгуют зеркалами…

Но я не успел.

Под тенью проезжавшей мимо повозки меня подхватила мягкая лапа перемира, и пестрое буйство вокруг исчезло. Ему на смену пришли плавный шум ветра и шорох песка. Я узнал его летучие потоки, а также мерцающие оранжевые кристаллы в древних плитах.

Бальзамира.

Огромный зал с шеренгами боковых колонн. На другом его конце в песчаной мгле можно разглядеть ступенчатое полукольцо каменной воронки вокруг плоской ниши – трибуны и сцену. Колонна слева от меня сломана, верхняя половина лежит поперек подножия нижней.

Конечно, я был здесь. И не один.

Она упала с этой колонны, а я поймал. Вон, даже виден наверху скол от шального куска камня, что решил тогда сбежать из-под ее каблука. А я, рванувшись ловить колыхавшее платьем тело, впервые сумел перекинуться из кота в уже одетого человека…

Ох, египетское все!

Да я и сейчас – человек! Причем, кажется, в тех самых вещах. Сам не заметил, как обратился, пока голова, задравшись к колонне, дрейфовала в воспоминаниях. Руки приподнялись, взгляд скользит по темно-коричневой рубашке с запонками в виде кошачьих лап, черным брюкам, ремню, ботинкам…

Я усмехнулся.

Вслух, громко. По-настоящему. Надо же! А я и забыл, что умею быть веселым.

В груди сладко защемило. Мы ведь здесь чуть не поцеловались. Так близко было ее лицо! Листья папоротника, нарисованные хной на шее и груди, шевелились от ее дыхания, дурманившего куда сильнее, чем блажень…

Ноги ведут к трибунам. Ступаю осторожно, подошвы будто пытаются угадать наши следы, исчезнувшие так давно, что их песок, наверное, уже рассеялся по пустыне, в которой затерян этот волшебный город.

Черный лакированный носок, наконец, коснулся скругленной плиты, и я забрался на сцену, сел по-турецки на то место, где мы с ней отдыхали на золотых подушках. В воздушных лентах песка мерещатся контуры всей нашей компании. Фараон, Книжка, Пасьянс, Лампа, дремлющая на трибунах Черри, а еще забавный кот-рэпер по кличке Раунд. Мы словно опять болтаем, шутим, поем, говорим тосты, изрекаем что-нибудь умное вперемешку со всякой ерундой… Странно. Все вроде бы живы, но думаю о них так, словно они…

Неужели все это было со мной?

Бережно погладив взглядом пустые трибуны, я зачерпнул с пола горсть песка. Наблюдаю, как тоненькая струйка вытекает сквозь пальцы, а ветер тут же подхватывает и уносит зернышки куда-то вдаль, теряет в бесконечности общего потока, который монотонно и необратимо мчится в одном направлении…

Я закрыл глаза – и словно сам сделался одной из песчинок.

Когда веки поднялись, вокруг стало совсем иначе. Одежда сменилась кошачьей шкуркой, а песчаный ветер руин – городским пейзажем с высоты птичьего полета.

В прошлый раз тут было солнечно. А теперь небо затянуто серым одеялом, моросит дождь. И прохожие тускло отсвечивают зонтиками. Но в остальном – как прежде. Те же черепичные крыши крыши домиков, те же старые мостовые… И тот же величественный краснокирпичный собор, в самой высокой башне которого я и оказался. Вновь. Сижу на широких перилах, обняв себя хвостом, смотрю вниз. Шерсть от погоды встала дыбом, перед носом мелькают шустрые водяные мошки…

Я повернул голову к