Читаем без скачивания Шах и мат - Анастасия Шец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резко стало холодно: Саша окатил меня водой из бутылки. Волосы прилипли к лицу; футболка – к телу; джинсы потяжелели. У ног образовалась небольшая лужица. Ветер стал куда ощутимее. Я продрогла, крепко жмурясь и сплевывая воду. Под глазами наверняка появились черные разводы потекшей туши.
Кажется, Максиму не понравилось, что я молчу. Послышался щелчок камеры. Максим обошел меня со всех сторон, а я снова дернулась. Еще один щелчок. Еще один. Унижение, боль в руках и головокружение – вот что я испытывала сейчас.
– Ты больше не будешь убегать. Слышишь? – Его голос эхом отразился в голове. Максим встал прямо передо мной, заставляя смотреть на него, выдохнул дым мне в лицо и усмехнулся. – Ты придешь на финал.
Я мотнула головой. Максим скривился, доставая практически докуренную сигарету изо рта и сжимая фильтр пальцами.
– Ты придешь. Ты же не хочешь, чтобы твоя мать узнала, что ты патологическая врунья? Или чтобы Алёна узнала, какой ты друг… Или, скажем, мой братишка.
Все было и без того сложно, а сейчас стало еще запутаннее. О чем он говорил? Я не врала матери ни в чем глобальном, я не подставляла Алену или Женю. Я не сделала ничего плохого. Это просто угроза?
– Все поняла, да? Умница. – Максим коснулся моих мокрых волос, скользнул пальцами к щеке и шее. Я рывком отвернула голову.
– Не трогай меня!
Он ничуть не впечатлился. Его пальцы прошлись по моим ключицам к правому плечу. Саша усмехнулся, наблюдая за нами. Что Максим собрался сделать, черт возьми?! Я снова задергалась. К горлу подступил ком; предательский животный страх нарастал.
– Отпусти!
Максим ухмыльнулся и спустил мокрую футболку с моего плеча, оглаживая его, будто бы в нежном жесте. А затем, затянувшись в последний раз и выдохнув на меня дым, он затушил сигарету о мокрое плечо. Послышалось тихое шипение. Он медленно покрутил окурок и облизнулся, глядя на покрасневшую кожу, на болезненный ожог.
– Убери это!
Я вскрикнула, зашипела, отвела плечо, но Максим его крепко сдавил. На глаза наворачивались слезы. Просьбы так и норовили сорваться с губ, но я молчала, зная, что этого ему и нужно.
– Жертва ради жертвы, милая… Ты попалась. – Горячий шепот на ухо заставил вздрогнуть.
Мне было больно, чертовски больно. Максим снова закурил, но снова быстро затушил сигарету о меня, теперь о шею. Я зажмурилась до белых пятен перед глазами, мысленно считая до десяти и пытаясь отвлечься. Запахло паленой кожей. Каким-то горелым… мясом. Живот свело и скрутило. Ноги подкосились, но меня крепко держали.
Максим сфотографировал мою шею, мое плечо. Сфотографировал, как футболка сползает вниз. Отвернул мое лицо в сторону, волосы намотал на кулак и заставил откинуть голову. Снова сфотографировал. По щекам потекли горячие слезы. Я крепко сцепила зубы и едва слышно всхлипывала. Я не знала, что делать и куда бежать.
– Позаимствую, ладно?
Максим повертел в воздухе фотоаппаратом и усмехнулся, а затем кивнул ребятам в сторону арки. Саша выкинул бутылку на землю и пнул ее, отпустил меня и ушел. Остальные последовали за ним. Я осталась одна среди похожих друг на друга домов и своих разбросанных вещей. Было жутко. Я плакала.
Не получилось убежать в этот раз. Получится ли в следующий?
12
Вечером мама наконец заметила то, что я отсутствую дольше положенного и что на простые вечерние прогулки это не похоже. От ее глаз не укрылись и насквозь мокрая одежда, полуразбитый телефон и «странное пятнышко на шее». Мне не хотелось объясняться. Прости, мама, не в этот раз.
День, а может, два комната была моим убежищем, в которое я никого не впускала и которое не желала покидать. Грязный желтоватый потолок стал бескрайним небосводом, а тусклая лампочка – и солнцем, и луной. Окна были наглухо закрыты, а плотные шторы – задернуты. Ни лучика света не проникало ко мне. Я пила воду и соки, почти ничего не ела, даже не поднимаясь с кровати. Накатила невообразимая слабость, которая не давала даже двинуться с места. Как там писал Бродский? Не выходи из комнаты, не совершай ошибку? Зачем тебе солнце?
«Если есть лампочка», – продолжила мысленно я.
Не получалось собрать себя в кучу, сконцентрироваться и сделать хоть что-то. Растерянность и заторможенность словно стали для меня какими-то волшебными оковами. В голове будто взорвалась атомная бомба: то бурлили мысли, догадки, предположения, то внезапно наступала подозрительная, пугающая тишина. Словно несуществующий сквозняк в комнате похитил эти мысли, словно вода из душа затекла в одно ухо, а вытекла уже с мозгами – это предположила мама.
К слову, о маме… Раньше в наших отношениях не чувствовалось особой семейности и понимания. Момент, когда нужно сблизиться, когда еще можно что-то поменять по-настоящему, кардинально, уже остался далеко позади. Я больше не верила в ее искренность, точнее, мне казалось, что ее куда больше заботит собственная личная жизнь. А эти странные порывы… Материнства? Так называется настойчивое желание разузнать все о личной жизни ребенка? Докопаться до него. В общем, это раздражало. Я чувствовала угрозу. От одноклассников, от друзей, от учителей, от семьи и, что самое страшное, – от самой себя. Он заставил меня бояться всего, заставил ненавидеть. А это чувство слишком всепоглощающее и сжигающее изнутри.
Солнце всходило и скрывалось за горизонтом раз за разом. Я серьезно заболела, настолько, что все еще не вставала с кровати и пропустила несколько учебных дней. Это была не простуда, не грипп и не ОРВИ, а какое-то страшное, порабощающее бездействие. Каждый взглянет на такого человека и скажет: обленился, безалаберный дурак! Но не стоит забывать: голова руководит всем телом, и в голове могут быть большие проблемы. К ней надо относиться внимательнее, как к капризной девушке во время беременности. Я дала себе немного отдыха. Мама уехала на трехдневную экскурсию вместе с отчимом, а бабушка была слишком добра и, узнав, что внученьке нездоровится, оставила ее дома. Я нагло воспользовалась этим, потому что того одного дня отдыха мне было мало.
Совсем скоро, буквально на следующий день, в сети появились фотографии, те самые, которые Максим тогда сделал. Моя шея, мокрые волосы, блестящая кожа, растворяющийся в воздухе сигаретный дым. Его усмешка, бьющая больнее плетки. Пепел на коже. Ужас на лице. Я никогда не задумывалась, что
