Читаем без скачивания Танкистка - Александр Айзенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надя, зачем?! – только и смог проговорить потрясенный Горобец после всего увиденного.
– Витя, – ответил я Горобцу, – ты сам видел, что эта нелюдь творит на нашей земле. Ты видел расстрелянные колонны беженцев, женщин и детей, раздавленные телеги медсанбата, сожженных заживо жителей, а там были старики, женщины и дети. Чем они были виноваты, чтобы их расстреливали, давили и сжигали заживо?! Чем?! Мы не смогли их защитить, хотя это наша прямая обязанность! Мы оставили их на поругание врагу, и ты хочешь, чтобы их и дальше расстреливали, вешали, давили и сжигали заживо?!
– Н-не-ет… не хочу.
– Тогда у нас есть только одна-единственная возможность защитить этих людей. Пока мы не вернемся назад, гоня эту нечисть прочь с нашей земли, надо дать им понять, что за свои преступления враги ответят в полной мере и казнить их будут не гуманным расстрелом или повешением, а самыми изуверскими казнями! Думаешь, мне доставляет радость придумывать казни пострашней? Это вон Денисенко смог не задумываясь так казнить немцев, и не потому, что он кровавый маньяк, который упивается болью и кровью своих жертв, а потому, что полчаса назад эти немцы хладнокровно сожгли всю его семью и односельчан. Только когда немцы поймут, что за свои преступления им придется ответить, причем адекватно совершенному, они задумаются: а оно того стоит? Стоит ли рисковать быть не просто убитым, а самым зверским способом в ответ за свои зверства против мирного населения?
– Не знаю, Надя. Возможно, ты и права.
– Конечно же права, ничто так хорошо не стимулирует, как наглядный пример. Когда у тебя перед глазами жуткие казни твоих товарищей, которые поглумились над мирным населением, то невольно задумаешься, а не окажешься ли и ты на их месте, после того как сам жестоко казнишь мирное население.
– А что ты вообще им устроила? Я про такое даже и не слышал никогда.
– Напомнила этим сраным потомках нибелунгов, что мы тоже древний народ[6].
Делать нам тут больше было нечего, трофеев с эсэсовцев было кот наплакал – пара уцелевших грузовиков и пара десятков автоматов, которые мы прихватили с собой, пригодятся. Нам их не на себе нести, а оружия, как и патронов, много не бывает.
А нам надо снова запутать свой след, чтобы нам самим засаду не устроили и не засадили по самые гланды.
8 июля 1941 года. Штаб Гудериана
– Господин командующий, новые новости о механизированной группе русских.
– Что они в этот раз натворили, кого уничтожили? Я так понимаю, что вы их до сих пор не то что не уничтожили, но даже не нашли!
– Виноват, но это оказалось очень трудной задачей. Посланный на их поимку моторизованный батальон был полностью уничтожен ими в засаде. Потом их следы потерялись и только вчера снова проявились.
– Что на этот раз?
– Рота СС, рота гауптштурмфюрера СС Рольфа Радке проводила зачистку в одной из деревень, и как раз в тот момент, когда они сжигали в сарае местных жителей, там оказались русские. Девятерым выжившим солдатам вспороли животы и, прибив их кишки к столбу, заставили идти вперед, вытаскивая этим из своего живота свои кишки. Самому гауптштурмфюреру сделали кровавого орла.
Гудериан удивленно посмотрел на своего подчиненного.
– Кровавого орла? Интересно. Можно подумать, что мы оказались во временах Зигфрида[7].
– В войсках командиршу этого отряда уже окрестили Валькирией и боятся ее.
– А это точно она?
– Да, господин командующий, есть свидетель.
– Кто-то смог выжить?
– Нет, это русский, он дезертировал из своей части и пробирался к себе домой. Оказался случайным свидетелем всего произошедшего и видел все, от начала и до конца. На следующий день он был захвачен нашими солдатами и, чтобы его не расстреляли, заявил, что владеет важной информацией.
– Понятно, но мое задание с вас никто не снимает. Найдите и уничтожьте русский отряд, а эту Валькирию доставьте ко мне!
– Слушаюсь.
Глава 7
Опанас Цибуля дезертировал на третий день вой ны. Это была не его война. Сам он был родом с Западной Украины, и в состав Советского Союза его деревня вошла в 1939 году, после раздела Польши. Его семья считалась середняками, и как он считал, с присоединением к СССР они больше потеряли, чем выиграли. Пускай поляки их и притесняли, но у них было крепкое хозяйство, богатое хозяйство. Кроме него, в семье было еще два его старших брата и две сестры. Зятья тоже работали вместе с ними, вот и получалось шесть мужиков и четыре крепкие бабы (это его сестры и жены старших братьев), так что работников хватало, и работали они на себя.
Земли тоже хватало, так что потихоньку они богатели, а когда пришли Советы, то всех согнали в колхоз, а большую часть живности национализировали. Им еще повезло, что они никогда не пользовались наемными работниками, все сами, и тут в основном было дело в отцовской жадности: ему просто было жалко платить чужим людям, когда и собственных работников хватало. Вот это и спасло их семью от раскулачивания и высылки в далекую Сибирь.
Да, у них отняли землю и почти всю живность, но не выслали и не конфисковали все, а отправили работать в колхоз. Отец, конечно, плевался и вовсю поносил советскую власть, но исключительно дома, чтобы посторонние не услышали. Еще у него хватило ума не выступать против новой власти, ни открыто, ни тайно. Некоторые односельчане попытались по ночам нападать на новую власть и ее представителей, но часть из них попалась НКВД. Их самих расстреляли, а их семьи сослали в Сибирь. Но семью Опанаса эта участь миновала.
И вот теперь, после начала этой войны, Опанас при первой удобной возможности дезертировал и уже несколько дней пробирался к себе в деревню. Свою винтовку он бросил, здраво рассудив, что если, не дай бог, попадется немцам, то безоружным у него больше шансов остаться живым. Вот с продовольствием было плохо, вернее его совсем не осталось, и он хотел попросить хоть немного еды в попавшейся ему по пути деревне.
Прежде чем идти в деревню, Опанас, спрятавшись на опушке леса, стал внимательно изучать обстановку. Он не хотел встретиться ни с немцами, ни с советскими бойцами. Лишь убедившись, что
