Читаем без скачивания Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный... - Константин Сивков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1714 года, ноября с 9-е на 10-е: «Сон видел: (корабль? — М. С.) в зеленых флагах, в Петербурге».
1715 года, января с 23-го на 24-е: «Видел сон: зверей — льва да бобра».
1715 года, января с 28-го на 29-е: «Будучи на Москве, в ночи видел сон: господин полковник ходил на берегу, при реке Большой, и с ним три рыбака, и волновалася река, и большие прибивали волны. И идет волна, и назад отступала, и так били волны, что покрывало их (полковника с тремя рыбаками. — М. С.). И назад отступила, а они не отступали. И так меньше, меньше и уступила вода в старое состояние свое».
Без даты: «В Яворове: пришел к башне высокой, и с той башни спущена была веревка, по которой он туда влез. И взошед на башню, и хотел взойти на шпиц, но было мягко — и ноги вязли и взойтить нельзя, и он, сделав лыжи, и на тот шпиц на тех лыжах взошел, на котором шпице было яблоко поставлено; а на яблоке, в стороне, царской герб двоеглавной орел; а в средине яблока стержень; потом факсу (не флаг ли? — М. С.) с левой руки постановил на тот стержень».
1715 года, февраля с 19-го на 20-е число: «В ночи видел сон: в подобии и в лице Клакачова{170}, и казался [он] с большими морщинами и оного поколол шпагою».
1715 года, февраля на 25-е число: «Видел волы и солнце».
1715 года: «Апреля на 26-е число видел сон: яко бы орел сидел на дереве, а под него подлез или подполз какой зверь немалый, наподобие крокодила или дракона, на которого орел тотчас бросился, из затылка у оного голову отъел, а именно переел половину шеи и умертвил. И потом, как много сошлось людей смотреть, то подполз такой же другой зверь, у которого тот же орел отъел и совсем голову, что якобы было уже явно всем».
1715 года, октября с 20-го на 21-е число: «Сновидение. Море покрыто как лесом цветет, на котором буер ходил, в котором Вакарбарт[66] другова народа. Г. (государь? — М. С.) в синем кафтане, потом другой буер пришел, в котором Левенер, оба хотели авантаж некоторой (чего не помнют) сделать, но не могли, к чему звали и нас, и как мы пришли, то учинилось, а именно зелень густую отъехали от правава берега и к земле пристали»[67].
1716 года, апреля на 24-й день, в Гданске: «Видел государь сон, что у турков на барабанах были жемчуги».
1716 года, октября на 9-е число, в Копенгагене: «Видел его царское величество сон: яко бы он послал фельдмаршала Шереметева и велел оному с войском пройти мимо каланчей тихо, не нарушая с турками мира. Но потом, когда сам его царское величество к каланчам приблизился, тогда увидел их, сделанных хорошею архитектурою и украшенных знаменами, и турки мечут с них знамена. И когда на одну из них вшел, то показалось в них також гораздо убрано картинами и прочим, и увидел турков в платье разных наций и говорят разными языки, между которыми и с его величеством говорил один по голландски; и убраны зело богато, в саблях и поясах с каменьями разными, и было из них несколько побитых. И начал [государь] говорить фельдмаршалу якобы с гневом: для чего те каланчи он взял и тем мир с турками разорвал? На что он сказал: для того, что турки добровольно их не пропустили. На что он сказал: что они его без бою не пустили, и для того он принужден с ними биться. Однако же хотя бой и был, но немногих побил».
1716 года, ноября на 9-е число, в Шверине: «Видел его царское величество сон о турках, якобы оных много видел в Петербурге на лугу в богатых одеждах, в том числе был и визирь, который, пришед к его величеству, нечто говорил и рукою тогда держал…[68] за крыж[69]; также и прочие за визирем следовали в саблях же. И в поясы, на которых сабли, у многих богатыя каменьями вкладены, и после визирь, также и другие, сняв с себя сабли с теми богатыми поясами, отдали царскому величеству».
Без даты: «Сон видел, тогда как в Померанию вошли: что был на галиоте, на котором мачты с парусы были не по препорции; на котором поехали и обрат (то есть бортом. — М. С.) его оборотило на бок и воды захлебнулось, с которого [галиота] попадали и поплыли к другому борту и обратно к дому и поле… (полегоньку? — М. С.) поехали и у себя приказал воду выливать».
Попадись выписанные нами сны Петра I велеречивому Крёкшину{171}, трудолюбивому Голикову или красноглаголивому Н. А. Полевому{172} — и мы бы по поводу этих снов имели удовольствие прочитать не одну дюжину громких фраз с восклицательными знаками: «Воззрите, о благосклонный читатель, на ироя нашего! Великий дух отца отечества бодрствует и во сне!.. И во сне, в те немногие часы, когда преславный монарх предавался отдохновению от неизреченных, громадных трудов, гений его сражался с турками, брал крепости, витал над морями, казнил крамольников[70]. Великий преобразователь, но что я говорю — бессмертный возродитель, создатель ныне преславной монархии российской, о монарх приснопамятный — и со вне входит на недосягаемые вершины! Державный работник — он сам делает лыжи, наставляя и подвизая тем своих верноподданнах, боготворящих его россиян, на труд непрестанный!» И т. п.
Но если в нынешнее время не совсем ловко разразиться столь велелепными речами, то что же вместо них можно сказать о снах Петра I? То, что и в сонных, бессвязных видениях — видениях, находивших, может быть, после хмельно законченного дня какой-нибудь попойкой-вечеринкой, — мы узнаем характер деятельности и постоянных дум Петра: катанья по воде… корабли… прилаживание на них парусов по пропорции… строгость наказания какого-то… война… осада крепости… (эти каланчи напоминают его Азовские походы)… пленение визиря, столь досадившего ему на берегах Прута, и проч. Все эти обстоятельства, помимо их фантастической обстановки, как бы выхвачены
