Читаем без скачивания Больше денег: что такое Ethereum и как блокчейн меняет мир - Виталий Дмитриевич Бутерин

своего круга, а значит, в конечном итоге, и миру в целом. В первом случае в круг не попадают и поэтому страдают жертвы агрессии вышеупомянутых стран; во втором и третьем случаях – люди, на которых влияют решения коррумпированных избирателей и политиков; в четвертом – клиенты; в пятом – не участвующие в сговоре майнеры и пользователи блокчейна. Здесь не конкретный человек противостоит группе, а узкая группа людей противостоит более широкой группе, а часто и всему остальному миру.

Такой тип частичной координации часто называют «сговором», но важно отметить, что она может включать самые разные типы поведения. Обычно слово «сговор» используют для описания относительно симметричных отношений, но в приведенных выше примерах есть крайние формы асимметрии. В этом смысле даже отношения с целью вымогательства («голосуйте за мой политический курс, или расскажу всем о вашей интрижке») можно назвать некоторой формой сговора. Дальше в тексте термин «сговор» будет обозначать любую «нежелательную координацию».

ОЦЕНИВАЙТЕ НАМЕРЕНИЯ, А НЕ ДЕЙСТВИЯ (!)

Есть одно важное свойство сговора, особенно в его легкой форме: по одному конкретному действию сложно понять, выполнено оно в рамках сговора или нет. В своих действиях человек опирается, с одной стороны, на внутренние знания, цели и предпочтения, а с другой – на внешние стимулы. Поэтому люди могут действовать одинаково и находясь в сговоре, и независимо от других (или коллективно, но с благими намерениями).

Возьмем, к примеру, сговор между продавцами (разновидность нарушения антимонопольного законодательства). Допустим, три продавца могут самостоятельно установить цену на какой-либо товар в диапазоне от 5 до 10 долларов, и выбор каждого будет зависеть от ряда факторов, которые трудно заметить извне: внутренних издержек, желаемого дохода, проблем с цепочкой поставок и прочих. Но те же продавцы могут сговориться и установить диапазон цен от 8 до 13 долларов. И снова выбор каждого будет зависеть от внутренних затрат и других неявных факторов. Если какой-либо продавец будет продавать товар за $8,75, можно ли точно сказать, что он состоит или не состоит в сговоре? Без дополнительной информации – вряд ли! Было бы неправильно принять закон, запрещающий продавать этот продукт дороже $8: у продавцов в текущей ситуации могут быть вполне разумные основания выставлять такую цену. Зато было бы правильно принять и качественно воплотить закон против сговоров: продукт можно будет продавать за $8,75, если этого потребуют издержки продавцов, но при незначительных издержках – нельзя.

Это относится и к случаям подкупа и продажи голосов: вполне может сложиться ситуация, когда кто-то искренне проголосует за «оранжевую» партию, а голоса других за нее будут проплачены. Те, кто определяет правила механизма голосования, не могут знать заранее, насколько у «оранжевой» партии благие намерения. Зато они знают, что избирательная форма, когда люди отдают свой голос исходя из внутренних ощущений, работает довольно хорошо, а голосование, где избиратели могут свободно покупать и продавать свои голоса, работает ужасно. Все потому, что продажа голосов представляет собой «трагедию общих ресурсов»: каждый отдельный избиратель получает лишь незначительную часть выгоды от честного голосования, но если он проголосует определенным образом за взятку, то вся выгода от взятки достанется ему одному. Поэтому для подкупа каждого отдельного избирателя требуется гораздо меньше ресурсов, чем для того, чтобы возместить населению издержки любой политической программы, которую продвигает взяточник. Следовательно, ситуация, когда продажа голосов разрешена, быстро перетекает в плутократию.

ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ КАК ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ СГОВОРУ

Но из этой линии рассуждений следует другой, более жизнеутверждающий и воодушевляющий вывод: чтобы создать стабильные механизмы, необходимо прежде всего научиться затруднять организацию и функционирование сговоров, особенно крупномасштабных. В избирательном процессе есть принцип тайного голосования, который не дает избирателям при всем их желании возможность доказать третьим лицам, что они проголосовали именно определенным образом (MACI и другие проекты пытаются перенести этот принцип в онлайн-контекст с помощью криптографии). Это подрывает доверие между избирателями и взяточниками, препятствуя нежелательным сговорам. В случае монополизации и других корпоративных злоупотреблений мы часто полагаемся на дезертиров из компаний-нарушителей и даже вознаграждаем их, недвусмысленно подталкивая участников вредоносных сговоров к предательству. А в случае общественной инфраструктуры в более широком смысле у нас есть та самая наиважнейшая концепция: децентрализация.

Наивно полагать, что ценность децентрализации заключается исключительно в снижении рисков точечных технических сбоев. В случае традиционных распределенных систем управления дело часто обстоит именно так, но во многих других случаях одна эта функция не сможет обеспечить нужный уровень защиты. Взглянем на блокчейн. Если большой майнинговый пул будет публично демонстрировать внутреннее распределение нод и сетевых зависимостей, это едва ли успокоит членов сообщества, напуганных централизацией майнинга. И подобные фотографии, где на одной конференции собралось 90 % хеш-мощности биткойна, серьезно пугают людей.

Но что же в ней такого страшного? С точки зрения «децентрализации как отказоустойчивости» возможность крупных майнеров общаться друг с другом не несет никакого вреда. Но если посмотреть на «децентрализацию» как на барьер для вредоносного сговора, то картина становится довольно жуткой, ведь очевидно, что этот барьер не такой надежный. В реальности же прочность таких барьеров все еще далеко не нулевая; тот факт, что эти майнеры могут легко осуществлять техническую координацию и, скорее всего, сидят в одних и тех же группах WeChat, вовсе не означает, что Bitcoin «на практике немногим лучше централизованной компании».

Итак, какие еще барьеры могут препятствовать сговору? Вот несколько основных.

▓ Моральные барьеры. В книге «Лжецы и нарушители» (Liars and Outliers) Брюс Шнайер напоминает нам, что многие «системы безопасности» (замки на дверях; предупреждающие знаки, напоминающие людям о наказаниях…) также выполняют моральную функцию. Они напоминают потенциальным нарушителям, что те собираются совершить серьезный проступок и не должны этого делать, если хотят быть хорошими людьми. Децентрализация, возможно, выполняет ту же функцию.

▓ Провал внутренних переговоров. Отдельные компании могут начать требовать уступок в обмен на участие в сговоре, что может закончиться полным срывом переговоров (см. «проблему затягивания» в экономике).

▓ Контркоординация. Децентрализованность системы позволяет тем, кто не участвует в сговоре, легко создать форк, который не включает злоумышленников, и продолжить работу системы с его помощью. Барьеры для присоединения пользователей к форку невелики, а сама суть децентрализации создает моральный перевес в пользу участия в форке.

▓ Риск обнаружения. Пяти компаниям по-прежнему гораздо сложнее объединиться ради чего-то, что большинство считает плохим, чем ради благой цели. К тому же пять компаний не слишком хорошо знают друг друга и не могут полноценно оценить риски того, что одна из них откажется от участия и тут же их сдаст. Отдельные сотрудники внутри компаний тоже могут оказаться доносчиками.

Все вместе эти барьеры создают весьма прочную защиту – достаточно прочную, чтобы предотвращать потенциальные атаки, при этом не мешающую тем же пяти компаниям быстро скоординироваться с благими намерениями. Например, майнеры