Читаем без скачивания Красные скалы английской Ривьеры - Хельга Мидлтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, рука уже не так болит. – Аманда приподняла левую руку, демонстрируя запястье, упакованное в гипсовую лодочку.
– А зуб?
– Зуб тоже. Все не так плохо. Дантист сказал, что можно спасти мой родной, нарастив его, и тогда имплант не нужен.
– Уже хорошо.
– Выпить хотите?
– Я в порядке. – Эйлин отрицательно покачала головой.
– Если только воды. Я за рулем, – добавила Оливия.
– А, ну да, – неопределенно протянула Аманда и жестом предложила подругам сесть за стол на кухне. – Если не возражаете, я себе плесну. – Она достала из холодильника бутылку водки.
Гостьи с интересом наблюдали, как ловко, прижав загипсованной рукой стакан к животу, она наливает в него на палец высоты водки. Ставит бутылку на место и проделывает все тоже самое с бутылкой лимонада, доливая стакан почти до краев.
– Не рановато ли? – Эйлин с сочувствием наблюдала за этими однорукими манипуляциями.
– А сколько сейчас?
– Начало пятого. Будем считать это ранним чаем файф-о-клок. – Оливия, как всегда, все должна перевести в шутку.
Аманда села по другую сторону стола. Она отстраненна и молчалива. Поглаживает стакан кончиками пальцев, торчащими, как рожки улитки, из раковины гипса. Потом, как будто вернувшись из другой реальности, твердым голосом проговорила:
– Давай, Эйлин, не тяни. Я же знаю, что ты пришла не ради того, чтобы посмотреть на меня – чучело, а ради своего расследования.
– Хорошо. Рассказывай. Нас интересует все, – ответила за подругу Оливия.
Аманда проигнорировала слова журналистки. Она и на Эйлин прямо не смотрела, а куда-то в сторону, но обращалась явно с ней.
– Зачем, зачем ты тычешь палкой в этот улей? – тихо, почти шепотом, спросила Аманда. – Ни Лиз, ни Тома уже не вернуть. Пять лет прошло.
– Затем, чтобы Рейчел Смит могла спокойно ходить по улицам города, не боясь, что ей в спину плюнут.
Это до сих пор, по прошествии пяти лет, все еще происходит. У людей, знаешь ли, только на хорошее короткая память. Все плохое помнится долго. Между прочим, тот, кто виновен в смерти ее сына, спокойно разгуливает вдоль набережной и посмеивается над всеми нами.
– Почему ты так уверена, что он еще здесь? Может, давно уехал?
– Кого ты имеешь в виду? – Оливия, как гусыня, вытянула шею в попытке через стол заглянуть Аманде в лицо. – Ты на отца Тома намекаешь? Да?
– Ни на что я не намекаю. Просто выскочило само, – равнодушно ответила Аманда и прихлебнула из своего стакана. Подняла глаза. – Вы правда выпить не хотите?
Эйлин сделала глубокий вдох, как бы готовясь к прыжку в холодную воду:
– Зачем было врать, что Том уехал с Лиз на ее машине в районе десяти вечера в субботу 25 августа 2012 года? Вернее, не так. Почему вы все сначала толком не могли сказать, когда видели его в последний раз, а потом дружно заявили, что он уехал с Лиз, с точностью до минуты? А?
У Аманды начала трястись голова, и тихие, медленные слезы покатились вдоль щек. Глаза закатились, и у Эйлин возникло ощущение, что бедняжка сейчас потеряет сознание.
Она встала со своего стула, обняла Аманду за плечи, прижимая ее голову к себе, а Оливия, забрав стакан, быстро подошла к раковине. Выплеснула в нее алкоголь и наполнила стакан холодной водой. На подоконнике перед раковиной стоял не совсем ровный строй баночек с разноцветными таблетками.
– Твои? – Оливия кивнула в их сторону.
– Мои, – еле слышно ответила Аманда, – ребята меня убьют.
– Не убьют. Я же вижу: тебя медленно убивает то, что ты знаешь, но молчишь об этом. – Эйлин крепче сжала ее плечи, помолчала и добавила: – И это тихое убийство длится вот уже пять лет.
– И таблетки не помогают, – добавила Оливия, – так ведь?
Аманда медленно отпила воды, кивнула и поставила стакан на стол.
– Кто-то заставил нас. Все трое – я, Нэнси и Хью – получили одновременные сообщения на телефоны на следующий день после исчезновения Лиз. Кажется, в воскресенье вечером.
Эйлин согласно кивнула головой, мол, я так и думала.
– Там говорилось, чтобы мы убрали из телефонов все фотографии и всю переписку последних дней. Чтобы мы все, кто работал в субботу вечером, в понедельник утром пошли в полицию и сказали, что Том уехал с Лиз. И вообще, дали бы показания, что Том на нее орал, они ругались, и все такое. Что он ее ревновал. Тут и врать не надо было: она давала всем, у кого стояло. – Аманда снова зашлась слезами. Потом вздохнула и почти шепотом, как будто сама себе, добавила: – Нельзя так об усопших говорить.
– Ну, по поводу «усопшей» – это еще вопрос! Нет тела – нет дела. Может, она это специально подстроила и сбежала с каким-нибудь «взрослым мужиком»? – ухмыльнулась Оливия.
– На нее не похоже. Она была шоу-герл. Ей без зрителей скучно было. Все время надо было обращать внимание всех на себя любимую.
– Еще не известно, в какие «веселые» страны этот «взрослый» ее увез. И все же. Что заставило тебя изменить показания?
– Долгая история.
– Мы не спешим, – отрезала Оливия, – правда ведь, Эйли?
– Конечно, – согласилась та.
– Господи! Я так много раз рассказывала это себе, даже странно теперь произносить все вслух.
Оливия было открыла рот сказать что-то свойственное ей, эдакое саркастическое, но Эйлин на нее так посмотрела, что та захлопнула полуоткрытый рот и присела на край стула.
– Мы втроем – я, Хью и Нэнси – возвращались из Пейнтона с новогодней вечеринки у Таги Сойер. Ее родители куда-то уехали. Дом большой. Мы от души повеселились. Ночью, правда, шел дождь, но запускать петарды оказалось даже веселее, чем в хорошую погоду. Они так красиво мерцали в туманной мгле. Утро первого января 2012 было премерзким. Хью растолкал нас с Нэнси и предложил уехать, пока все еще спали. Сказал, что тогда нам не надо будет принимать участие в уборке. Мы быстро собрались и по-тихому свалили.
– Когда точно? Не помнишь? – Не может Оливия держать рот на замке.
– Часов в восемь – только-только рассвело. Было туманно, но тепло. Дорога пустая. На развязке-клумбе, недалеко от поворота к Торки, у обочины валялся мотоцикл, а еще метрах в трех от него лежал сам мотоциклист.
Ее правая рука и пальцы левой все еще сжимали стакан. Она так и поднесла его к губам обеими руками. Отпила. Закашлялась.
– Он, кажется, еще был живой. Я до этого из мертвых видела только мою маму, и
