Читаем без скачивания Пропавшая в сумерках - Анна Аксинина

– Да, каждый день вижу. У соседки она живет, Анастасии Матвеевны. Просто так живет, без регистрации. Доложу вот участковому. Кто она такая, чтобы нарушать законы!

– Давно живет?

– С месяц, а может и более. Но точно она!

– А эта женщина пропала 3 месяца назад. Вы видели вблизи свою соседку?

– А как же! На рынок они ходят и в церковь. Она и есть, не сомневайся.

Марина вспомнила двух женщин, которые не далее, как полчаса назад, проходили мимо нее к соседскому дому.

– Анастасия Матвеевна – такая маленькая, в широкой коричневой юбке, а вторая – странная, как не в себе? Я их видела сегодня.

– Точно, они и есть.

– Но с чего вы взяли, что ваша соседка и есть Ирина Юрьевна? Вы по фотографии в журнале определили? А сам журнал как к вам попал? – засомневалась Марина. Зинаида не похожа была на постоянную читательницу журнала «Кредо».

– Я же в киоске работаю. Журналы люблю листать. А что делать, когда покупателей нет, вот и листаю. Нам и читать никто не запрещает. Но читать не люблю, а полистать люблю. А тут открываю новый журнал, гляжу, женщина пропала. Пригляделась – она! На фотографии она, конечно, не такая, как сейчас. Но это та самая, что вы ищете! – Зинаида ткнула пальцем в фотографии, веером рассыпанные по столу.

– Хотелось бы убедиться, что это так. Может мне к соседям вашим сходить?

– Ты что! Да Матвеевна тебя на порог не пустит! Живет сама по себе, как сыч. Никогда с соседями не поделится, не поболтает. В Храм, да на рынок, да в магазин еще. После службы в Храме они всегда на рынке стоят, зелень с огорода продают.

– А, может, вы на рынок меня проводите. Хотелось бы самой посмотреть, убедиться. Рынок-то далеко?

– Нет, рядом, на дороге.

Рынок гудел, шумел, цвел яркими красками. Среди яркой августовской зелени горкой алели упругие помидоры. Белые головки чеснока висели связками, золотился лук. «Яблочки, вкусные яблочки», – зазывала девушка с круглыми, словно сами яблоки, румяными щеками. Кто-то отчаянно торговался, а две дородных женщины ругались громко, на всю улицу.

Анастасия Матвеевна и ее спутница стояли молча. На ящике, прикрытом чистым белым полотенцем, лежали кучками упругие зеленые огурчики, свежие, все в пупырышках. В лотке с водой топорщились пучки укропа и петрушки. Марина сглотнула слюну.

– Почем огурчики?

– Десять рублей кучка.

Марина потрогала рукой огурчик.

– Свеженькие, сегодня утром с грядки. Берите, не пожалеете. Выбирайте любую кучку.

– Возьму.

Марина придирчиво выбирала огурцы, медленно считала монеты, а сама незаметно присматривалась к спутнице Антонины Матвеевны. Та стояла безучастно в стороне. Теперь она была без платка. Марина хорошо рассмотрела ее. Короткие темные волосы неровно подстрижены, глаза она подняла однажды, они – серые. Лицо худое, изможденное, скулы выступают, нос заостренный. И она явно старше Ирины Гориной. С чего Зинаида взяла, что она похожа на Ирину. И лицо страшное, обожженное, что ли? Или это – болезнь?

Женщина повернулась, чтобы подправить зелень в лотке. Тонкий профиль чистого лица мелькнул перед глазами Марины. Она вздрогнула? Неужели Ирина Юрьевна?

– А вас не Ириной зовут? – Обратилась Марина к женщине.

Та вздрогнула, и вдруг закричала.

– Ты что тут стоишь, вынюхиваешь? Пошла прочь! – замахнулась на Марину Анастасия Матвеевна. – Катя, Катенька, успокойся, пойдем домой, доча.

Анастасия Матвеевна споро побросала огурчики в сумку, и, подхватив свою плачущую спутницу побрела с рынка.

– Простите, я не хотела вас обидеть! Подождите! – Тщетно взывала Марина.

Но Анастасия Матвеевна, казалось, не слышала, ее. В одной руке у нее была тяжеленная сумка, а другой она с большим трудом удерживала бьющуюся в истерике женщину. Женщина выскользнула из руки Анастасии Матвеевны, и стала падать на обочину. Марина подхватила ее на руки.

– Давайте, я помогу вам довести ее до дома. Подождите, у меня нашатырный спирт есть в машине. Сейчас мы приведем ее в чувство. Моя машина рядом.

Ватка с нашатырным спиртом подействовала. Женщина пришла в себя и слабо перебирая ногами пошла к дому. Вдвоем, Марина с Анастасией Матвеевной завели больную в дом, уложили на кровать. Она выпила лекарство и уснула.

– Извините меня, я не хотела. Мы женщину разыскиваем, она пропала три месяца назад. Я хотела проверить, не она ли это. Женщину ту зовут Горина Ирина Юрьевна. Родственники с ног сбились, места себе не находят. Ушла из дома, и как растворилась в сумерках. – Оправдывалась Марина.

– Бывает в жизни всякое. Много горюшка по земле бродит, и к нам забредает.

– Я журналист. Может, я могу вам чем-то помочь? У меня есть знакомые врачи. Я не причиню вам вреда, поверьте.

– Не врачи, а покой ей нужен. Дело тут такое деликатное. Может и впрямь тебя Бог ко мне послал. Не с кем мне здесь посоветоваться. Соседки – только языком чесать, и родни у меня никого не осталось.

…Катю я в лесу нашла, Крохалёвская она. Про пожар слышала? Так оттуда она. С Крохалёва. Как выбралась из огня – не помнит, и ничего о себе не помнит. Я в лесу ее подобрала. Два месяца она где-то бродила. Может и к людям выходила, да не приняли ее, отогнали. Выходила я ее. Она совсем нормальная стала, только про пожар как вспомнит, то кричит и плачет. И вспоминать ничего не хочет. Я пробовала раз, другой и отступилась, чтобы ее не травмировать. Но сама съездила тайком в Крохалёво, разузнать. Кате сказала, в магазин дальний уйду. Я разок в неделю хожу на тот конец, там дешевле. Она смирная, без меня и за ограду не выходит. Так вот, разузнала. Мать ее в больнице тяжелая лежит, помрет, говорят. Обожглась сильно. А пацаненка дома не было, когда пожар начался. Повезло ему. Бог отвел. Малец сейчас у соседей, в школе они живут, погорельцы все. Хороший такой мальчонка, Антоном зовут. Пять лет ему. Видела я его издаля. Белобрысенький, весь в мать. А про Катерину – считают, что сгорела она. Их всех, сгоревших, в одном гробу хоронили. Мало что от людей осталось. Господи! Горе-то какое! Я поспрошала, одна была там Катерина, и по описанию подходит. Понимаешь, я хочу Катю у себя оставить, домик на нее запишу. И ребенка ее бы забрала, внуком мне будет. Документы бы надо ей выправить. А как сделать, ума не приложу. Только-только успокоилась она. Боюсь навредить ей. Слаба она еще. Посоветуй, как поступить.

– Вы правы, навредить ее здоровью можно так, что и не исправишь.