Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей - Тамим Ансари

Сильнее всего, пожалуй, потрясает воображение Теотиуакан, крупнейший древний город на территории сегодняшней Центральной Мексики, основанный примерно за столетие до начала нашей эры. К 400 г. в нем проживало около 200 000 человек, что делало его, по оценкам, пятым по величине мегаполисом на планете в ту эпоху. Теотиуакан был центром обширной торговой сети, простиравшейся от Тихого океана на западе до Мексиканского залива на востоке и вглубь Центральной Америки на юге. Служил ли он столицей какой-то империи наподобие ахеменидской Персии? Нам это неизвестно, как неизвестно, существовали ли в том развитом обществе бюрократический аппарат и почтовая служба, как в Китае; были ли его правители племенными военными вождями, царями или жрецами. Нам неизвестно даже, какой народ построил Теотиуакан, на каком языке говорили эти люди и как они выглядели.

Одна из немногих вещей, которую мы точно знаем о Теотиуакане, – то, что он назывался не Теотиуакан. Это название, означающее «город богов», ему дали ацтеки, которые столетия спустя наткнулись на его безлюдные руины. Как и многие другие великие мезоамериканские городские центры, этот город некогда процветал, но где-то между 600 и 650 гг. н. э. – примерно в то время, когда в Аравии родился ислам, императоры династии Суй объединили Китай, а папа Григорий стал главной фигурой христианского мира, – центральная часть Теотиуакана была разграблена и сожжена. Никто не знает кем и почему. Возможно, все началось с засухи и голода, за которыми последовали бунты, вторжения и войны. По крайней мере, так предполагают историки. Простые люди еще какое-то время продолжали населять трущобы и пригороды бывшего мегаполиса, но со временем и они ушли в другие места.

Города в Мезоамерике появлялись и умирали, но культура демонстрировала замечательную преемственность. Ольмеки придумали игру с резиновым мячом, в конце которой проигравших обезглавливали. Майя играли в аналогичную игру 2000 лет спустя за сотни километров от территории ольмеков, на полуострове Юкатан. В искусстве ольмеков был популярен образ пернатого змея. Пятнадцать столетий спустя пернатый змей стал богом Кетцалькоатлем у тольтеков и ацтеков. Своего главного бога ольмеки представляли в виде ягуара. И впоследствии ягуары населяли пантеоны и искусство многих более поздних мезоамериканских культур. Возможно, это объясняется тем, что окрестные леса попросту кишели ягуарами? Но там обитало и множество других животных. Почему именно ягуар удостоился культового поклонения?

Какова бы ни была первоначальная причина, ягуар, однажды возведенный в ранг божества, сохранял свой статус. Такова уж природа нарративов. После того как сформировалось его ядро, новые звезды, которыми оно обрастает, полностью ему соответствуют и укрепляют его, потому что эта центральная парадигма отныне начинает формировать ценности и суждения живущих в ней людей: например, как только устанавливаются критерии «красивого» и «уродливого», люди стремятся создавать только «красивое» и отвергают «уродливое», несмотря на то что «красота» и «уродство» не существуют отдельно от субъективных представлений. Культурная парадигма становится своего рода фильтром, благодаря которому нарратив продолжает создавать себя по своему образу и подобию. Кроме того, такая преемственность культур предполагает, что вся Мезоамерика была оплетена плотной паутиной миграций и взаимодействий, превращающей ее в одно большое коммуникационное пространство – и, следовательно, в одно большое созвездие людей и идей.

В Восточном полушарии ход истории в тот период во многом определялся драматическими столкновениями между мирами скотоводов-кочевников и городских цивилизаций. В Америке, судя по всему, не было таких трений. Здесь также имелись обширные пастбищные зоны, но жившие там охотники-собиратели не сумели развить кочевые скотоводческие цивилизации, способные сравниться в мощи с крупными городскими державами. Вместо этого они продолжали совершенствовать свой охотничий и собирательский образ жизни. Тому была простая причина: в Северной Америке не существовало пригодных для одомашнивания животных. Там не встречалось овец, коз, коров – ни одного вида, который можно было бы пасти и разводить. Да, по великим равнинам бродили миллионы бизонов, но по ряду причин эти животные не приручались, а пытаться подоить дикую, злобную, рогатую скотину весом в две тонны – рискованное дело. Коренные американцы научились охотиться на бизонов, загоняя их в ловушки в горах, где те падали со скал и разбивались. Так индейцы добывали мясо и шкуры, но это была охота, а не скотоводство.

Кроме того, в Америке почти отсутствовали животные, пригодные для транспортировки людей и грузов. Здесь не было лошадей, которые стали важным фактором развития цивилизаций в Восточном полушарии; не было ослов, верблюдов, быков и мулов. В районе Анд обитали ламы, которые относятся к семейству верблюдовых, но их изящные ноги, приспособленные для передвижения по горам, делают их непригодными для переноски или перевозки действительно тяжелых грузов.

В развитии цивилизаций Восточного полушария огромную роль играло колесо. Сначала колеса устанавливали на повозку, которую можно было загрузить и прицепить к большому, сильному животному. Когда они стали неотъемлемой частью повседневной жизни, люди начали искать им другие применения. В Америке в отсутствие крупных одомашненных животных, способных тянуть повозки, совершенствовать колесо не имело смысла. Древние американцы знали, что такое колесо, – они делали круглые вещи, такие как календари или детские игрушки. Но они не раскрыли потенциал колеса как важнейшей детали для машин.

Информация и идеи имеют тенденцию распространяться в любом социальном пространстве, где люди общаются с людьми. Но Восточное и Западное полушария с тех пор, как исчез сухопутный мост между ними, перестали быть сообщающимися сосудами. На протяжении последующих тысяч или даже десятков тысяч лет культурные волны распространялись внутри каждого из этих пространств, но не могли преодолеть разделяющие их океаны. Несомненно, на американских континентах существовали великие монады мировой истории, которые влияли друг на друга множеством разных способов, но Восток и Запад ничего не знали друг о друге. Все изменилось через несколько столетий. И за эти столетия в Восточном полушарии произошло кое-что важное: культурный центр тяжести переместился из восточных миров Евразии на запад, в Европу. Причины этого были сложны, результаты – разрушительны для прежнего мира.

Часть III

Стол наклоняется в другую сторону

К 1000 г. восточные азиатские культуры, простиравшиеся от Средиземного моря до тихоокеанского побережья Китая, насчитывали за своей спиной несколько столетий политической мощи, культурного прогресса и впечатляющего благосостояния. Европа на протяжении тех же веков была бедным, но спокойным и закрытым местом. И вот настал момент, когда баланс сил вдруг резко изменился. Все миры Евразии соединились в некое континентальное целое, и на этих театральных подмостках развернулась общая историческая драма. В тот период воинственные кочевники вырвались из Великой степи, пандемия чумы выкосила значительную часть человечества, а два великих мировых нарратива сцепились рогами. Но среди этого смятения идеи, изобретения, технологии и товары продолжали течь из Восточной Азии в Западную Европу. Там новый мощный нарратив христианского мира постепенно растворил феодальные границы, создал науку, а также породил сонмище мореплавателей, жадно ринувшихся исследовать морские просторы в поисках пути в Восточную Азию, о сказочном богатстве которой ходили легенды. Между тем на Востоке сформировался совершенно другой нарратив, основанный на стремлении возобновить прерванную историю славного прошлого. Этот нарратив породил царскую Россию, исламские пороховые империи и империю Мин в Китае. Все Восточное полушарие отныне было сплетено в единое полотно, но оно все еще ничего не знало об Америке, где возникали, достигали расцвета и рушились могущественные империи. Все это множество течений сходилось к одному драматическому моменту.

11.

Нашествие с севера

(850–1200 гг.)

В течение нескольких столетий до и после 800 г. Европа вызревала в темной и уютной утробе католического феодализма. Люди жили в своих крошечных мирках, где все соседи знали друг друга, а что-то незнакомое встречалось редко. Жизнь была бедной, но стабильной: ничего особенно не менялось от десятилетия к десятилетию и от поколения к поколению. В этот же период миры к востоку от Средиземноморья переживали расцвет и бурлили жизненной силой, переплетенные густой паутиной торговых связей. На протяжении веков здесь создавались и аккумулировались идеи, изобретения, культурные достижения и технологии.

Но затем…

Затем кое-что произошло. Словно огромный «евразийский стол» вдруг накренился – и центр тяжести со всем его интеллектуальным и художественным вдохновением, политическим весом и, разумеется, коммерческим духом переместился с Востока на Запад, из китайского, индийского и исламского миров в Европу. Почему так произошло? Что заставило стол наклониться?

На это нет однозначного ответа; исторические факторы никогда