Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей - Тамим Ансари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во всех странах, где правили мусульмане, люди постепенно начинали отдавать предпочтение стилю одежды и образу жизни, которые предписывал пророк Мухаммед. Во всех этих землях сформировались характерные для ислама архитектурные стили. Мечеть в Кордове может в деталях отличаться от мечети в Центральной Азии, но обе отражают один и тот же эстетический канон. По всему исламскому миру изобразительное искусство перешло к формам выражения на основе абстрактных, цветочных и геометрических узоров, отказавшись от изображения человекообразных божеств и обожествленных людей, без которых были немыслимы миры, сформированные индуизмом, буддизмом, христианством или эллинизмом.
Ислам, как и индуизм, обеспечил всеобъемлющую концептуальную парадигму для множества разных народов, далеко не все из которых были мусульманами. В первых исламских государствах видное место занимали евреи и христиане.
Многие персидские интеллектуалы (хотя они искренне считали себя мусульманами) продолжали обращаться к призракам зороастризма, которые все еще бродили по их земле. Но эти столь разные люди населяли одну и ту же монаду мировой истории.
Дар аль-ислам был так же сосредоточен на себе, как и другие монады, но удивительным образом самодостаточная природа делала его обращенной вовне цивилизацией. Прежде всего это был «срединный» мир, который располагался между другими мирами. Исламская социальная галактика граничила со всеми великими монадами мировой истории, существовавшими в то время и в том месте. Она простиралась через Великую степь до Северного Китая, соприкасалась с северной и южной частями индийского мира, протягивала щупальца через Юго-Восточную Азию до южных берегов Китая, граничила с греческими остатками римского мира в Восточном Средиземноморье, занимала всю Северную Африку, распространяясь на исламизированные царства Черной Африки на юге, и упиралась в границы зарождающегося римско-католического мира на севере.
Такое местоположение только усиливало ключевую особенность, присущую этой монаде: отношение мусульман к коммерции. Когда ислам хлынул из Аравии на окрестные земли, впереди шли армии, а сразу за ними – торговцы. В доисламские времена дух коммерции пронизывал арабов до мозга костей, и они мало изменились с появлением ислама. Сам великий пророк был торговцем, женатым на предпринимательнице. Он знал все о деньгах, кредитах и долгах. Учитывая эти ценности, неудивительно, что всюду, куда приходил ислам, начинала процветать торговля.
Местоположение и торговля сделали переводческую деятельность основной заботой исламских интеллектуалов. Как только до них дошли технологии изготовления бумаги и книгопечатания из Китая, мусульмане принялись создавать книги. Они заполняли свои библиотеки арабскими и персидскими переводами произведений выдающихся мыслителей других культур, как более ранних, так и современных им. Западные историки склонны отвергать интеллектуальную значимость исламской культуры того периода, указывая на то, что та якобы не производила собственных прорывов: мусульмане просто переводили достижения чужой интеллектуальной и творческой мысли. Но обеспечение взаимосвязанности культур всегда играло важнейшую роль в истории человечества, и одной из ключевых составляющих здесь был перевод. Благодаря своей страсти к переводам и уникальному географическому положению мусульманские интеллектуалы стали первыми, кто смог непосредственно изучить и сопоставить идеи великих китайских, индийских, греческих и персидских мыслителей. И они первыми задали вопрос: «Как все это может быть верным?»
Знакомство с таким многообразием систем знаний заразило мусульманских ученых манией к энциклопедическим компиляциям. Ими двигала страстная мысль: «Давайте соберем в одну книгу все, что известно людям об этом предмете, чтобы у нас была возможность сравнить». Составленный мусульманским философом и ученым Ибн Синой сборник медицинских знаний стал авторитетным учебником не только в исламском мире, но и в Европе, где использовался на медицинских факультетах вплоть до 1600-х гг.
То же стремление побудило мусульманских мыслителей предпринять попытку великого философского синтеза. По их мнению, если Бог един, мир также должен был сводиться к чему-то единому. В греческой философии они уловили любопытную перекличку с собственной концептуальной системой. Платон утверждал, что осязаемый мир, мир вещей, всего лишь тень реального мира, состоящего исключительно из идей. Философ-неоплатоник Плотин развил эту мысль в радикальную доктрину абсолютного, окончательного единства. Если все стулья являются лишь тенями идеальной сущности стула, а все круги – тенями идеальной сущности круга и т. д., то и все сущее в мире должно быть тенью некоей первосущности, которая сама пребывает в виде идеи. Плотин назвал совершенное первоначало Единым. Для мусульман это звучало почти как «Аллах» (для меня же оно больше похоже на «высшее созвездие, вмещающее в себя все остальные»).
Мусульмане с волнением открыли для себя логику Аристотеля – метод постижения истины через разум. Почему бы не использовать предлагаемое им орудие, чтобы доказать максимы религиозной веры?! Наряду с развитием логики Аристотель скрупулезно разбивал материальный мир на категории, чтобы лучше его изучить и объяснить. Следуя по его стопам, мусульмане постепенно проникли в те области естественной философии, которые намного позже стали известны как естественные науки. Если китайцы фокусировались на практически применимых технологических инновациях, таких как часы, компас, повозки, то мусульманских философов больше интересовали фундаментальные принципы, лежащие в основе материальной реальности. Например, что будет, если соединить разные металлы в один сплав? Свои исследования таких материальных изменений арабы называли «аль-кимия» (от греческого слова «хюма» – «литье»). Позже на Западе эта сфера деятельности стала известна как алхимия. Сегодня мы называем ее просто химией.
Интерес к абстрактному и фундаментальному неизбежно привел исламских мыслителей к математике, которая по своей природе представляет чистейшее воплощение абстрактных фундаментальных принципов. Мусульмане не только впитали индийскую математику с ее цифрами, десятичной позиционной системой счисления, нулем как полноценным числом и множеством другим блестящих идей, но и добавили свои важнейшие концепции, например такие, как конкретная неизвестная величина. Сегодня мы обычно обозначаем ее знаком x. Люди давно научились определять приблизительное значение неизвестной величины на основе некоторого количества известных. Но исламские математики хотели узнать, существует ли систематический способ свести весь диапазон возможных значений неизвестной величины к единственному предопределенному значению. По-арабски «то, что предопределено [Аллахом]» называется словом «джабр». Среднеазиатский математик Аль-Хорезми (его прозвище переводится как «человек из Хорезма») разработал систему правил для выполнения таких расчетов и назвал ее «аль-джабр» – сегодня она известна нам как алгебра. Он также формализовал общие процессы решения в виде цепочек последовательных механических шагов, выполнение которых неизбежно ведет к одному правильному ответу. Эти последовательности шагов были названы по имени их создателя «аль-хоризми», или «алгоритмами». Деление многозначных чисел – это алгоритм. Как и умножение многозначных чисел. Как и любая компьютерная программа. Многие слова современного языка, начинающиеся со слога «ал-» или «аль-» («алкоголь», «альманах» и т. д.), пришли к нам из арабского языка и несут в себе следы мыслительного труда некоего ныне забытого мусульманского интеллектуала. Как видите, все в этом мире взаимосвязано.
Но при всем своем энергичном любопытстве к интеллектуальным достижениям других народов исламская цивилизация была так же сосредоточена на себе, как Китай, Индия и другие монады мировой истории. Когда мусульмане смотрели на мир, находящийся за пределами сконструированной ими реальности, они видели его исключительно через призму исламского мировоззрения. Согласно ему, люди, которые еще не стали частью исламского мира, рано или поздно должны были к нему присоединиться – точно так же, как все дети неизбежно вырастают и становятся взрослыми. Изучая греческие труды, мусульманские ученые не стремились понять греков – греческая мысль интересовала их лишь с точки зрения того, как она могла помочь им развить и дополнить исламскую модель реальности. Что же касается этой модели, то здесь они не были готовы ни на какие уступки: они рассматривали ее не как модель, но как сам мир. Впрочем, такое восприятие собственной модели мира характерно для всех – и для людей, и для целых цивилизаций.
Таким образом, греческие и индийские идеи интересовали мусульман только как дополнение к центральному социальному проекту, реализуемому их собственной монадой мировой истории: строительству общества, которое живет на основе непреложных, установленных Богом законов, известных как шариат. Мусульманские интеллектуалы рассматривали шариат примерно так же, как европейские интеллектуалы гораздо позже – науку: тому и другому присуще
