Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер

Договорились, что на следующий день Веллингтон и Талейран будут ждать герцога Отрантского в Нейи, чтобы договориться о мерах, которые позволят избежать насилия при вступлении Людовика XVIII в Париж. Не теряя времени, агент Мацерони покинул Гонесс и отправился к Фуше, который отнюдь не намеревался отказываться от предложенной встречи, ибо достиг желаемого результата. Однако он решил уведомить о своих намерениях коллег, дабы предстать в их глазах человеком, пытающимся спасти обломки после кораблекрушения и выдвинуть условия Людовику XVIII. Возразить ему было нечего.

Неожиданное возвращение первых переговорщиков – Лафайета, Себастиани, Понтекулана, Аржансона, Лафоре и Констана – породило непредвиденные трудности. Как мы помним, из Лаона они отправились к государям, но так и не смогли добиться свидания с ними, увидевшись только с их послами, которые притворились, что вовсе не имеют намерений навязывать Франции какого-либо правителя. Выпровожденные после краткой беседы они вернулись в Париж, продолжая питать прежние иллюзии и верить, что возвращения Бурбонов можно избежать. Их заблуждение лишало Фуше его главного аргумента – необходимости покориться Бурбонам, аргумента, который извинял его соглашение с Веллингтоном. Фуше пришлось снова доказывать эту необходимость и объявить, что он полностью прояснит этот вопрос вечером в лагере союзников. Его отпустили, но Лафайет заявил, что всякое частное соглашение, какое будет им заключено не с целью защиты всеобщих интересов, будет сочтено актом измены.

Фуше вовсе не озаботился этим заявлением и вечером 5 июля прибыл в Нейи к Веллингтону. Помимо английского главнокомандующего он нашел там Талейрана, сэра Стюарта, Гольца и Поццо ди Борго. Веллингтон захотел прежде всего узнать, удалилась ли французская армия, все ли нынешние власти готовы уйти в отставку и возможно ли добиться выдачи Наполеона. Фуше отвечал, что армия постепенно отходит, но не без затруднений; что жители столицы в отчаянии; что Парижская национальная гвардия, на которую, похоже, рассчитывают, готова далеко не ко всему, чего от нее ожидают;

и что требуется величайшая осторожность, чтобы постепенно добиться всех желательных отставок и ввести короля в Париж. Он также сказал, что выдача Наполеона невозможна, ибо в эту минуту он, должно быть, отплывает в Соединенные Штаты.

Союзники остались весьма недовольны последним заявлением, в котором продолжали видеть плутни Фуше. Затем спросили, что он подразумевает под предосторожностями, которым, по всей видимости, придает такое значение. Тогда Фуше объяснился и, как человек более практический и здравомыслящий, нежели переговорщики, побывавшие у Веллингтона, перечислил основные условия: новую декларацию короля, гарантирующую безопасность всем без исключения лицам, скомпрометированным до, во время и после революции 20 марта, и признание трехцветного знамени. Без выполнения этих условий, сказал Фуше, он не считает возможным вступление короля в Париж без применения силы.

Обсуждение условий Фуше продолжалась до четырех часов утра и осталось безрезультатным, поскольку его главный собеседник Талейран с аристократической непринужденностью отклонял всё, чего с упорством расчетливого простолюдина требовал Фуше. Веллингтон настаивал на достижении согласия, но не убедил ни одну, ни другую сторону, а поскольку за спором не успели заняться личными интересами, Фуше ничего не сказали о том, что уготовано лично ему. Он удалился недовольный и в целом, и в частностях и оставил представителей Европы и короля столь же недовольными. Однако Веллингтон назначил ему новую встречу назавтра; отсутствие согласия не означало разрыва.

По возвращении в Париж Фуше по-своему отчитался о произошедшем в Нейи, заявив еще более категорично, что Бурбоны неизбежны, противостоять воле Европы невозможно, но можно добиваться обнадеживающих условий и в этом отношении он ничем не пренебрег. Ему поверили меньше, чем он того на сей раз заслуживал, и вообразили, что он думал только о себе.

Фуше, постепенно перестававший тревожиться о мнении коллег, отнесся к ним легкомысленно и занялся подготовкой вступления Людовика XVIII в Париж. Его первой заботой было ускорение отъезда Наполеона из Рошфора. Он заметил, что пока Наполеон остается во Франции, в лагере членов коалиции не верят в искренность его отречения и упорно требуют его выдачи. Фуше хотел уничтожить причину недоверия и к тому же не хотел отвечать за пленение Наполеона в том случае, если он попадет в руки неприятеля, ибо мечтал отнять у него трон, но не жизнь и свободу.

Как мы знаем, фрегаты уже были избавлены от необходимости дожидаться пропусков. Фуше пошел дальше, снова потребовав, чтобы генерал Беккер ускорил отъезд знаменитого беглеца, и отправил ему все необходимые разрешения, кроме разрешения сообщаться с английским крейсерством – из опасения, что Наполеон, из странного доверия к англичанам, им сдастся. Шестого июля Фуше добился постановления исполнительной комиссии, которое предписывало Беккеру заставить Наполеона взойти на борт, дать ему понять, что это необходимо для его личной безопасности, предоставить, если фрегаты окажутся под чрезмерным наблюдением, любые легкие суда, какие найдутся, и даже дать согласие, вопреки отправленным прежде приказам, на сообщение с английским крейсерством, но только по его письменной просьбе, дабы не нести ответственности за последствия.

Позаботившись о безопасности Наполеона, Фуше попытался подготовить аргументы для новых совещаний, которые предстояли ему в Нейи. Лучшим доводом была позиция Парижской национальной гвардии. С неудовольствием встретившая возвращение Наполеона гвардия, желавшая Бурбонов, но без их отживших идей, страстей и надменности эмигрантов, не снимала трехцветные кокарды и спускала белое знамя повсюду, где пытались его водрузить. Фуше добился со стороны командиров гвардии заявления, в котором они еще раз обозначили приверженность трехцветному знамени, проистекающую из его славы и политического значения. Под заявлением стояли сами почтенные имена столицы.

Фуше не ограничился этой демонстрацией. При содействии Жэ, Манюэля и других представителей, следовавших его советам, он добился со стороны первой палаты заявления еще более многозначительного. Конституция, которую взялись составлять представители, выходила длинной, многословной и не имела никаких шансов быть принятой Бурбонами. Но куда важнее были принципы, содержащиеся в этом банальном тексте. По наущению Фуше основные принципы конституции выделили в форме статей и сделали из них декларацию, которую надлежало принять монарху (не указанному), желающему вступить на трон. Таким неуказанным монархом мог стать, очевидно, Людовик XVIII, если он примет решение подписаться под перечисленными принципами. Упомянутые принципы были теми же самыми, которые Франция с 1789 года не переставала с почтенным постоянством провозглашать всякий раз, когда под предлогом наведения порядка у нее грозили отнять свободу.

В то время как Фуше предавался этим запоздалым и, к сожалению, бесполезным хлопотам, двор Людовика XVIII, перебравшийся из Гента в Камбре, а из Камбре в замок Арнувиль, был озабочен тем, что произойдет при вступлении короля в Париж. Король, принцы, придворные, министры, послы и иностранные генералы