Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это были для палат важные и срочные занятия, и Наполеон постарался начертать план в ясной и точной речи, которая получила единодушное одобрение его министров.
Седьмого июня он явился во дворец Законодательного корпуса с меньшей пышностью, чем на Марсово поле, и был встречен горячими рукоплесканиями палаты представителей, намерения которой были превосходны, несмотря на небольшой опыт, и что примечательно, был встречен ею лучше, чем палатой пэров. При крайне либеральных настроениях публики палата пэров, назначенная властью и если не смущенная, то по крайней мере несколько стесненная своим происхождением, сочла более достойным с некоторой сдержанностью рукоплескать тому, кому была обязана своим существованием, предоставив пылкость чувств выборной палате, обязанной своим происхождением стране.
Император воссел на трон, его братья уселись по правую и левую руку от него, и Камбасерес зачитал формулу присяги: Клянусь в повиновении Конституциям Империи и в верности Императору. Затем Камбасерес стал вызывать пэров и представителей, которые присягали по очереди. По окончании церемонии Наполеон размеренным тоном произнес следующую речь, образец простоты, краткости и величия.
«Уважаемые пэры и господа из палаты представителей! Тремя месяцами ранее обстоятельства и доверие народа облекли меня неограниченной властью. Ныне свершается самое горячее желание моего сердца: я зачинаю конституционную монархию.
Люди бессильны обеспечить будущее; только институции определяют судьбы народов. Монархия необходима Франции, чтобы гарантировать свободу, независимость и права народа.
Наши законы разрозненны: одним из ваших важнейших занятий будет сведение их в единые рамки и согласование в едином духе. Этот труд рекомендует нынешнюю эпоху будущим поколениям.
Я желаю, чтобы Франция насладилась всей возможной свободой; я говорю “возможной”, потому что анархия всегда возвращает к абсолютному правлению.
Грозная коалиция королей притязает на нашу независимость; ее армии подходят к нашим границам. В Средиземном море после кровопролитной битвы с английским 74-пушечным кораблем был атакован и захвачен фрегат “Мельпомена”. Кровь пролилась в мирное время. Наши враги рассчитывают на наши внутренние разделения. Они возбуждают и разжигают гражданскую войну. Имеет место соединение сил: установлено сообщение с Гентом, как в 1792 году с Кобленцем. Необходимы законодательные меры, и тут я безоговорочно полагаюсь на ваш патриотизм, ум и преданность мне.
Свобода прессы неотъемлема от нынешней Конституции, в ней нельзя ничего переменить, не повредив всю нашу политическую систему; но нужны и репрессивные законы, особенно в нынешнем положении нации. Я рекомендую этот важный предмет к вашему размышлению.
Мои министры дадут вам знать о положении дел.
Финансы были бы в удовлетворительном состоянии, если бы не вынужденный рост расходов в нынешних обстоятельствах. Однако мы сможем со всем справиться, если налоги, включенные в бюджет, будут собраны в течение года. Мой министр финансов сосредоточит ваше внимание на средствах достижения такого результата.
Первый долг государя, возможно, призовет меня вскоре возглавить сынов нации, дабы сразиться за родину. Армия и я, мы исполним наш долг.
Пэры и представители, дайте нации пример доверия, энергии и патриотизма; и подобно Сенату великого народа античности, решитесь скорее умереть, нежели пережить бесчестье и уничижение Франции. Святое дело родины восторжествует!»
Речь Наполеона, с высочайшим тактом и достоинством затронувшая все предметы, была встречена заслуженными рукоплесканиями.
Вступая на путь, на котором нас на два века опередили англичане, естественно было подражать их обычаям, вследствие чего обе палаты решили представить адреса в ответ на речь монарха и поручили их составление бюро, пополнив его несколькими членами, дабы успеть в течение недели.
Отъезд Наполеона был назначен на следующий понедельник. Он действительно решил нанести удар по части коалиции, расположенной в пределах досягаемости, удар, который он готовил со времени возвращения в Париж. Еще не пришло время рассказывать о комбинациях, которые он задумал; достаточно сказать, что среди хлопот всякого рода он не переставал, денно и нощно трудясь, готовиться к вступлению в кампанию 15 июня. На следующий день после церемонии Майского поля Наполеон отправил гвардию и 6-й корпус в Лаон; приказал генералам д’Эрлону и Рейлю начать движение по сосредоточению армии за Мобёжем, уже начатое Жераром несколькими днями ранее. Всем им он предписал тщательное соблюдение мер предосторожности, призванных обмануть неприятеля, и эти меры, как мы вскоре увидим, его действительно обманули. Наполеон рассчитывал, что гвардия и 6-й корпус достигнут Мобёжа 14 июня, и он сможет утром 15-го появиться под стенами Шарлеруа во главе 130 тысяч человек. Он мог бы располагать 150 тысячами, если бы не восстание в Вандее, но и с такой силой он надеялся если не закончить войну одним ударом, то по крайней мере придать ей с самого начала характер, который заставит европейские державы задуматься, а во Франции вернет согласие разобщенным и поколебленным умам.
Если его тревоги не мешали его трудам, то его труды, увы, не мешали его тревогам. Продолжая притворяться веселым на многочисленных приемах в Елисейском дворце, где он ежедневно давал обеды, Наполеон печально замыкался в себе, как только оказывался в узком кругу близких, то есть с королевой Гортензией и Лавалеттом. Старания палат избежать всякой видимости раболепства, которые вели их к отчуждению, когда нужно было, напротив, сплотиться вокруг Наполеона, расстраивало его сильнее, чем он хотел признавать. Он расстраивался при виде того, как распадается единство властей, сумятица овладевает умами и каждый нетерпеливо устремляется на арену теоретических дискуссий, которые он хотел завершить, подписывая Дополнительный акт. Всё это были прискорбные, но неизбежные явления, возникшие вследствие созыва палат и первого опыта свободы под дулами неприятельских пушек. Среди этого разгула духа противоречия Наполеон чувствовал, как с каждым часом слабеет суеверное восхищение, предметом которого он был в течение пятнадцати лет и которое на миг возродилось в результате необычайного его возвращения с острова Эльба. Он видел себя окруженным сомнениями и критикой всякого рода, направленной на малейшие его действия. Его наиболее искренние друзья, которые никогда прежде не осмеливались
