Читаем без скачивания Бобы на обочине - Тимофей Николайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бобби-Синкопа опустился на корточки и запрокинул фляжку ещё раз, допивая последнее.
Ты ошибался — на свете нет, и не было никогда океана трав… — словно чей-то голос, холодный и чужой, произнес это в его голове.
Бобби-Синкопа намочил ладонь в траве и обтёр лицо. Но вместо свежести и облегчения он почувствовал лишь жгучие уколы — чего только не налило на мокрую кожу. Не было океана, не было шелестящего неумолчного прибоя. Никогда не катились от горизонта до горизонта росистые клеверные и ковыльные волны. В мире нет, да и не было места ничему похожему. Только асфальтовые полосы шоссе и мокрые заросшие пустыри вокруг, издалека создающие иллюзию простора.
Мир и впрямь тесен, — подумал Бобби-Синкопа, прикладываясь к фляге, чтобы выдоить из неё последние капли. Куда бы я ни пошёл — всюду уже натоптано.
Музыка… — он с отрешенностью подумал о живой и бьющейся струне, настолько пронзительной и острой, что та резала ему пальцы. — Возможно, это было в последний раз…
Его попытки писать настоящую музыку — наверное, смешны большинству. Даже Оркестровое Братство относится к его паломничествам, как к чудачеству. Он мог бы концертировать до глубокой старости на уже созданном материале. А попытки писать настоящую музыку — это не более чем мечты идеалиста… Ничего они не значат.
Он встал и запахнул разобранные полы балахона.
Порыскав по траве — отыскал в ней чёрную змею гитарного ремня и набросил её на плечо.
Притоптанная ими трава, мочимая и врачуемая дождем, понемногу поднималась вокруг. Сидящего мужчину уже почти скрывали выпрямившиеся стебли. Шляпа его валялась поодаль, и упругие зелёные побеги уже примеривались к ней, врастая во влажный фетровый бок. Бобби-Синкопа подумал мельком — не помочь ли хлыщу подняться, не предложить ли глоток кюммеля в качестве жеста раскаяния, жеста признания собственной глупости. Но кюммеля больше не было… и он ощутил такой прилив жгучего стыда, что порывисто отвернулся и пошёл прочь — напролом через траву и расступающийся подлесок, всё убыстряя и убыстряя шаг…
Глава 10. Картофельный Боб
Когда чудо только собирается случиться — оно всегда поначалу пугает.
Так сказал дядюшка Чипс, когда Картофельный Боб мямлил ему о своих опасениях. Не беспокойся об этом, Боб, не надо. Беспокоиться нужно тогда, когда больше не ждёшь чуда… ниоткуда его не ждёшь. Дядюшка Чипс был ужасно умный, умнее всех, кого Картофельный Боб видел когда-либо около себя, и он, Картофельный Боб — поверил ему безоглядно. Не мог не поверить.
Дядюшка Чипс и сам заболел этой идеей, заболел ролью волшебника, приносящего чудеса в жизнь Картофельного Боба. Он приходил к его полю каждый день, когда солнце было очень высоко, или только-только начинало опускаться, съезжая по пологой дуге к неблизкому лесу. Щадя Картофельного Боба и его чуткие посевы, он приходил пешком, оставив железную машину хоть и в пределах видимости, но достаточно далеко. Чаще всего это был старенький пикап Стрезанов, с деревянным коробом вместо обычного кузова, но бывали и другие машины. Сегодня дядюшка Чипс приехал на огромном металлическом чудовище, которое он называл тягач. Картофельный Боб перепугался, расслышав приближающийся звук незнакомого мотора, но дядюшка Чипс снова не дал его картофелю повода переживать — он остановил тягач задолго до границ надела Картофельного Боба, он заглушил мотор и долго шёл пешком, издали улыбаясь Картофельному Бобу и махая ему рукой.
Картофельный Боб был счастлив, что дядюшка Чипс так хорошо его понимает, что при встрече с ним не нужно делать так, как обычно он делает при встрече с другими, случайно забредшими сюда и не желающими слышать, что у картофеля тоже есть душа и она трепещет… то есть, Бобу не нужно бежать навстречу, воздев руки и загородив собой поле… и он не бежит, обжигаемый бренчащим железным ужасом, что надвигается спереди, но гонимый поджимающимся испугом кустов сзади. Картофель паникует, когда люди делают так — листья его наливаются тогда горьким белёсым соком, стебли окрашиваются по краям жухлой желтизной. Порой даже клубень в земле съеживается и может горчить несколько дней кряду, всё никак не успокаиваясь….
Дядюшка Чипс — хороший, — думает Картофельный Боб, выпрямляясь и отряхивая землю с ладоней. — Он остановил тягач вдалеке и идёт пешком, издали улыбаясь Картофельному Бобу. Он сделал так, потому что добрый, и ещё потому, что понимает — его тягач страшен. Нутро у этого тягача хуже, чем даже у колесного трактора дядюшки Симкопа — оно прожорливое и сильное, и чадит таким густым дымом, что от него даже на расстоянии выщипывает глаза. Дым этот тяжёлый и слоистый — не рассеивается по ветру, а висит бурой полосой у самой земли. Если такой дым ляжет на почву, — думает Картофельный Боб, — корни самой цепкой травы тотчас заболеют и станут слабыми.
Дядюшка Чипс машет ему на ходу и Картофельный Боб, обрадованный, торопится навстречу. Недавно пролил дождь, небо все ещё хмурое, сковорода солнца закрыта сейчас облаками, а потому Картофельный Боб не страшится покидать границ своего надела. Он бежит навстречу, громко топая башмаками по языку жёсткой глинистой почвы округа Мидллути, которая примыкает к его полю — это государственная земля, оставленная без присмотра, а потому столь жесткая, что картофель не любит трогать её корнями, и она пустует. Здесь местами топорщится лишь колючелиственный пырей, да вьётся тропа, по которой Картофельный Боб таскает корзины в городок.
Дядюшка Чипс показывает на колеса тягача, измазанные жирной глиной, и кричит ему что-то. Из-за большого расстояния Картофельный Боб не слышит или не понимает, но всё равно кивает в ответ — обрадованно и согласно. Пока они идут навстречу друг другу — один неспешно, другой в торопливую припрыжку — Картофельный Боб несколько раз повтряет услышанную фразу про себя, пытаясь её разгадать… Что-то о сломанном Бусе…
Что это значит?
Он издали заглядывает в лицо дядюшке Чипсу и несколько раз репетирует, как будет переспрашивать… ему очень не хочется выглядеть глупым сейчас, когда дядюшка Чипс научил его стольким премудростям, потратил столько времени, делая Картофельного Боба умнее. Многажды он путается и сбивается… но, прежде чем они поравнялись, Картофельный Боб почти полностью расшифровал первую услышанную фразу:
Бус, огромный, сияющий и стремительный Бог дороги — встал у какой-то непонятной Бобу двадцатьседьмоймили. Будто подраненный птицами жук — раздвинул жёсткие люки у своего подбрюшья, и
