Читаем без скачивания Красные скалы английской Ривьеры - Хельга Мидлтон

– Эйли! Что ты вообще тогда знала? Жила в своем коконе и до сих пор, между прочим, не полностью проклюнулась из него.

– И то правда, – вздохнула Эйлин.

– Он перевез работы из мастерской сюда. Как бы ее Дух через ее работы присутствует здесь, находится рядом с ним.

– Ты права. Это, пожалуй, трогательно и сентиментально.

Полчаса назад, когда Эйлин приехала в паб, Джонатан собственной персоной стоял за барной стойкой. Он был занят с посетителем и не обратил внимание на Эйлин.

Сейчас картина за баром изменилась. Хью принял вахту бармена, а Джонатан исчез на кухне.

Он снова появился в зале, неся сумки-майки, полные пластиковых контейнеров, типа «тэйк-а-уэй». По дороге к выходу он по-хозяйски окинул быстрым взглядом зал и, увидав девушек, свернул к их столику.

– Рад видеть вас, малышки! Все пучком? – Он посмотрел в полупустые тарелки и добавил: – Что так мало? Раз уж вы такие малоежки, скажите Анжеле, пусть запишет на счет заведения.

– Я же еще не написала про ваш паб статью, – напомнила Оливия, – так что пока мы на самооплате.

– Да, – Эйлин взмахнула рукой с вилкой, как дирижерской палочкой, – мы в состоянии себя прокормить.

– Я только рад накормить подруг моей дочери. И не только.

Он приподнял в воздух обе руки с сумками.

– Не знала, что у Аманды такой аппетит. Не многовато ли для вас двоих? – пошутила Оливия.

– О, нет. Тем более сейчас, когда Аманда без зуба, – незлобно пошутил он в ответ.

– Так кому же, если не секрет?

– Когда Нина лежала в хосписе, – он продолжил с грустной улыбкой, – я всегда привозил персоналу и тем, кто еще мог есть, что-нибудь вкусное с нашей кухни. Нина уже шесть лет как умерла, а привычка кормить больных и сирых стала для меня ритуалом памяти о ней.

– Благотворительность – вещь хорошая, – согласилась Эйлин.

Подруги, покончив с обедом, еще какое-то время посидели за пустым столом. Поспорили о том, стоит ли воспользоваться предложением Джонатана и сэкономить деньги на следующий раз. Эйлин настояла на том, что все-таки надо бы заплатить. Лучше не чувствовать себя должником. Она даже сгоряча предложила заплатить за порцию Оливии. Оппортунистка-журналистка с ходу приняла предложение. Она направилась в сторону туалета, а Эйлин, достав из сумочки карточку, к стойке бара.

– Два ризотто и две воды? – уточнил Хью, проверяя копии заказов.

Она согласно кивнула. Он повернул к Эйлин платежный терминал. Клик-клик. Из заднего окошка терминала выполз чек.

– Хотела задать тебе пару вопросов. Может, выйдем на воздух?

– Анжела! – крикнул Хью куда-то вглубь подсобки. – Посмотри за баром, я курну.

– Угу, – ответил сумрак подсобного помещения, – ща. Иду.

Через дверь напротив входной они вышли на веранду позади паба. Дождя уже не было, но мокрый деревянный пол холодно блестел, ему вторили столы и лавки вдоль них. Их сияние было далеко не гостеприимно. Хью привалился спиной к стене, оставляя Эйлин сухое место под навесом над крыльцом. Протянул ей открытую пачку, но она достала из сумочки электронную:

– Не курю, но для компании ношу с собой. Кулуарная университетская привычка. Обычно в курилке больше новостей, чем в лекционном зале.

– Интересно учиться?

– Кому как, – уклончиво ответила она.

– Никогда не видел смысла в учебе. Все ответы на все вопросы можно найти в Гугле. Остальное – сухое делание денег. А где и как – дело каждого. Мне и за баром хорошо. А хочешь травки? – неожиданно предложил он. – Могу дать. По старой дружбе – по себестоимости.

– И ты туда же! – Она укоризненно покачала головой, – Слушай, не шарахайся. Я знаю, что Лиз приторговывала. Расскажи. Ты помнишь, какой она была?

– Оторва. Одно название для нее. Жесткая и холодная оторва. Ни приличий не соблюдала, ни авторитетов не признавала. Грубила, хамила. Однажды при всех обозвала Джонатана «мудаком». Но что самое интересное, ей как-то все сходило с рук.

– Может, у нее были с ним более тесные, – Эйлин сделала акцент на «тесные», – отношения? Это позволяло ей своевольничать.

– Не знаю. Не моего ума дело. Со мной она не спала.

– А ты пробовал?

– А кто ж не пробовал? Да не каждому обламывалось.

– Тебе, значит, не обломилось.

– Нет. Только я не больно-то и набивался.

– А Тому? Тому обломилось?

– Ты шутишь? Он для нее был как та овечка. Как в песенке. «У Мэри была овечка, маленькая овечка, маленькая овечка…» Как там дальше – не помню, но смысл в том, что та овечка везде таскалась за Мэри хвостом. Так и наш Том. Упокой, Господь, его грешную душу. – Он затушил остаток сигареты о кирпичную стену. – Извини, подруга. Хоть босс и свалил, но тут везде глаза и уши. Настучат в момент, что я не вовремя курю. Пока.

– Пока, – эхом откликнулась Эйлин.

31

Оливия уже ждала у двери паба. Они не спеша пошли через парковку, каждая к своей машине. Остановились рядом с машинкой Оливии.

– Я тут пока пи́сала – подумала. А ведь эта фотография может стать началом расследования. Может, тебе ее в полицию отнести?

– Я тоже об этом думала. Весь вчерашний вечер думала, и… Я до сих пор не разобралась, какую роль во всей этой истории играет Джон Ниш. Он классный фотограф, но! Если он вовлечен в наркотики или в порнографию, он будет все отрицать. Скопировать и удалить из компа все файлы – для него пара пустяков. Сфотошопить дату и время – тем более. Мы ничего не докажем. И вообще, всегда найдется кто-то, кто будет это оспаривать. Например, фотография с другого вечера. Или да, вечер тот, но Том уехал с Лиз, а потом вернулся и прибирал паб со всеми остальными. Все же были занятые и усталые. Никто ни за кем не наблюдал.

– То есть ты хочешь сказать, что Том мог меньше чем за полтора часа убить Лиз, увезти тело, закопать или сбросить с обрыва, поставить машину в центре города рядом с отелем и бегом вернуться в «Кот и Скрипку»? – Оливия так увлеклась, что стукнула кулачком по дверце своей машины. – Извини, я не хотела. – Она погладила мокрый бок авто и продолжала: – То есть убирать посуду и менять скатерти как ни в чем не бывало? Ты это хочешь сказать?

– Нет. Но тот, кто хочет, чтобы все выглядело именно так, может легко на этом настаивать.

– А давай проверим. – Черные глаза мулатки сверкнули хитрым огнем.

– Давай! – воскликнула Эйлин.

Они, не сговариваясь, одновременно открыли водительскую и пассажирскую дверцы.

– Засекаем время. Сейчас десять минут седьмого. –