Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Палаты за это время подготовили свои адреса. Наполеон должен был принять обе палаты до отъезда и решил обратиться к ним с советами, что дозволялось обстоятельствами и вовсе не воспрещается монарху (особенно когда он прав) при самой строгой конституционной монархии. Наполеон принял палаты 11 июня. Выслушав адрес пэров, он дал им следующий ответ: «Борьба, в которую мы втянуты, серьезна. Ныне нам не грозит опасность увлечься процветанием. Нам грозит опасность вновь пройти под Кавдинским ярмом!
Справедливость нашего дела, воодушевление нации и доблесть армии дают все основания надеяться на успех;
но если случится поражение, я хотел бы, что вы пробудили всю энергию нашего великого народа; так я нашел бы в палате пэров доказательства любви к родине и ко мне.
Именно в трудные времена выказывают всю энергию характера и великие нации, и великие люди, становясь предметом восхищения для потомства…»
Заслушав адрес палаты представителей, Наполеон сказал: «Я с удовлетворением обнаружил в выражении ваших чувств собственные чувства. В этих тяжелых обстоятельствах мои мысли поглощены неминуемой войной, от победы в которой зависит независимость и честь Франции.
Ночью я отбываю, чтобы возглавить армию: движения неприятельских корпусов делают необходимым мое присутствие. Я буду рад, если в мое отсутствие комиссии, назначенные палатами, поразмыслят над совокупностью наших институций.
Конституция есть пункт применения наших сил, ей надлежит стать и нашей путеводной звездой в эти грозные минуты. Всякая общественная дискуссия, которая будет прямо или косвенно вести к уменьшению доверия к ее положениям, станет несчастьем для государства. Мы окажемся среди рифов без руля и компаса. Кризис, в который мы вовлечены, серьезен, а потому не станем подражать поздней империи, которая отдала себя на осмеяние потомству, занимаясь отвлеченными дискуссиями в ту минуту, когда варвары проламывали тараном городские ворота…»
Эти прекрасные и суровые слова задели тех, кому предстояло вскоре их заслужить, но произвели глубокое впечатление на большинство собравшихся, настолько были верны и поразительны. И действительно, опасаться следовало вовсе не победы! Опасаться следовало дискуссий о несчастьях греков под ударами Магомета!
Расставшись с членами палат, Наполеон завершил приготовления, попрощался с министрами, дал маршалу Даву последние инструкции по обороне столицы, сердечно простился с Карно, растрогавшим его своей искренностью, холодно, но без признаков недовольства, простился с Фуше и провел последние минуты с семьей и близкими друзьями. Чувствуя, что час боев близок, Наполеон был оживлен, ибо обретал под ногами почву, по которой всегда шагал уверенно. Он нежно сжал в объятиях приемную дочь и сказал госпоже Бертран, подав ей руку перед тем, как сесть в карету: «Будем надеяться, что нам не придется вскоре сожалеть об острове Эльба». Увы, приближалась минута, когда ему придется сожалеть обо всем, даже о самых тяжелых днях! Наполеон отбыл в понедельник 12 июня, в половине четвертого утра.
Такова была получившая название Ста дней смутная и роковая эпоха, которая началась необычайным триумфом и внезапно обернулась трудностями, горечью и мрачными предчувствиями. Перемене легко найти объяснение. От Портоферрайо до Парижа, с 25 февраля до 20 марта, Наполеон пожинал плоды ошибок Бурбонов, и всё тогда для него становилось ослепительным успехом. Казалось, сама фортуна вернулась к своему любимцу и спешит помочь, посылая ему то ветер, в котором нуждалась его флотилия, то людей, для которых его влияние было неодолимо. Но, едва вступив в Париж, Наполеон начал пожинать плоды своих собственных ошибок, которые совершались им в эпоху первого правления, и тогда весь его гений и всё его раскаяние оказались бессильны! Он без колебаний принял Парижский договор, от которого столь упорно отказывался в 1814 году, предпочтя ему потерю трона, и со смирением, которое, впрочем, очень шло его славе, просил Европу о мире. «Нет, – отвечала Европа, – вы предлагаете мир, но не хотите его искренне». И она отвергла просящего и даже закрыла границу для его курьеров.
Тогда Наполеон обратился к Франции и искренне предложил ей свободу, ибо, хотя его характер ненавидел путы, его гений понимал, что править без участия нации уже невозможно и ему остается только одна партия – партия свободы. Франция не сказала «нет», как Европа, но казалась сомневающейся, и, чтобы ее убедить, Наполеону пришлось немедленно созвать палаты, исполненные мятущихся настроений, ожесточенные, неумолимые, которые в качестве всякой опоры против Европы могли дать ему только собственные разногласия. Отвергнутый Европой, с сомнениями принятый Францией в ту минуту, когда он более всего нуждался в ее поддержке, Наполеон через двадцать дней радости впал в сумрачную печаль, которую стряхивал лишь временами, трудясь над воссозданием из обломков героической и несчастной армии Ватерлоо.
Так, восторжествовав из-за ошибок Бурбонов и проиграв из-за собственных ошибок, он дал миру последнюю нравственную и глубоко трагическую картину напрасно, хоть и искренне раскаявшегося гения.
LX
Ватерлоо
Несмотря на всю энергию Наполеона, результаты его деятельности за два с половиной месяца, протекшие с 25 марта до 12 июня, не отвечали ни его усилиям, ни ожиданиям, ни нуждам. Сначала он рассчитывал перебросить через северную границу на англичан и пруссаков 150 тысяч человек, потом, после событий в Вандее, 130 тысяч, а в итоге, чтобы испытать фортуну в последний раз, ему удалось собрать только 124 тысячи солдат. Линейная армия, единственная по-настоящему действующая, достигла численности 288 тысяч человек, а за вычетом непригодных к строевой службе – жандармов, ветеранов и прочих – только 256 тысяч. Расставлена она была следующим образом: 66 тысяч человек формировали сборные полковые пункты, 20 тысяч составляли основу корпуса Раппа, 12 тысяч – основу корпуса Сюше, 4 тысячи – основу корпуса Лекурба. Четыре тысячи человек располагалась в резерве в Авиньоне, 7–8 тысяч – в Антибе под началом маршала Брюна, 4 тысячи – в Бордо под началом Клозеля; примерно 17–18 тысяч занимали Вандею. Остальным 124 тысячам солдат назначалось действовать на северной границе под непосредственным командованием Наполеона.
Добавим, что с каждым днем эти силы должны были увеличиваться. Ожидалось прибытие 12 тысяч бывших военных, 46 тысяч конскриптов 1815 года и 30–40 тысяч мобильных национальных гвардейцев, то есть около 100
