Читаем без скачивания Шах и мат - Анастасия Шец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мало того, что Максим с поразительной легкостью выявил брешь в моей обороне, так еще и сумел ею ловко воспользоваться. Оставалось только догадываться, что он придумал, что сделает после того, как победит на поле. Что будет за празднование, удастся ли мне сбежать в этот раз. Неизвестность пугала. А еще больше пугало то, что Максим слишком яростно добивался того, чтобы я была на матче. Значит, в этом параде и мне отведена какая-то роль, но какая? Стоит держаться начеку.
Впрочем… Не он один так внимателен и хитер. В последнее время я заметила, что Максим ходит довольно загруженный и будто бы обозленный. Его одежда износилась, а новую он не покупал. Этим кедам было уже не меньше двух лет, а рубашка, кажется, и вовсе с чужого плеча. И хоть она ему, как ни прискорбно признавать, чертовски шла, это было подозрительно. Я давно не видела его матери, да и вообще семьи, помимо Жени. Странно.
Солнце светило настолько ярко, что пришлось задернуть шторы. В комнате царила духота, дышать было совсем нечем. Я открыла окно и, встав у подоконника, глубоко вдохнула свежего воздуха. Даже думаться стало легче… Приятный полумрак успокаивал и располагал к верным мыслям. Я обернулась и взглянула на кровать, вспоминая, где Максим лежал и что говорил, каждое слово. Внезапно глаз зацепился за что-то блестящее под большим заячьим ухом. Металл? Кусочек фольги? Я села на кровать и взяла зайца в руки. Оказалось, это фантик, который, судя по всему, выпал из кармана джинсов Максима. Обычный фантик от леденца «Дюшес». В детстве мы постоянно ели эти конфетки, а иногда они даже становились валютой в наших веселых играх.
Я задумчиво покрутила фантик, разгладила его, намереваясь сделать кораблик, но заметила кое-что на обратной стороне. Там черным маркером была выведена жирная, крупная буква «Я».
Может, это ошибка? На производстве кто-то написал? Хотя маловероятно. Или… Максим? Но зачем? Это какое-то послание? Тогда почему из одной буквы?
Я положила фантик в деревянную шкатулку и неожиданно поняла, что мотивы действий Максима до сих пор остаются неизвестными.
В кого он превратился за эти годы?
11
Ровно одиннадцать дней, я считала ради интереса, Максим не оставлял меня в покое, изощрялся как только мог. Подходил в школе, брал за руку и, крепко ее сжимая, уводил в левое крыло на третьем этаже. Рома и Егор стояли на выходе в коридор, а Максим говорил со мной – какую-то чушь о том, что никогда из меня ничего путного не выйдет, что я жалкая и всегда буду идти у него на поводу. И что бы я ни ответила, как бы ни отреагировала, Максим находил что сказать. Если он сталкивался с игнором, то начинал действовать наглее, хватая меня то за руку, то за волосы, то за шею и давя, сжимая так, что я едва ли не оседала на колени. Если же я отвечала, то всегда начинался спор, пылкий, но пронизанный необъяснимым ледяным спокойствием. Я не знала как, но ему удавалось подобрать слова, которые мигом заставляли почувствовать себя не в своей тарелке, выбивали из колеи. Это продолжалось минут двадцать, и, где бы я ни была, он всегда меня находил и силой отводил туда. В левое крыло никто не совался.
После этого чувство униженности из-за невозможности ответить достойно преследовало меня весь день. Я ходила как в воду опущенная и мысленно убеждала себя, что это скоро прекратится. Рано или поздно ему надоест преследовать меня. Даже Алёна и Женя ничего не могли сделать. Максим действовал слишком аккуратно и метко.
Самое удивительное и возмутительное, что каждый вечер, одиннадцать дней подряд, он приходил в гости. Мама и бабушка радостно пускали его, отчим обсуждал с ним новинки в рыболовном деле и двигатели мотоциклов. Его всегда кормили чем-то вкусненым, а потом нас оставляли одних, потому что вспоминали, что Максим вроде как пришел ко мне.
Он садился на мою кровать и молча смотрел на меня. В такие минуты я чувствовала себя абсолютно лишней в своей комнате и в своем доме. Максим похищал мое спокойствие и личное пространство, саму мою жизнь. На восьмой день он залез в мою небольшую коллекцию камней и достал оттуда самый крупный – аметист.
– Этот цвет подходит тебе. Как сирень и твои волосы. Знаешь, ты пахнешь сиренью…
Сказать, что я удивилась, значит ничего не сказать. Максим поставил меня в неловкое положение, и, видимо, непонимание настолько явно отразилось на лице, что он улыбнулся – подозрительно мягко, как-то по-доброму, тепло. Давно мне не приходилось видеть такой его улыбки. Я растерялась, а он сунул камень в карман и поднялся. На выходе из комнаты он отдал мне очередной фантик.
В одну секунду в голове будто что-то щелкнуло. Максим ушел, а я так и осталась стоять перед дверью, сжимая в руках несчастный фантик от «Дюшеса» и пораженно глядя в мутное стекло. В комнате остался его запах – не самый дешевый, идеально подобранный одеколон. Я поглубже вдохнула и прикрыла глаза. Казалось, он еще здесь.
Возникло странное, абсолютно непонятное чувство, что на мгновение я перестала его бояться, перестала ненавидеть и желать, чтобы он исчез. Когда Максим молча сидел в комнате и смотрел на меня, что-то в атмосфере менялось. Я не могла не смотреть на него в ответ, и, делая это, я замечала новые детали. Мне даже чудилось, что он не такой уж и монстр, а просто непонятый человек, которого сильно обидели в детстве. Я будто прониклась… пониманием. Желанием стать ближе. Помочь. От мысли, что Максим, невзирая ни на усталость после тренировок, ни на что, приходит вечером ко мне и, черт возьми, просиживает на кровати не меньше часа, внутри становилось тепло.
Правда, я настойчиво отгоняла эти странные чувства, всякий раз вспоминая, как он устроил мне маленький ад в детстве, как заставил бояться родного города, как постоянно подкарауливал в школе, как скинул с моста, как запирал в подвалах…
Зачем? Почему? Для чего он все это делал? Я не понимала.
Но были догадки. Все эти одиннадцать дней, приходя нарушать мое спокойствие, он приносил с собой фантики от разных конфет, в основном от «Дюшеса». На каждом фантике маркером была выведена та
