Читаем без скачивания Танкистка - Александр Айзенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но главное было не это, а то, что наш боец Степан Денисенко, как оказалось, был родом из этого села. Ему было всего двадцать два года, и по виду он напоминал былинного богатыря – под два метра ростом и с соответствующими плечами. Когда он понял, что в горящем амбаре не только односельчане, но и его семья, то поседел буквально на наших глазах. Во время боя он забил насмерть одного из эсэсовцев прикладом своей винтовки.
Как только он увидел выживших эсэсовцев, то бросился на них, и его пришлось оттаскивать пятерым бойцам, и только когда я ему сказал, что просто пристрелить их будет для них слишком легкой смертью, он немного успокоился. Мне, конечно, было его жаль, но с другой стороны, он был именно тот, кто мне сейчас был нужен. Вот такая я расчетливая и циничная тварь. А у Денисенко появился отличный стимул для моих планов.
– Денисенко, у вас тут есть мясницкий тесак, чтобы тонкий был и острый, притом достаточно широкий?
– Есть, а зачем он вам, товарищ сержант?
– Вот принесешь и узнаешь. Давай, пулей за ним, и не беспокойся, без тебя не начнем.
А пока я приказал остальным бойцам притащить толстый столб и вкопать его крепко в землю, а также найти молоток и большие гвозди или скобы.
– Надя, зачем тебе это? – в свою очередь спросил у меня Горобец.
– Вот Денисенко его принесет и узнаешь.
– Опять что-то задумала? Слушай, я уже начинаю за тебя беспокоиться: откуда у тебя все это?
Я ненадолго задумался, что и как ему ответить… Ну как сказать, что все, что он уже видел, только цветочки, а ягодки будут впереди, и что тут, в Белоруссии, за годы оккупации погибнет каждый четвертый житель?
– Понимаешь, жизнь такова, что если следовать Христовым заповедям и прощать врагов своих, покорно подставляя им правую щеку, после того как тебя ударили по левой, то твои шансы дожить до старости чрезвычайно малы. Есть люди, которые понимают человеческий язык, а есть те, кто понимает только язык грубой силы. Если ты будешь говорить со вторыми, как с первыми, то не добьешься ровным счетом ничего. Если ты хочешь, чтобы к тебе прислушались, то говори со своим оппонентом на его языке. Только тогда ты сможешь убедить его прислушаться к тебе, во всех остальных случаях на тебя никто не обратит внимания и не будет к тебе прислушиваться.
В это время Денисенко притащил мясницкий тесак, как раз такой, какой был нужен. Бойцы к этому времени только принесли столб, а потому пришлось нам немного подождать, пока они выкопали яму и вкопали в нее принесенный столб. Наконец все было готово, и я приказал привести сюда связанных эсэсовцев. Руки у них были связаны за спиной, так что мне ничего не мешало. Сначала приказал срезать с пленных всю одежду с торса, а потом подвести одного из них к свежевкопанному в землю столбу. Все еще недоумевали, не понимая, что я задумал, а я подозвал к себе Денисенко и указал ему на лежащие рядом гвозди и молоток.
– Боец, сможешь этой нелюди аккуратно вспороть брюхо, но так, чтобы только вытянуть из него кишку?
– Смогу, но зачем?
– Отлично, тогда слушай внимательно: вспарываешь по очереди этим свиньям живот и вытаскиваешь кишку, после чего прибиваешь ее к столбу, а после этого гонишь этого урода вперед, пускай он сам себе кишки вытаскивает. Как закончишь с ним, берешь следующего, но командира их пока не трогай. Если все понял, то действуй.
Глаза Денисенко при этом радостно вспыхнули.
– Да, товарищ сержант, сейчас все сделаю в лучшем виде!
А я, подозвав к себе нашего переводчика Силуянова, велел ему объявить эсэсовцам, что за свои преступления против мирных жителей всех сейчас казнят адекватно их преступлению.
Остальные бойцы смотрели на все это, и кое-кто все же отворачивался: для них это было еще очень жестоко, не насмотрелись они на немецкие зверства в полной мере. Двое дюжих бойцов подтащили первого эсэсовца к столбу, и Денисенко, вытащив из своего сапога финку, сделал ему легкий надрез на животе. Эсэсовец дернулся, но бойцы его удержали, а Денисенко, запустив ему в живот руку, уже тащил наружу кишку, которую мгновенно прибил к столбу, а после, зайдя эсэсовцу за спину, пнул его ногой в зад. При этом бойцы, которые до этого его крепко держали, отпустили его, и эсэсовец под действием пинка был вынужден пробежать несколько шагов, а за ним потащились и вытаскиваемые из живота внутренности.
Остальные эсэсовцы в ужасе смотрели на это, а когда я приказал тащить к столбу следующего, то даже связанные попробовали устроить драку. Им теперь хотелось только одного – умереть в бою, пускай даже без урона нам, главное, не так страшно, как они только что видели. Их быстро угомонили, не дав им соскользнуть и уйти от ответственности за свое преступление.
Приблизительно через полчаса остался только один гауптштурмфюрер. Он видел, как казнили его подчиненных, и думал, что его казнят, как и их. Надо отдать ему должное, он не пытался сопротивляться, как они, и с вызовом смотрел на Денисенко.
– Боец! – подозвал я Денисенко к себе, когда остался один только гауптштурмфюрер. – Этого казним немного по-другому, ведь именно он приказал сжечь население деревни. Ты, наверное, недоумеваешь, зачем я приказала тебе принести мясницкий тесак. Ты должен сначала двумя ударами перерубить ему ребра на груди, а затем ножом подрезать кожу и мясо внизу и вверху, чтобы можно было завернуть ребра назад к спине. Сможешь так сделать?
– Сделаю! – с мрачной улыбкой сказал Денисенко.
Он действительно все сделал: двумя быстрыми, сильными и точными ударами перерубил немцу ребра у грудины, а затем, подрезав их снизу и сверху, задрал связанные руки немца вверх и двумя резкими движениями завернул ребра ему за спину. Многие бойцы, которые до этого держались, все же не смогли с собой справиться, и их вырвало.
Честно говоря, мне тоже было хреново и подташнивало от такого зрелища, я ведь не кровавый маньяк, который просто упивается муками своих жертв. Хотя, думаю, после сегодняшнего дня многие станут думать, что я кровавая маньячка. Да, не я казнил эсэсовцев, но это сделали по моему
