Читаем без скачивания Танкистка - Александр Айзенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опанас даже и не подумал выйти к этим бойцам, а все так же продолжал прятаться и наблюдать за происходящим в деревне. Наконец, советские ушли. Опанас, выждав еще с полчаса, прошел в опустевшую деревню и набрал в уже бесхозных хатах себе продовольствия. Он даже нашел пару литровых бутылок с горилкой и, разумеется, взял их с собой, после чего, плотно набив свой сидор продуктами, ушел из деревни и стал дальше пробираться лесами к себе домой. Вот только ему не повезло на следующий день наткнуться на немцев. Испугавшись, что его расстреляют, он сразу стал кричать, что имеет важную информацию.
Один из немецких солдат немного знал русский язык и с грехом пополам понял, что говорит ему русский пленный. После этого Опанаса Цибулю отвезли в город, где и передали представителям гестапо, и уже те провели допрос, где он, ничего не скрывая, рассказал все, что видел. После допроса его прямо спросили, что он хочет: отправиться в лагерь военнопленных или поступить во вспомогательную полицию, которую немецкие власти организовывали на оккупированных территориях. Разумеется, ни секунды не колеблясь, Цибуля выбрал полицию: еще не хватало сидеть за Советы в немецком лагере. Если бы Цибуля знал будущее, то возможно, и выбрал бы лагерь, тогда у него, может, и был бы шанс выжить. Но он выбрал службу в полиции и через год был повешен партизанами.
Мы перемещались глухими лесными дорогами, но двигаться так вечно невозможно, все равно время от времени надо пересекать более оживленные магистрали. Вот и нам пришлось пересечь такую дорогу, разумеется, не на авось. Сначала за ней наблюдала разведка, затем и мы подошли, не вплотную, а остановились на расстоянии и стали ждать, пока пройдет немецкая колонна. Будь она не очень большой, до батальона включительно, я бы приказал атаковать ее, а так там, судя по всему, двигался как минимум полк. Будь мы в засаде, на хорошо подготовленном месте, да с нормальными путями отхода, то можно было пощипать и полк, а так исход столкновения, скорее всего, был бы не в нашу пользу. Все же слишком немцев много, тут даже преимущество в огневой мощи и броне не особо поможет.
В отличие от местных, я с головой дружу и с голой задницей на шашки не мчусь. Прождав примерно с полчаса, чтобы немцы прилично удалились, мы только хотели начать пересекать дорогу, как от разведки, высланной в обе стороны от нашего места перехода, пришло сообщение, что гонят колонну наших военнопленных. Пришлось задержаться. Во-первых, меня мои бойцы не поймут, если мы не поможем: одно дело, когда ты не в состоянии им помочь, и другое, когда это тебе практически ничего не стоит. А во-вторых, я и сам не хотел их оставлять в немецком плену, были у меня на них кое-какие планы.
В ожидании пленных я приказал паре десятков пехотинцев перейти на другую сторону дороги, а еще паре – залечь по этой стороне, чтобы мои бойцы были с обеих сторон дороги. Минут через десять показалась колонна пленных. Они шли медленно, было видно, что люди устали и идут из последних сил. Всего их было около трехсот, точнее не скажу, могу и ошибиться. Их конвоировал взвод немцев; примерно по десятку солдат шли по бокам колонны пленных, впереди медленно двигался грузовик, на заднем борту которого на треноге стоял немецкий станковый пулемет МГ-08, дуло которого недвусмысленно смотрело на наших пленных. Позади колонны пылили два немецких мотоцикла с колясками, на которых стояло по одному ручному МГ-34, и они контролировали конец колонны пленных.
Я уже стал сомневаться, что мне хватит этих бойцов, чтобы освободить пленных, но тут события понеслись вскачь. Один из командиров пехотинцев, лейтенант Горячих, закричал во всю глотку:
– Ложись, братцы!
На наше счастье, вернее на счастье пленных, тугодумов среди них не оказалось, и они дружно рухнули на дорогу. В тот же момент застрекотали наши ручники, скашивая немецких солдат. Из опасения задеть своих гранаты мы не использовали, но и без них прекрасно справились. Все же шесть ручных пулеметов против трех десятков гитлеровцев, которые не ожидают нападения, – это страшная сила. Один пулеметчик длинной очередью на полдиска скосил всех мотоциклистов, другой аналогично прошелся по машине, причем начал обстрел с конца кузова, сразу убив своего немецкого коллегу и тем самым обезопасив пленных. Четверо других прошлись по шедшим по бокам колонны немцам.
Те не сразу поняли, что происходит, когда со стороны раздался крик по-русски, а затем все пленные, как по команде, упали на землю. Все же этим пулеметчикам пришлось хуже: хоть целей было и не так много, но они были рассредоточены, и скосить всех одной очередью не получилось. Но тут помогли остальные пехотинцы, однако все же убить всех немцев не удалось. Сказалась несогласованность бойцов: в одних немцев стреляли аж по нескольку человек, а в других – ни один.
В живых осталось трое немцев, которые, поняв, в чем дело, тут же попадали на землю, и теперь стрелять в них было опасно: можно было попасть в своих. Вот только стрелять больше не пришлось: пленные, как оказалось, не просто лежали на земле, а внимательно отслеживали происходящее вокруг них, и, увидев, что в живых осталось всего несколько конвоиров, набросились на них сами. Короче, этих немцев забили пленные, выместив на них всю свою накопившуюся злобу за плен, за унижения, за убитых по дороге товарищей. Немцы были в своем репертуаре, и потерявших силы пленных, которые не могли больше сами идти, отстреливали. Единственный шанс уцелеть у таких пленных был, если их подхватывали товарищи и не давали им упасть.
Вот сейчас это все и аукнулось трем уцелевшим – правда, совсем ненадолго – конвоирам. Они, наверное, еще успели позавидовать своим товарищам, которые умерли легко и быстро. Этих конвоиров били до тех пор, пока от них не остались только окровавленные куски мяса. Сначала их
