Читаем без скачивания «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан - П. Паркер

Проведя бессонную ночь, Давуд отозвал Джема в сторону, чтобы поговорить наедине.

— Друг мой, я пойду с тобой на Белград, но после победы непременно добьюсь встречи с главным белым евнухом и запишусь на обучение, чтобы стать агой… Я должен любой ценой быть здесь, в Стамбуле, в Топкапы. Я не допущу, чтобы меня перевели на дальние границы империи! Я готов пойти на любые потери. Моя любимая находится здесь.

— Как скажешь, и да пребудет с тобой удача, — ответил Джем, ведя друга в хамам для утреннего омовения.

На середине двора он вдруг остановился и схватил Давуда под локоть. Заглянул в глаза другу и озабоченно прошептал:

— Надеюсь, ты понимаешь — чтобы стать агой, тебе придется сделаться евнухом?

Давуд выдержал взгляд Джема и ответил:

— Да.

Глава 34

Белград находился на полпути между Стамбулом и Веной.

— Ах, Вена! — задумчиво говорил Сулейман, обращаясь к Ибрагиму и великому визирю. — Рано или поздно это золотое яблоко окажется в моем саду! — Он пришпорил коня и галопом поскакал на вершину холма. Его приближенные постарались не отставать.

С вершины Сулейману открылся великолепный вид на долину, окаймленную величественными соснами и широкими базальтовыми плитами. Внизу, среди пышных пастбищ и возделанных полей, нес свои воды Дунай. Сулейман пробежал взглядом по девяностотысячной армии янычар, маршировавшей по обоим берегам великой реки к Белграду. Несмотря на неровности местности, они не нарушали строя. Как всегда, при взгляде на них султан просиял от гордости. Вся долина полнилась грохотом барабанов военного янычарского оркестра.

Шестьдесят шесть барабанов, таких больших, что из Стамбула их везли в каретах, каждую из которых тащила четверка лошадей, издавали оглушительный шум. Их грохот отдавался от базальтовых скал и достигал осажденного города, напоминая силой и тревогой канонаду. Для слуха Сулеймана эти звуки были сладчайшей музыкой.

Над парапетами крепости показались клубы белого дыма. Защитники принялись обстреливать янычар из пушек. Не менее двадцати воинов, сраженные первыми ядрами, упали на землю. Их товарищи продолжали идти вперед как ни в чем не бывало. Барабаны не умолкали ни на миг. Вскоре янычары тоже открыли огонь. Лошади доставили громадные пушки на позиции, и начался штурм.

Битва продолжалась весь день. Сулейман и великий визирь наблюдали за ее ходом с вершины холма. Если нужно было, они рассылали приказы через своих верховых адъютантов или бегунов. Янычары несли потери из-за того, что заняли невыгодную позицию. Ибрагим считал, что их потери не так велики, как те, что несут защитники города. Он показал на большую башню, которая пошла трещинами от продолжительного обстрела, и на языки пламени, лизавшие шпиль огромного собора. Когда сгустились сумерки, янычары отступили в свой лагерь. Под городскими стенами остались лишь барабанщики, которые до утра продолжали наводить ужас на защитников горящего города.

Сулейман сидел на Тугре у входа в лагерь, а мимо него проходили воины, возвращавшиеся с поля боя. Все спешили к огромным котлам с пилавом. Солдаты проголодались после трудного дня.

Один из янычар, в окровавленном синем кафтане, с гривой густых каштановых волос, падающих ему на глаза, поддерживал другого — тот, видимо, сломал ногу. Сулейман полюбовался статью солдата и улыбнулся, когда их взгляды на короткий миг встретились. Султан поднес пальцы ко лбу в знак приветствия молодому янычару, а затем повернулся к тем, кто следовал за ним.

Когда последние солдаты вернулись в лагерь, Сулейман еще какое-то время понаблюдал за ужинавшими янычарами. Он снова заметил в толпе молодого человека со спутанными каштановыми волосами.

Штурм Белграда продолжался несколько недель. Из-за летней жары пожары были особенно опустошительными. Выгорел почти весь центр города. Многие старинные здания, пережившие Крестовые походы и частые войны, превратились в груды развалин. Над долиной поднимался густой черный дым пожарищ. Военные барабаны по-прежнему не умолкали.

На двадцать девятый день августа Сулейман въехал в побежденный город верхом на девственно белой Тугре. Белград был взят; городские власти вынесли ему ключи от города и уцелевших храмов на деревянном блюде, с которого, как говорили, вкушал пищу сам Иисус.

— Сегодня поистине прекрасный день! — прокричал Ибрагим, сидящий на своем коне рядом с Сулейманом.

— Да, друг мой. Мы еще на один шаг приблизились к желанному золотому яблоку!

Решено было оставить в Белграде гарнизон из десяти тысяч янычар. Им предстояло нести охрану и руководить восстановлением города. Сулейман понимал, что его солдатам предстоит не один год тяжелой работы. Они должны превратить Белград в очередной опорный пункт для вторжения в оставшуюся часть Европы.

Однако главные силы янычар в ту ночь вернулись в лагерь, чтобы праздновать победу. На пир пригласили и знатных белградцев. Им не терпелось угодить новым хозяевам. Они надеялись, что османы будут угнетать их не так жестоко, как прежние правители из династии Габсбургов. В лагерь победителей пригнали повозки с женщинами и красивыми мальчиками. Солдаты предвкушали ночь наслаждений после тяжелых боев.

Сулейман радовался, глядя, как его солдаты и гости поедают мясо, рис и сладкие трюфели, собранные в белградских лесах. По приказу городских властей их развлекали народными танцами и игрой на местных музыкальных инструментах. Многие янычары подпевали. Ночью они один за другим отходили от больших костров. Их тянуло к женщинам или к своим братьям-янычарам.

Когда на небо высыпали звезды и полумесяц осветил лесистую долину своим мягким светом, Сулейман вернулся в свой шатер, попросив Ибрагима последовать за ним. Ему не терпелось обсудить победу.

Когда Ибрагим вошел, Сулейман уже лежал на груде подушек.

— Иди, брат мой, посиди рядом со мной.

Ибрагим шагал по коврам. Прежде чем сесть у ног султана, он взял флягу с вином и два кубка.

— Господин мой, мы очень искусно провели последнюю кампанию, — заметил он, отпивая большой глоток терпкого красного вина.

Ибрагим собирался сказать что-то еще, но Сулейман приложил пальцы к его губам и потянулся к руке друга. Ибрагим подсел поближе, а затем, улыбаясь, лег рядом с Сулейманом. Их губы встретились. В шатре тускло мерцали факелы; Ибрагим встал и сбросил с себя кафтан, обнажив крепкое мускулистое тело и смуглую кожу. Его грудь и ноги сплошь покрывали черные курчавые волосы. Сулейман также приподнялся, развязал пояс кафтана и, подавшись вперед, ткнулся лицом в густую поросль между ног Ибрагима и принялся нежно ласкать языком его мощный жезл. Ибрагим осторожно прилег рядом с другом и в свою очередь занялся отвердевшим достоинством Сулеймана.