Читаем без скачивания Рождённый ползать… История преступления длиною в жизнь - Алена Бессонова

клыком пропорол. Тогда месяц в госпитале провалялся, а когда вышел, назад не взяли – списали подчистую. Хромоногие оказались не нужны. Пришлось обратно в родные места вернутся. Но к летунам тянет всю жизнь. Посему, как услышал, что к нам Герой Войны, бывший планерист прибыл, так сразу туда и кинулся. Весёлые они ребята. Байки авиационные занятно травят, что наши рыбаки… Вы же слышали присказку: «там, где начинается авиация, там начинается анархия». Лётчик должен уметь считать до десяти, а после десяти идут валет, дама, король и туз! Правда, я больше уважаю шахматы. И ещё подумал, может, где в былые времена мы с ним сталкивались. Планерных школ в то время немного было. Сартовская и ещё Стрыгиновская Горьковской области. Я как раз в последней оказался, а он в первой. Познакомились, разговорились, оказалось не могли нигде пересечься, разными дорогами ходили …Мы с ним пару партиек только и успели в шахматишки сыграть и надо же, как страшно погиб человек. Вам наверняка рассказали?

Исайчев, помня легенду своего пребывания в Холмогорах, отрицательно покачал головой, довольно убедительно изобразил на лице гримасу удивления:

– Да вы что? В санатории кто-то погиб? Когда?

Егор Ильич недоверчиво посмотрел на Исайчева:

– Хотите сказать, что ни одна душа вам об этом не рассказала?

Исайчев пожал плечами:

– Нас восприняли, как проверяющих, вероятно, поэтому директор постарался, чтобы никто с откровениями не лез, да мы и не настаивали. Не за этим приехали. Просто расслабились в ожидании работы. В биллиард, шахматишки…

– Так, это хорошо! – качнул головой Егор Ильич, – зачем людей ужасами грузить? Было бы чем похвастаться…

– И всё же интересно, что там произошло?

– Старого летуна дикая росомаха загрызла… До смерти…

– Откуда же она там взялась! – охнул Исайчев, изображая крайнюю степень удивления.

– Эко невидаль! – взмахнул рукой Русаков-старший, – наш край лесной, в нём много всяческой живности водиться…

– Значит, пообщаться с ним вы всё же успели? Как он вам показался?

– Романовский-то? Геро-о-ой! – растягивая слово с заметным восхищением, произнёс старик.

– Кто? – переспросил Исайчев, – У Героя фамилия Романовский?

– Знакомая фамилия? – встрепенулся Егор Ильич. – Вы сами —то откуда?

«Когда начинаешь для пользы дела вешать лапшу на уши, – вспомнил Исайчев слова жены, – говори коротко, улыбайся и не отводи глаза, но и не смотрите прямо в зрачки человеку, которому врёшь. Смотрите на его лицо в целом».

– Со Смоленщины, – следуя советам Ольги, пояснил Михаил, – у нас фамилия Романовский давно и хорошо известна. Знаменитое в наших местах село Романово, принадлежало в былые времена отпрыскам старинного дворянского рода князей Романовских. Не княжеских ли кровей ваш Герой?

«Спасибо тебе, Олюшка, – подумал Исайчев, вспомнив, как накануне Ольга рассказывала историю французской монеты наполеоновских времён из её коллекции. Монета та принадлежала знаменитой фамилии графов Богарне, герцогов Лейхтенбергских, вошедшей в Российский Императорский дом как князья Романовские».

– Простоват он для аристократического рода… Хотя кто его знает… Меня в Управлении бароном звали. А какой я барон? Правда, не всех к себе близко подпускал, так это не от барства и заносчивости, а от неуверенности в себе…

– Я видел в Управлении на стенде ветеранов ваши фотографии в молодости. Правда, мельком. Рассмотреть не удалось. Мы с Александром Егоровичем торопились.

– Это те, что у планера? Да-а-а! Я там бравый вояка на фоне аэродрома и десантного планера А-7. Гордился очень… Тогда такие фотографии были в большой моде. Молодые курсанты авиационных училищ нацепляли на себя всю лётную амуницию и красовались на фоне боевых машин. Считалось эталоном особой лихости… – вздохнул Егор Ильич, – Я тоже приобщился, жаль ненадолго… Ладно, пойду, ужин готовить… Сынок с вашим сослуживцем, вероятно, скоро приедут, а у моего дитяти, как всегда, шаром покати…

– Егор Ильич, погодите ещё немного, расскажите о росомахе. Вы же встречали на своём охотничьем пути такого зверя. К стыду, я слово слышал, а представления не имею. Что за диво? После случая с Романовским страшновато одному из дома выходить, может, она где-то здесь бродит. Её, я понимаю, не изловили?

– О росомахе? – почесал пальцем лысую макушку Русаков-старший, – один раз встречал. Больше не хочу… Охотники севера называют росомаху хитрый дьявол, возможно, потому, что она очень хитра и не признаёт никаких авторитетов – ни людей, ни зверей.

– А приручить её можно? – вставил вопросик Исайчев.

Егор Ильич усмехнулся:

– Вы что слышали байки о приручённом и натасканном на человека звере? Думаю, врут старушки на завалинках… Хотя… знаете… Индейцы севера Америки называют её коварный trickster19, вероятно, из-за её быстрых и потаённых путей. Они рассматривают росомаху как посланника между реальным миром и миром духов. Резкая и вёрткая росомаха двигается между преисподней и реальным миром с большой лёгкостью.

Исайчев недоверчиво посмотрел на старика:

– Да, ну-у-у? Вы что верите в это?

– А вы, Михаил Юрьевич, во что верите? – в глазах Егора Ильича мелькнули озорные искорки. – В Бога верите?

Исайчев на секунду задумался, а когда открыл рот, чтобы ответить, его собеседник резко взмахнул рукой:

– Не надо отвечать! Вы задумались… Истинно верующий человек ответил бы сразу.

– Знаете, я очень люблю писателя Габриеля Маркеса и его высказывание о Боге: «Я не верю в Бога, но я его боюсь».

– Не верю вам, молодой человек! – тихо, почти шёпотом откликнулся Егор Ильич, – когда родные ваши в безопасности ничего вы не боитесь. Тем и опасны…

– Кому? – удивился Исайчев.

– Росомахе! – засмеялся старик. – Да, совсем забыл: передайте Сашке, если вдруг уеду раньше, чем он приедет, вот в этой коробочке деньги лежат. Ставрида за лечение в санатории передал.

– Как же, – всполошился Исайчев, – Александр Егорович при нас за него заплатил.

– Не любит Пантелей Львович должным быть – старая закалка…

– А куда вы, на ночь глядя собираетесь? – беспокойно спросил Михаил, – Пашай уехал, на улице вьюжит…

– Сейчас провизию из сумок выгружу, медвежатины вам настрогаю и пойду к Ставриде. У него жена в Архангельск к дочери поехала, в шахматишки сыграем, посплетничаем, по рюмочке жахнем. У него и заночую…

1945 год. Май – месяц победы

Поезд, в котором Мессиожник и Костюхин уезжали неведомо куда шёл уже третью неделю. Пейзажи сменяли один другой и, казалось, что также быстро меняются времена года. Сейчас за окнами мелькало небо с редкими перьями облаков, над которыми висело солнце, похожее на лимон, отороченный по краям белыми иглами. Они уезжали из тёплого, благоухающего почками сиреневого мая, а сейчас пребывают в мае снежном, знобком, ещё скованном льдом. В этом мае спутались день и ночь – серые сумерки зависли над взгорьями со скальными выходами, над лощинами, усыпанными березняком и елями. В общей суматохе радости Победой затеряться было просто. И они гонимые страхом суда и смерти сели в поезд, идущий на Восток. Там в общем вагоне, отводя глаза от встречных уважительных взглядов, они вдруг поняли, что эмоции людей вызывают сначала их военное обмундирование, которое по привычке и в спешке надели, а уж потом они сами – молодые, не измученные войной и все же успевшие повоевать. Особенно восторженно смотрели одиннадцати-двенадцатилетние мальчишки, возвращающиеся из эвакуации в родные места. Именно к ним обращались беглецы с вопросами, как проехать в северные лесные зоны, объясняя интерес возможностью найти работу на лесоповале, нефтедобыче и охоте. Мальчишки, прожившие на севере последние годы, не приставали с расспросами, а запросто рассказывали всё, что знали. Так, пересаживаясь на поезда, идущие в восточном направлении, Костюхин и Мессиожник добрались до станции Левашка Холмогорского района. Выйдя из поезда, они присели на перроне рядом с безногим нищим, вынули из вещевых мешков по банке запасённых на дорогу консервов, положили в коробку рядом с мужиком.

– Хотите знать места, где у нас золотишко моют, робята?! – равнодушно спросил нищий, – переправляйтесь на другой берег Двины. Там много заповедных троп. В деревне кто– нибудь да подойдёт, кому бригада нужна. Одним «рыжьё» добывать несподручно… Сгинете… или убьют хунхузы.

– Это кто ж такие? – поинтересовался Костюхин.

– Краснобородые китайские бродяги-скитальцы, а попросту бандиты, промышляющие разбоем и убийствами. Особенно их интересуют дикие старатели с мешочками золотого песка.

– А если мы не по этому делу, отец? – спросил Мессиожник

– А по какому? – с интересом спросил безногий, вглядываясь в лицо Ефима. – Бегёте от кого?

– Уж прибежали, – стараясь говорить спокойно, ответил Костюхин. – Нам бы работу найти поденежнее да поспокойнее. Нам криминалу не нужно…