Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
LXII
Святая Елена
Бурбоны и представители иностранных дворов были несказанно счастливы, входя в Париж, но в то же время их глубоко огорчало известие о бегстве Наполеона. Они не могли чувствовать себя в безопасности, пока он находился на свободе, и, дрожа от страха, никак не могли принять решение – не пожертвовать ли его жизнью ради всеобщей безопасности. Вину за побег возложили на Фуше: он сдал Париж, но об этом все забыли, недовольные тем, что в придачу он не сдал и Наполеона, и теперь его обвиняли в обмане. Всего несколько дней назад Бурбоны и союзники пели дифирамбы своему фавориту, а сейчас похвалы сменились осуждением. Только Веллингтон и Талейран встали на его защиту, утверждая, что он по крайней мере открыл ворота Парижа и если бегство Наполеона было одним из условий, то нет особых причин жаловаться. Несмотря на эти здравые размышления, больше всего Фуше возмущались в Тюильри, и когда его вызвали к королю вечером 8 июля, в день возвращения монарха в Париж, он не решился отстаивать доброе дело, которое совершил 6-го, повторив Наполеону свой приказ покинуть Рошфор. Фуше с величайшим смирением извинился и обещал Людовику XVIII сделать всё возможное для поимки ужасного беглеца на море или на суше, но не сдержал обещания и не издал новых приказов после разговора с королем, так что его прежние распоряжения оставались в силе. Когда человеку хватает мужества действовать честно, ему следует иметь гордость, чтобы открыто заявить об этом.
Наполеон выехал из Мальмезона в пять утра 29 июня. Стояла страшная жара, и он всю дорогу хранил угрюмое молчание. По прибытии в Рамбуйе Наполеон сказал, что хочет отдохнуть и останется здесь на ночь, но в действительности он оттягивал прощание с престолом, с которого ему предстояло спуститься прямо в ад. Он провел ночь и следующее утро в Рамбуйе, 1 июля миновал Тур, где несколько минут поговорил с префектом; потом направился к Пуатье и остановился на окраине города, чтобы переждать самый пик жары; проезжая Сен-Мексан, он пошел на определенный риск встречи с населением Вандеи и вечером наконец прибыл в Ньор. За всё это долгое путешествие Наполеон не сказал своим спутникам ни слова. Тут его встретили с восторгом: жители этой местности были «синими» в противоположность «белым», которыми были окружены со всех сторон. Некоторые императорские войска, отправленные для подавления мятежа, всё еще находились в Ньоре, так что Наполеон был здесь в полной безопасности.
Вскоре маленькую гостиницу, в которой он остановился, окружили солдаты и жители города. Они просили его выйти к ним и кричали «Да здравствует Император!». Хоть Наполеон и не хотел появляться на публике, он подошел к окну, и на мгновение восклицания толпы принесли облегчение его измученной душе. «Оставайся с нами!» – кричали со всех сторон, и жители обещали защищать его до последнего. Префект предложил ему остановиться в префектуре, и Наполеон ответил согласием на это явно бескорыстное приглашение. Второе июля он провел в Ньоре, но утром 3-го генерал Беккер почтительно напомнил об опасности промедления, поскольку порт Рошфор могли заблокировать, закрыв проход в Соединенные Штаты. Скрепя сердце, Наполеон решил трогаться в путь, хотя ему очень не хотелось покидать этих дружелюбных и гостеприимных людей. Уезжая, он закрыл взволнованное лицо руками, и кавалерия сопровождала его, пока лошади не выбились из сил. Он въехал в Рошфор вечером 3 июля.
Морской префект Бонфу понимал свой долг так же хорошо, как и генерал Беккер. Он решил подчиниться приказам правительства, но в то же время проявить уважение к великому человеку, которого на несколько дней судьба вверила его заботам. Жители Рошфора разделяли чувства жителей Ньора. Они были многим обязаны Наполеону, благодаря которому в округе велись широкомасштабные строительные работы и город наводнили матросы, недавно вернувшиеся из английских тюрем. Помимо морского полка с базой на острове Иль-д’Экс, в Рошфоре размещался большой гарнизон – 15 тысяч отборных национальных гвардейцев и жандармы, участвовавшие в подавлении роялистов, так что здесь было достаточно войск, чтобы защитить свергнутого императора или даже помочь ему, если он вдруг решится бежать.
На следующее утро по городу разнеслись слухи о прибытии Наполеона, и под его окнами собрались жители, во весь голос кричавшие «Да здравствует Император!», стоило ему выйти к ним. Глубоко тронутый, Наполеон улыбался и махал им рукой. Эта сцена убедила императора в том, что ему не грозит никакая опасность, пока его окружают столь преданные люди. И он решил остаться на несколько дней и подумать, что же делать дальше. Покинуть Францию навсегда казалось ему величайшей жертвой. Он не понимал, что, пока вся Европа находится в боевой готовности, власти предержащие во Франции не примут его даже в качестве простого генерала. Он говорил себе, что армия может в последнюю минуту передумать, и, как приговоренный к смерти, цеплялся за иллюзорную надежду. Разумеется, в результате он потерял время, полагая, что если задержится на побережье, может произойти какое-то неожиданное событие.
Но время шло, никаких изменений не происходило, и это в конце концов лишило Наполеона всякой надежды спастись от англичан и избежать жестокого заточения. Эмиссары, поддерживавшие связь с английским флотом, сообщили о прибытии Наполеона в Рошфор, и блокада побережья стала еще более жесткой. До 29 июня крейсеров было не очень много, и стояли они вдалеке, но тут они подошли к двум шлюзам, соединявшим Рошфор с морем. Два новых фрегата, «Заале» и «Медуза», которые считались лучшими судами французского военно-морского флота и которыми управляли отличные команды, теперь стояли в порту и были готовы отплыть немедленно. Они получили от временного правительства приказ подчиняться императору Наполеону и доставить его, куда бы он ни пожелал, но только за пределами Франции. Командовавший «Заале» капитан Филибер, которому подчинялись оба фрегата, был отличным моряком, верным своему долгу, но не таким смелым, как командир «Медузы» Понэ, который был готов сделать всё возможное, чтобы высадить Наполеона на свободной земле. Этот доблестный офицер считал, что он в долгу перед Францией, которую для него олицетворял Наполеон.
Сразу после прибытия Наполеон потребовал, чтобы военно-морской совет обсудил, как лучше всего выйти в море, не вступая в контакт с
