Читаем без скачивания Семейное проклятие - Кей Хупер

Дом казался нежилым. В нем не ощущалось человеческого присутствия. Это впечатление усиливалось тем, что Лаура не встретила никого, кроме Эмили. Даже входную дверь открыла ей сама миссис Килбурн. И хотя Эмили говорила о кухарке, которая готовит обед, и о горничных, которые убирают спальни наверху, за все это время до нее не донеслось ни единого постороннего звука.

Эмили ничего не сказала о Дэниеле. Дома ли он? Должен ли человек, в руках которого управление финансами такой состоятельной семьи, находиться в рабочие дни в своей конторе? Или для него приготовлен большой письменный стол в библиотеке? Он постоянно жил здесь, как поняла Лаура, хотя часто уезжал из Атланты по делам и иногда отсутствовал несколько недель или месяцев.

А сейчас он здесь?

Конечно, все, что знала Лаура, исчерпывалось сплетнями Кэссиди, в достоверности которых можно было сомневаться. Он не женат, это, по крайней мере, известно точно, и нет никаких сведений о том, есть ли у него любовница. Ему тридцать два года, хотя он выглядит старше. Его называют финансовым гением. И говорят, что у него решительный сильный характер.

Он здесь?

— Уже за работой?

Его низкий голос раздался так неожиданно, что Лаура вздрогнула. Дэниел стоял совсем близко, на расстоянии вытянутой руки; он подошел к ней тихо, по-кошачьи — Лаура не услышала его шагов. Он был одет менее официально, чем в прошлую встречу: в черные слаксы и белую рубашку с закатанными рукавами и распахнутую на груди.

Он волновал ее еще больше, чем тогда, хотя это казалось невозможным. Глядя на него, она почувствовала легкое головокружение, как бывает, если слишком быстро вскочить на ноги. Это чувство было и знакомым и странным, как эхо далеких впечатлений.

Сообразив наконец, что он ожидает ответа, она вернулась к действительности.

— Конечно. Ведь Эмили торопится получить свой портрет.

Он сунул руки в карманы и кивнул.

— Она всегда торопится. А вы хотите выяснить, можете ли вы стать настоящим художником. И каков приговор?

— Пока еще рано что-либо говорить. Я сделала несколько набросков.

Как Лаура ни пыталась, она не могла понять, что скрывает его взгляд. Непроницаемое выражение лица не выдавало ни мыслей, ни чувств. Думает ли он по-прежнему, что она была любовницей его брата?

— Вас все еще донимают репортеры? — спросил он.

Лаура пожала плечами:

— Пожалуй, нет. И полицейские тоже перестали беспокоить. Как они ни пытались, им не удалось доказать, что я встречала вашего брата до дня его смерти.

Дэниел улыбнулся:

— Все еще доказываете мне свою невиновность, Лаура?

Она прижала к груди эскизы, превратив их в щит.

— Мне неприятно думать, что вы мне не верите. Особенно теперь, когда я буду проводить столько времени под вашей крышей…

— Под крышей Эмили, — перебил ее Дэниел. — Пока она жива, этот дом принадлежит Эмили. Так почему же вам так важно мое мнение?

Она смотрела на него, потрясенная своими ощущениями. Ее тянуло к нему, как железо к магниту. Но она чувствовала стеснение, не страх, что-то другое, рожденное его внутренней напряженностью. Если он так непроницаем, почему она так хорошо знает, что скрывается за его внешним спокойствием?

— Лаура? Почему вам так важно мое мнение? — спросил он очень мягко.

— Потому, что важно, — прошептала она.

— Почему? Почему вас волнует, что я думаю?

Лаура слышала, как бьется ее сердце. Это биение отзывалось в каждой частице ее существа. Она могла бы поклясться, что удары ее сердца раздаются в комнате, как колокольный звон.

Выражение его глаз изменилось. Теперь в них была теплота, желание. Нет, больше, чем желание. В них была та же страсть, та же непреодолимая тяга, которая была в ней.

Лаура не представляла, что могло бы произойти между ними, если бы именно в эту минуту в оранжерею не вернулась Эмили. Но она вернулась, и ее высокий голос нарушил эту напряженную тишину:

— Тебя просят к телефону, Дэниел. Лаура, обед готов.

Лаура смотрела на нее, будто только что очнулась от глубокого сна. Затем она взглянула на Дэниела и заметила, что на его лице опять появилась бесстрастная вежливая маска.

Может быть, я все это вообразила? Увидела то, что хотела увидеть?

— Спасибо, Эмили, — спокойно сказал он. — Можно мне присоединиться к вам за обедом?

— Конечно, — Эмили была сама корректность.

— Тогда скоро увидимся.

Он покинул оранжерею, двигаясь очень легко и грациозно для такого крупного мужчины.

Лаура не сводила с него глаз, пока он не исчез за дверью.

— Пойдемте обедать, — предложила Эмили.

Все еще прижимая рисунки к груди, Лаура медленно встала. Все ее тело болело, но не из-за того, что она слишком долго сидела. Она пошла с Эмили, вроде бы не замечая присутствия старой леди, и опомнилась только тогда, когда тонкие пальцы впились в ее руку.

— Лаура, я должна предупредить вас.

Девушка остановилась и посмотрела в беспокойные темные глаза Эмили.

— Предупредить? О чем?

Эмили нервно оглянулась, затем, понизив голос до едва слышного шепота, сказала:

— Остерегайтесь Дэниела. Он опасный человек, Лаура. Он очень опасный человек.

Эмили отпустила руку девушки и торопливо направилась к выходу, будто опасность наступала ей на пятки.

Лаура замерла, глядя ей вслед.

Глава 5

Лаура догнала Эмили, когда миссис Килбурн уже вошла в небольшую гостиную, но, как бы девушка ни хотела расспросить ее о Дэниеле, это было невозможно: они были не одни.

— Лаура, — сказала Эмили, она снова казалась спокойной, — познакомьтесь с Кэрри, женой Питера. Это Лаура Сазерленд, Кэрри.

Кэрри Килбурн поразила Лауру и отвлекла ее от мыслей о Дэниеле. Кэрри оказалась неожиданно молодой, не больше двадцати трех — двадцати четырех лет. Но дело было не в возрасте, а в ее внешности. Большинство людей назвали бы ее простушкой: худое, бледное лицо с мелковатыми чертами. Ее волосы, густые и блестящие — самая замечательная ее черта, — имели оттенок бледного золота, которого никогда не добиться с помощью краски. Прическа была очень простой: у шеи они были перевязаны темной лентой. Кэрри была примерно того же роста, что и Лаура, но еще более худой, и казалась костлявой в плохо сидящей темной блузке и слишком длинной юбке.

Хотя Лауру никто не предупредил, она справилась с собой и не выдала своего удивления, кода Кэрри повернулась к ней и девушка увидела другую сторону ее лица, обезображенную страшным шрамом от ожога, тянувшимся от глаза почти до воротника блузки.

Ни глаза, ни губы не пострадали, но, когда Кэрри приветливо улыбнулась Лауре, обожженная сторона лица сморщилась, как бы живя своей отдельной жизнью и насмехаясь над ними.