Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я говорю это со знанием дела, ибо однажды собирал клюкву на торфяных болотах. Там часто менялась погода — сначала стояли ясные дни, потом парило, а затем начались дожди. Несмотря на ручьи воды, текущие повсюду, торфяники курились тем самым дымом. Внутренний жар существовал под сырой землёй. А в пропитанном водой воздухе стоял не то дым, не то пар. А ещё через пару дней я, возвращаясь домой, увидел, что вода в реках и ручьях п поднялась, и всё набухло ею, изменилась сама топография места. И всё равно, земля по-прежнему дымилась белёсым паром. Вот что такое торфяники. Недаром их звали "адским огнём", от которого, выгорев внутри, земля расступалась, глотая зазевавшегося мужика, лошадь и телегу. Всё тонуло в солнечном дыму, что был дымом отечества.
Поэтому я вспомнил другую историю, что тоже проходила под ощутимый запах торфяных пожаров.
Однажды мне позвонила однокурсница, к которой я был как-то неравнодушен. Мы даже одной дымной летней ночью спали в одной постели — впрочем, совершенно платонически. Мы лежали тогда, не касаясь друг друга, отдёргивая руки и ноги от незримого тристанова лезвия.
И вот она позвонила и с третьей фразы попросила пять тысяч долларов под залог своей квартиры. Она объясняла, что работает в какой-то фирме с человеком, что вот-вот возьмёт её в жёны, и вот-вот он подпишет безумно выгодный контракт, который, по сути, уже подписан, все бумаги готовы, нужно только дать взятку, с губернатором-то улажено, и вот завалят они с суженым красной рыбой всю Московскую область… Я, как мог, объяснил, что слышал это не раз и не три, и что эта речь слишком напоминает тоскливый зачин в электричке, вроде как граждане извините, что мы к вам, и начал я было говорить про ипотечный кредит, его несовершенство и его нескладность, но вдруг осёкся — всё было бессмысленно. Я и сам это понимал, что рационального в этой просьбе нет. Через два дня она, тем не менее, перезвонила и сказала, что теперь нужно всего триста.
Кажется, потом я напился, закусывая твёрдым и жидким дымом, сочившимся из щели под окном и тут же поругался с несколькими людьми, с которыми вовсе не стоило ругаться.
Вот что делают с людьми торфяные дымы.
24 июля 2003
История про кошмарность вязов — новые сведения
Сейчас смотрю в тысячный раз "Семнадцать мгновений весны". И между делом слышу следующий известный зачин, под барабанный бой листают личное дело.
Личное дело Фридриха Крюгера группенфюрера СС… Ну и далее по тексту, характер нордический и проч., и проч….
24 июля 2003
История про иронию
Есть такая старая история — один молодой человек обманул поэта, притворившись не тем, чем он был на самом деле. Молодой человек боготворил этого поэта, и всё же сыграл перед ним роль пресыщенного денди.
Поэт написал статью о новом поколении, а молодой человек до конца жизни — он сгинул в конце тридцатых годов — помнил об этой встрече.
Молодого человека звали Сметанич, он придумал себе новое имя — Стенич. А поэт был — Александр Блок. История эта хорошо известна.
Дело в том, что сначала Стенич принялся читать Блоку свои стихи. "Слов не было, не было и звуков" — вспоминает Блок. Стихи были дурны. Почувствовав, что они не произвели впечатления, Стенич решил именно произвести впечатление. Текст был подменен акцией. Двадцатилетний собеседник Блока превратился в денди. Тогда, кстати, это слово писалось — "дэнди".
Мистификация удалась — Стенич был образованным и умным человеком. Обладая хорошим литературным слухом, он сумел воспроизвести ту унылую ноту, которую тянули русские денди образца 1918 года. Блок поверил, что перед ним — усталое, вымороченное племя. Потерянное поколение петербургской богемы. Для Блока неизвестный поэт был так же удивителен, как для нынешнего писателя-шестидесятника сутолока рейв-пати. Речь идёт о компьютерной литературе, и, разумеется, она выделяется не по способу писания, (мои слова пишутся тоже не стилосом), а по способу мышления. То, что называется постмодернизмом, можно было хотя бы оспорить, хотя бы — прочитать. Но на смену ему приходит нечто иное. Был такой хороший пример — "Птюч", давно куда-то сгинувший. Он обладал всеми признаками нового стиля — и удивительной пустотой, вызывающей даже некоторое недоумение. Оно было сравнимо с пустотой в желудке, которую спустя четверть часа ощущает человек съевший мешок поп-корна. Ничего дурного в поп-корне нет, при сильной моей нелюбви к его запаху, но обидно представлять себе будущее кулинарии, заключённое в поп-корне. Но эта пища всё распространяется, плодится да множится. А хрустальная нота той литературы, что имеет настоящий вкус, уходит туда, где она жила пять-семь веков назад — в монастырь.
Выстуженной зимой 1918 года, идя по петроградской улице, Блок пытался сохранить в себе внутренний порядок и столкнулся с человеком, этот порядок отрицающим — спокойно и безмятежно. На изломе fin de siècle легко впасть в соблазн исторических параллелей. В конце или в начале какого-нибудь века легко говорить о конце или начале чего-нибудь, хотя на деле ничего не кончается: "Мы знаем одно: что порода, идущая на смену другой нова; та, которую она сменяет, стар; мы наблюдаем в мире вечные перемены; мы принимаем участие в сменах пород; участие наше, большей частью бездеятельно; вырождаемся, стареем, умираем; изредка оно деятельно: мы занимаем какое-то место в мировой культуре и сами способствуем образованию новых пород". Это странный, но вечный процесс, хотя литература перестает быть центром общественного притяжения. Она не умирает, нет; но искусство слова перестает быть престижным. Слово замещается представлением, провокацией. Превращённая литература тяготеет к спектаклю.
Мистификаторов довольно много, они уже не притворяются пресыщенными. Пресыщенным быть просто. "Мы все — наркоманы, опиисты; женщины наши — нимфоманки. Нас — меньшинство, но мы пока распоряжаемся среди молодёжи…". Блоковская цитата почти не нуждается в комментариях. Сравнения напрашиваются сами собой.
Теперь на смену денди пришла иная мода — виртуальная реальность. Дело умное, требующее хорошей головы и хорошей техники — в прямом значении этого слова. От самой совершенной техники до куда-то канувшей вместе с "Птючом" приставки к
