Читаем без скачивания И все-таки она плоская! Удивительная наука о том, как меняются убеждения, верования и мнения - Дэвид Макрейни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Например, когда ребенок впервые видит животное с четырьмя лапами и хвостом, а родитель говорит ему: «Это собака!», в сознании ребенка появляется отдельная категория: создания с четырьмя лапами, отличающиеся от людей. Позже, когда тот же ребенок увидит лошадь и воскликнет: «Собака!», родитель должен его исправить: «Нет, это лошадь». В этот момент ребенок откажется от ассимиляции (внесения лошади в уже существующую категорию) в пользу аккомодации (приспособления сознания к новому явлению). То есть он пересмотрит старую категорию, которая прежде для него включала в себя всех четвероногих существ, и создаст новую, в которой может поместиться что-то другое.
Пиаже ввел эти два понятия – ассимиляцию и аккомодацию – как часть своей теории конструктивизма, которая сегодня широко применяется в образовании при составлении планов уроков с учетом научных знаний о развитии человека. Если Кун считал процесс изменения мышления прерывистым (периоды застоя и сопротивления перемежаются вспышками внезапных и часто травмирующих изменений), то Пиаже был уверен, что мышление меняется непрерывно и равномерно. Согласно Пиаже, организмы постоянно адаптируются, стремясь сделать свою среду наиболее благоприятной, пока не почувствуют, что достаточно ее освоили. В этот момент они достигают того, что он назвал «равновесием».
Равновесие – это одновременно и ассимиляция («интеграция новой информации в уже существующие структуры»), и аккомодация («изменение и построение новых структур для понимания информации»). По словам одного исследователя, когда существует баланс между этими двумя процессами, происходит адаптация и достигается определенный уровень равновесия[81].
Точка, в которой происходит синтез идей этих двух ученых, это, по мнению Пиаже, «нарушение равновесия».
Мозг пластичен, он постоянно обучается и обновляется, но делает это осторожно, в том темпе, который позволяет избегать опасностей и не допускать застоя или хаоса. В те моменты, когда этот осторожный темп нарушается, в моменты резкого изменения окружающей среды или невыносимой неопределенности, мы испытываем мучительное нарушение равновесия. У нас появляется желание вывести ассимиляцию и аккомодацию на поверхность из глубин нашего разума. Мы концентрируемся на этом сознательно, целенаправленно, даже одержимо. Именно в такие моменты мы становимся свидетелями величайших перемен.
* * *
Если ваши самые главные ожидания вдруг непоправимо рушатся и у вас нет возможности постепенно принять эти перемены, вы неизбежно получите серьезнейшую психологическую травму, которая приведет к краху всей вашей модели реальности. Вы уже не сможете воспринимать мир так, как прежде.
Психологи, изучающие такого рода травмы, обнаружили, что после них люди склонны выбирать один из двух путей. Первый – скатывание вниз по спирали дезадаптации, когда человек прибегает к наркотикам или другим видам саморазрушительных действий, опускаясь все ниже и ниже, пока не дойдет до самого дна. В этом случае психологическая травма только порождает новые проблемы в психике или усугубляет уже существующие, но прежде не активные неблагоприятные тенденции. Однако при наличии сильной системы социальной поддержки большинство людей идет другим путем: интуитивно стремятся получить новую информацию и отправляются на ее поиски без промедления – к друзьям, родным или в интернет. Им требуются новые знания, новые перспективы, новые материалы для перестройки себя.
В конце 1990-х и начале 2000-х годов психологи Ричард Тедески и Лоуренс Калхун собирали доказательства новой теории о том, как люди справляются с экстремальными переменами. Они обнаружили, что для большинства людей переживание травмы ведет к адаптивной спирали позитивного развития, к пробуждению нового «я» посредством того, что они назвали «посттравматическим ростом».
В одном из своих исследований Тедески и Калхун взяли интервью у музыканта, которого разбил паралич, вследствие чего он навсегда потерял способность играть. Как и многие другие в подобной ситуации, в итоге он смог сказать: это «лучшее, что когда-либо случалось со мной». По его собственному признанию, даже если бы можно было изменить ход событий, он бы этого не сделал. Ведь прежде он был алкоголиком, жил без определенной цели и планов в жизни – думал только о том, как дотянуть до следующего концерта и следующего бара. Он сказал, что лучше выбрать нового, хоть и парализованного себя, чем вернуться в прежнюю жизнь, где он был музыкантом со склонностью к саморазрушительному поведению, ошибочными взглядами и тотальным невежеством. То же самое чувствовали испытуемые, жизнь которых однажды перевернулась с ног на голову из-за авиакатастрофы, пожара в доме, потери конечностей и тому подобных бедствий. По их словам, когда пугающие последствия травмы сбивают тебя с толку и все твои фундаментальные представления о мире больше не служат тебе опорой, приходится очень серьезно обновить как понимание мира в целом, так и своего места в нем. Если этого не сделать, мозг впадет в панику, будучи не в состоянии осмыслить реальность. Чтобы справиться с этой паникой, необходимо новое поведение, новые мысли, новые убеждения и новое представление о самом себе[82].
Конечно, не каждый согласился бы с музыкантом, который не желал менять ход событий после паралича, но исследования Тедески и Калхуна показывают, что и многие другие люди, пережившие серьезные потрясения: обнаружение онкологического заболевания в последней стадии, потерю ребенка, тяжелый развод, автомобильную аварию, войну или сердечный приступ, – говорят, что все эти страшные события сделали их лучше. Они отбросили множество устаревших представлений, в которых до травмы не было причин сомневаться, из-за чего они и не догадывались об их ошибочности. Люди в подобных ситуациях признаются, что в их сознании как будто открылись неизведанные пространства, готовые наполниться новыми знаниями, полученными в результате нового опыта.
К сожалению, такой позитивный опыт нередко дается только ценой беды вроде авиакатастрофы или онкологического диагноза – а все потому, что мы всеми силами сопротивляемся отказу от своих старых взглядов и представлений о себе, желая избежать катастрофических последствий подобных перемен. Ведь в таких случаях мы лишаем себя привычной прочной опоры, наши убеждения, установки и ценности рушатся, мы теряем смысл жизни, и нам кажется, будто мы в полном замешательстве стоим обнаженными перед целым миром.
Тем не менее, полная перезагрузка иногда неизбежна, и когда это происходит, сама жизнь начинает причинять боль. Во время такого кризиса все кажется ненормальным. Тедески и Калхун пишут, что «землетрясение в психике» может «превратить в руины многие представления, на которых строилось понимание происходящего, исходя из чего мы принимали решения и видели в них смысл». Травматическое событие
