Читаем без скачивания Бобы на обочине - Тимофей Николайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Картофельные кусты придержали его ноги, не давая сделать последний шаг и скрыться окончательно, и гладили теперь его штанины, успокаивая… Тише… Тише-тише… Не бойся… Не бойся… — словно туго натянутая струна зазвучало поле вокруг… Не бойся, Боб. Ты, чего? — это уже дядюшка Чипс, машущий ему издали — верный своему обещанию не заходить на его поле.
Именно этот поступок дядюшки Чипса и успокоил Картофельного Боба сильнее, чем успокоили бы его многие и многие корзины сказанных добрых слов.
Он почувствовал, как внутри его что-то затрепетало — медленно и робко. Он смотрел издали, всё ещё насторожённо пригибаясь к земле — но дядюшка Чипс так и не двинулся больше с места. Он ведь уже дошёл до предела — у самых его ног, у носков свободных мальчишеских сандалий, начиналась рыхлая земля, до пуха перетёртая пальцами Картофельного Боба. Дядюшка Чипс ведь обещал ему не заходить дальше, и он не зашёл — просто стоял у края и махал ему рукой, показывая, что всё в порядке.
Дядюшка Чипс — честный и добрый, он помнит обо всём… — Картофельный Боб даже заплакал от жгучего стыда, что так бессовестно напугался его слов. Не поверил дядюшке Чипсу. Едва не обидел его… Торопясь хоть что-то исправить, он вернулся к меже, ещё больше сгорбясь.
— Ну-ну, Боб! — сказал дядюшка Чипс, когда увидел вблизи его мокрое лицо — оно ведь лоснилось и блестело, как смоченная дождём хорошая плодородная земля. — Что ты ревёшь как маленький? Успокойся…
Он протянул руку через межу, и Картофельный Боб поспешил к ней, обрадованный, что Дядюшка Чипс по-прежнему улыбается и прикосновения его по-прежнему приветливы.
Понемногу он успокоился, и воображение вернуло его на обочину федеральной трассы, где дядюшка Чипс, подбирая каждое слово, как ключный мастер подбирает зубцы к механизму сложного замка, рассказывает тучному человеку историю про Картофельного Боба.
И далее было так: «тучный человек, которого Дядюшка Чипс называл Туки, снял фуражку водителя и осторожно положил её на полотно дороги — оборотив в сторону буса жестяной кокардой. Потом он жестом позвал за собой Дядюшку Чипса, и они вместе перешли через обочину и сделали несколько шагов по ломкой подмоченной траве — долой с федеральной трассы, где правила Гильдии Перевозчиков запрещают водителю материться. И там, за обочиной, тучный человек опасливо оглянулся на бус, и сказал Дядюшке Чипсу:
— Да ты охренел что ли, малой?!
Он больше не улыбался — его взгляд был жесток, как сырое осиновое дреколье в лесу. Тогда Дядюшка Чипс тоже отвердел и вытянулся — встал напротив него, широко расставив ноги и по-мальчишески набычиваясь.
— Левый пассажир! — захрипел тучный человек, нарочито понижая голос, чтобы дядюшке Чипсу стало уж наверняка понятно, на какой смертный грех он осмелился его толкнуть. — Да ты хоть знаешь, сколько стоит билет к континентальном бусе на этот маршрут? Меня из гильдии сразу попрут, если кто-то только заподозрит.
— Почему это — левый?! — отрезал дядюшка Чипс. — Ничего не левый. У него ж проездная карта будет. Отметишь её, запишешь в журнал и пробьёшь — всё по закону.
— Какая карта? — взвился на него тучный человек. — Чего ты мне стелешь тут, малой? Есть у него карта — пусть оформляет билет, да едет как все люди.
— Не может он — как все люди…
— Чего это?
— А того! Он — совсем не как все люди… Не как мы… или они… — и дядюшка Чипс украдкой показал на Бус. — Другой он, понимаешь?
Это был, на самом деле, самый тонкий вопрос.
Деликатный, — сказал дядюшка Чипс. Картофельный Боб не знал, что означает это слово — такое сложное и красивое. Зато тучный человек знал его — и, услышав, он хмыкнул и даже попятился. Деликатный. Скажешь тоже…
— Да, — повторил дядюшка Чипс. — Я тебя, Туки, вообще никогда не о чём не просил. И никогда в душу тебе не лез, не рассказывал тебе ничего такого… Вот ты до Папашиного участка тянул, не к Соропу ты заехал, а к Стрезанам. А? Давно, поди, муфта-то у тебя бренчит? Такой ремонт и Сороп бы сделал, наверное, поломка-то — тьфу… Но он плешь бы тебе проел, а Стрезаны плешами не питаются, скажешь нет? Так вот — и я не первого попавшегося водилу попросил, а прошу именно тебя, Туки… Ты ж, вон понимаешь, что значит — деликатно…
Тучный человек насупился и полез за отворот комбинезона. Потом вынул из внутреннего кармана пёстрый платок, размером с хорошее полотенце, и шлепком промокнул шею.»
— А правда, у тебя есть документы, Боб? — спросил дядюшка Чипс, и Картофельный Боб не сразу понял, что он больше не слушает воображаемый чужой разговор, что это обращаются к нему. А потом, когда понял, то открыл рот и стал думать над вопросом, пытаясь отгадать значение ещё одного диковинного слова…
Мягко прошуршал ветер, потревожив шершавую изнанку листьев, задев за ногу Картофельного Боба, шевельнув приоткрытой дверью его дома и тем самым окончательно уведя его мысли далеко в сторону.
Картофельный Боб смотрел на дядюшку Чипса и видел, что тот ждёт чего-то, но не мог вспомнить, чего именно… Собирались пухлые облака над светлыми волосами дядюшки Чипса, и шустрые дождинки — то там, то сям, мелькали в воздухе. Воздух был влажен на языке — как раз такой и полезен для картофельных клубней, он делает их тонкокожими и сочными на всю глубину…
— Так я и думал… — улыбнулся дядюшка Чипс, довольно долго прождав ответа, но так его и не дождавшись.
«И тучный человек, вытирающий шею огромным пестрым платком, думал точно так же:
— Откуда у него проездная карта, если даже документов нет?»
Дядюшка Чипс позвал Картофельного Боба за собой и тот опасливо пошёл.
Мотор тягача успел остыть, и не пугал уже Картофельного Боба так сильно, как раньше. Тягач дядюшки Чипса тоже имел кузов, сколоченный из толстенных досок… правда, поменьше, чем у пикапа, и расположенный поперек машины, а не повдоль — просто объемный деревянный ящик. Доски его бортов были промазучены насквозь и лоснились. Картофельный Боб чувствовал слякотную угловатую тяжесть на его дне. Дядюшка Чипс, однако, не полез в кузов, как поначалу думал Картофельный Боб, а, придерживаясь за рифленую резину колес, взлетел по лесенке и юркнул в кабину.
Картофельный
