Читаем без скачивания Кавказ: мифы и легенды - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медведь испугался:
— Скажи «нет», милый Конташ, скажи «нет».
Конташ быстро ответил:
— Нет, нет!
— Как же нет, когда есть! — кричит лиса.
Медведь прошептал:
— Милый Конташ, скажи, что это пень.
И Конташ ответил:
— Это пень, пень.
— А разве у пня бывают уши? — спросила лиса.
— Отруби мне уши, — взмолился медведь.
Конташ отрубил медведю уши, а лиса опять закричала:
— Чтобы обшить края царского барабана, срочно требуется шкура медведя! Нет ли там медвежьей шкуры?
Медведь шептал:
— Скажи «нет», милый Конташ, скажи «нет».
Конташ ответил:
— Нет, нет!
— А кто же там стоит? — спросила лиса.
Медведь совсем перепугался:
— Милый Конташ, скажи, что это пень.
Конташ отвечает:
— Это пень!
— А разве у пня ноги бывают?
— Отруби мне ноги, милый Конташ, — молил медведь.
Конташ отрубил ему ноги. А лиса все не унималась:
— Чтобы обшить края царского барабана, нужна медвежья шкура. Нет ли там у вас медвежьей шкуры?
— Нет, это пень, — ответил Конташ.
— А разве у пня бывает голова? — допытывалась лиса.
Медведь прошептал:
— Сруби мне, милый Конташ, голову.
Конташ отрубил голову медведю. Тогда лиса подошла к Конташу и сказала:
— Ну что? Отплатила я тебе добром?
Конташ поблагодарил лису, а потом они вдвоем наполнили горшки медом и вернулись в село. Так лиса стала другом Конташа. Но жене Конташа не нравилось, что лиса макала хвост в горшок с медом и к тому же гадила прямо в доме.
Однажды жена Конташа ударила лису палочкой, которой подправляла на печке лаваши. Обиделась лиса, пошла к дракону и стала приглашать его пойти к Конташу полакомиться медом. Но дракон не поверил лисе и сказал:
— Ты, собачья дочь, наверное, хочешь меня обмануть. Поведешь туда и убьешь.
Лиса поклялась, что ничего плохого не замышляла. Тогда дракон предложил:
— Если ты говоришь правду, то давай свяжемся одной веревкой и тогда пойдем.
Лиса согласилась, взяла веревку и обвязала один конец вокруг своей шеи, а другой — вокруг шеи дракона. После этого оба отправились к Конташу есть мед.
Увидел их Конташ и спросил лису:
— Разве ты должна была привести мне только одного дракона, а не семерых?
Рассердился дракон на лису и закричал:
— Ах ты, ишачья дочь! Значит, ты меня выдаешь в счет своего долга?
Дракон пустился наутек и потащил за собой лису. И так быстро он бежал, что лиса поломала себе зубы и издохла. А Конташ спокойно зажил с женой, и было у него сушеного мяса, меда и пшеничного хлеба в достатке.
Семиаршинный богатырь Зулум-Магома
Мы вам расскажем о том, каким обжорой был Зулум-Магома.
Однажды, проголодавшись, он вернулся домой и сказал матери:
— Мать, дай мне хлеба.
Принесла ему мать четыре чурека, а Зулум-Магома съел их и спросил:
— Мать, а нет ли еще чурека?
— Осталось, милый сын, — и мать положила перед ним все, что оставалось. Съел он и эти чуреки.
— Мать, больше не осталось?
— Право, не осталось, милый сын.
— Неужели и у соседей не осталось?
— Нет.
— А где можно найти хлеб?
— Наверное, на мельнице, больше нигде.
Зулум-Магома пошел на мельницу. Взял он два чьих-то мешка с мукой, вернулся домой, напек себе чуреков и съел их все за одну ночь. Старушка-мать испугалась, что он и ее съест, и пошла спать к соседям.
Утром Зулум-Магома проснулся голодным. В поисках съестного он обшарил весь дом, ничего не нашел и выбрался на крышу. В соседнем дворе Зулум-Магома увидел буйволенка, схватил его за рога, приволок к себе, зарезал и сразу же съел. Но даже целый буйволенок был для него, что капля воды для горячей жаровни.
Увидел это сосед и подумал: «Если я ему дам два мешка хлеба, он мне привезет столько дров из лесу, что мне их хватит на всю жизнь». Так он и сделал. Но пока Зулум-Магома доехал до леса, он успел съесть весь хлеб. Когда же срубил половину леса, то опять проголодался.
Тогда Зулум-Магома выпряг из арбы одного буйвола, зарезал его и съел. После этого он снова принялся рубить лес и не оставил ни одного дерева. Затем Зулум-Магома зарезал и съел второго буйвола. Наконец он собрал весь срубленный лес в одно место, и получилась такая гора дров, что закрыла она солнечный свет, а на землю легла большая тень.
Задумался Зулум-Магома, на чем же ему везти дрова: ведь буйволов он съел. Думал он, думал и придумал: поймал Зулум-Магома двух крупных кабанов, запряг их в арбу, погрузил дрова и повез в аул.
Был полдень, но арба с дровами заслонила солнце. Увидел мулла[68] громадную тень и решил, что это затмение солнца. По призыву муллы все аульчане поспешили на крыши своих домов, чтобы прокричать «салам». А гора все приближалась, и не было от нее никакого спасения. Тогда весь народ бросился бежать из аула.
Вместе со всеми убежала и мать Зулум-Магомы. Вскоре она увидела, что это ее сын волочит гору дров. Тогда старушка сказала:
— Милый сын, молю тебя — остановись! Люди думают, что на аул надвигается гора, чтобы раздавить его, и все разбегаются.
Тогда Зулум-Магома выпряг кабанов, взял их под мышки, принес домой, зарезал и съел.
А старушка пошла к аульчанам и сказала:
— Не бойтесь, правоверные! Это вовсе не гора, это мой сын везет дрова.
Ногайцы
Хромая нога не виновата
Жил в старину на свете бедный старик. Было у него четыре сына. Умер старик, и досталось от него четырем сыновьям наследство — беленький козленок. Славный был козленок, да захромал как-то на заднюю ножку. Братья пожалели его, смазали ногу мазью и перевязали тряпочкой.
Но всякое наследство надо делить. Стали братья между собой делиться. Здоровую заднюю ногу решено было отдать старшему, две передние ноги — двум средним, а хромую заднюю ножку — младшему брату. Поделили козленка и начали его растить. Кормили травкой, поили свежей водицей да айраном[69], а по вечерам укладывали спать в тепле — у очага.
Вот однажды, когда лежал беленький козленок у очага, выпал оттуда уголек. Загорелась тряпочка на ноге козленка. Подпрыгнул козленок от боли, заметался, выбежал из сакли и поскакал в поле. А в поле стояли стога, и козленок, прыгая вокруг них, поджег их.
Стога принадлежали хану. Рассердился хан. Велел узнать, кто поджег сено, назначил суд и призвал к себе всех четырех братьев.
— Возместите мне убытки, не то брошу вас в темницу.
— Да, да, заплатите, а не то