Читаем без скачивания Шах и мат - Анастасия Шец

До нужного дома оказалось буквально рукой подать. Там, на входе в единственный подъезд, даже не было домофона, а старые деревянные двери были расписаны красками и маркерами, как и внутреннее пространство.

Я поднялась по лестнице и позвонила в дверь, надеясь, что мне никто не откроет. Но тут же раздались медленные шаги, а в следующее мгновение предо мной предстала по-настоящему необычная картина: Максим, чертовски усталый, с синяками под глазами и разбитой скулой, в растянутой клетчатой рубашке и свободных спортивных штанах, босиком и с прихваткой в руке. До меня донеслись запах жареной картошки и шипение сковородки с кухни. Бабушкины продукты уже пошли в дело.

– Настя? – Он вскинул брови и оперся плечом о косяк. – Чего пришла?

– Бабушка попросила передать. – Я плотно сжала губы и подняла на него подозрительный взгляд, выведывая потенциальные опасности.

– Она уже и так дала мне много чего. Иди домой.

Максим тяжело выдохнул и развернулся, но внутри будто бы что-то щелкнуло, и я проскользнула за ним в квартиру.

– Если я вернусь с курицей обратно, она подумает обо мне невесть что.

– Курица? Серьезно? – Он усмехнулся и кинул прихватку на стол.

– Да. – Я кивнула, поставила пакет на тот же стол и достала нереально большой комок, очень теплый и ароматный. – Вот твоя курица.

– Разверни ее или, еще лучше, принеси на кухню. У меня сейчас картошка сгорит.

В голове не укладывалось то, что я сейчас видела. Тот, кого я так боялась, к кому зареклась приближаться, кто доставил мне столько неприятностей и запугал постоянной сменой настроения, сейчас был таким… домашним, безобидным и усталым?

Я прошла на кухню, поставила курицу на стол и развернула полотенце, затем бесконечный слой газет и полиэтиленовую пленку. Пока я выкладывала курицу на большую тарелку, Максим стоял у плиты, зевал и мешал картошку, что невольно вызывало умиление.

– Чай будешь? – неожиданно спросил он, поворачиваясь и кивая на старый электрический чайник буквально у меня под локтем. – Щелкни.

Я включила чайник и осмотрелась. Маленькая, совсем маленькая кухня с потрепанными обоями и таким же желтым потолком, как у меня. От советской люстры и прямо до стены шла трещина; линолеум на полу был немного драным, в разводах и будто чем-то разъеденный. Узенький стол, хлипкие деревянные табуретки. Давно я здесь не была. Раньше, в детстве, этот стол казался огромным. Мы прыгали с него на пол, на кухонный гарнитур, падали, смеялись и вместе заливали раны йодом.

Никто, посмотрев на Максима в школе, не сказал бы, что он так живет. Матери в квартире не было; царила невыносимая тишина.

Справа от меня стояла конфетница, в которой горкой лежал тот самый «Дюшес». Маркера рядышком не было, и выглядело все столь невинно, что на мгновение показалось, что это совсем не Максим – автор тех непонятных букв.

– Буду.

– Ну так наводи. Помнишь же, где чашки?

Я встала и, подойдя к небольшому навесному шкафу, достала одну большую чашку с тремя сколами на краю – это мы в детстве ее роняли, проверяя на прочность, – и чашку поменьше, ярко-голубую, с нарисованными гномиками. Если честно, это вызвало искреннее удивление. Почему он не выкинул мою чашку? Почему все это время она стоит в его шкафу? Дает ли он ее кому-то, кроме меня?

Сахар и заварка лежали на том же месте. Может, в жизни изменилось действительно многое, но только не в этой квартире. Я заварила чай. В голове били воображаемые колокола, мозг надрывно кричал: «Беги отсюда!» Но я не бежала.

– Слушай… – сев на табуретку и выдержав небольшую паузу, подала голос я и взглянула на него, а точнее, на его широкую спину. – Максим.

– Что? – Он переложил немного пережаренную картошку в тарелку, нарезал пол-огурца, сел рядом и сделал глоток чая. – Помнишь, сколько сахара мне нужно. Умничка.

Я закатила глаза и цокнула языком, чувствуя некоторую неловкость, но тем не менее ощущая себя вполне… спокойно. Повода паниковать пока не было.

– Помню. Скажи мне, что за фигню ты творишь? Зачем? – Небольшая пауза. Глоток чая. – Тебе не кажется, что возраст, когда нужно понтоваться и выкаблучиваться перед своими друзьями-парнями, уже прошел? Что пора вести себя нормально.

– Жить нормально – скучно. Разве не так? Мы говорили об этом в детстве.

– Можно разнообразить свою жизнь другими способами. – Я нахмурилась. – Не обязательно продолжать играть в старые игры и портить мне жизнь.

– Например какими? Я нашел новые способы. Но они небезопасны.

– Найди безопасные.

Он закрыл глаза и промолчал. Я не знала, о чем Максим сейчас думает, но мне чертовски хотелось узнать это. Понять его поступки хоть немного.

От запаха курицы и картошки живот жалобно пробурчал. Максим легко усмехнулся и подтолкнул свою тарелку ко мне.

– Бери, приятного аппетита.

– Ты не ответил мне.

– Я и не отвечу.

– Почему?

– Я не знаю. – Максим как-то растерянно пожал плечами, взял кусочек картошки и съел его. – Правда не знаю, что заставляет меня так поступать. Вроде бы я все давно забыл. Знаешь, не отношусь к тебе как-то особенно со злобой. Просто, когда я тебя вижу, меня будто клинит. Даже сейчас. – Он криво усмехнулся, а меня передернуло. – Я вспоминаю, какая ты клевая, как мы играли в футбол и ели конфеты на дереве. Вспоминаю все сказки, которые ты мне рассказывала. За всю жизнь я круче сказок не слышал.

Мне даже перехотелось есть. Я замерла, забыла, как дышать, глядя на него и ловя каждое слово. Здравый смысл продолжал отчаянно кричать, что пора уходить – дело сделано. Но мне хотелось дослушать.

– Я до сих пор их помню. Про злого шляпника, про Василиску ужасную… – Максим задумчиво склонил голову набок, его пальцы ненавязчиво коснулись моей ладони, держащей чашку, прошлись по коже – по запястью и скользнули чуть выше, к желтовато-фиолетовым синякам. Он взял меня за руку. – Было время, когда у меня не было ничего дороже, чем эти воспоминания. Звучит дерьмово, правда?

– Скорее наивно.

Отчего-то мой голос был совсем тихим. Видимо, даже подсознательно не хотелось нарушать царящей атмосферы. Не хотелось его перебивать.

– И наивно тоже.

Я молчала, чувствуя, как тепло его руки пронизывает меня. Кровь прилила к лицу, пылали даже уши.

– Мне не хочется портить тебе жизнь. Мне хочется, чтобы ты, как в детстве, стала частью моей жизни. – Максим посмотрел мне в глаза с удивительным трепетом и едва заметной грустью. Его ладонь отпустила мою руку и скользнула к волосам. Он пропустил фиолетовые пряди сквозь пальцы, улыбаясь уголками губ. – Я вроде как делаю все правильно… А вроде как с