Читаем без скачивания Бобы на обочине - Тимофей Николайцев

Он и не думал, что лес произведет на него такое впечатление.

Неужели тот выдуманный им гуру в засаленном, наспех запахнутом халате — действительно существует, и не несёт при этом полную чушь одним своим существованием? Неужели современный человек по-прежнему сумеет расслышать музыку леса, если некоторое время побудет в нём один? Значит, в погоне именно за этим ощущением сходят с комфортабельных бусов неряшливо одетые охламоны… Его и их запоздалое прикосновение к детству…

Я ведь грезил именно об этом! — подумал он, делая следующий робкий шаг. — Это что-о странное… совершенно гипнотическое… музыка мокрого мира. Почему я тянул с этим походом так долго?

Он скользнул вперёд, буквально наслаждаясь тем, что его движение по промоченному насквозь лесу не заглушает этой музыки, а лишь дополняет её, разворачивает… насыщает мелодию новыми тонкими нюансами, словно каждый его следующий шаг перелистывает новую страницу партитуры, словно каждое касание его ветвей и стволов — это взмах смычка, умелый дирижёрский жест… и оркестр леса с готовностью подхватывает каждое его новое движение.

Это чудесное ощущение длилось и длилось… пока один из его шагов не получился слишком громким. Какая-то ветка под ногой, чудом сохранившая сухую хрупкость среди насквозь промоченного леса — Роберт Вокенен наступил на неё и будто оглох… Звук вышел оглушительный, но короткий — как выстрел без эха.

Что-то изменилось… — он понял это после долгого мгновения неподвижности.

Звуки ещё звучали и, хотя и поменяли тональность — были по-прежнему прекрасны.

Однако, на следующем шаге они оборвались уже насовсем…

Холодная и хлюпающая какофония разом накрыла лес. Теперь были слышны лишь беспорядочные мокрые шорохи и бульки… Роберт Вокенен на ощупь ринулся куда-то через теснейший осинник. Он по-прежнему улыбался — по инерции, это угасшее мгновение было столь прекрасно, что улыбка никак не покидала его лица.

А когда он услышал яростный носорожий треск в траве — было уже поздно предпринимать что-либо. Он успел рассмотреть лишь метнувшуюся на него из зарослей бесформенную серую тень…

Роберт Вокенен считал себя человеком с хорошей хваткой, умеющим принимать быстрые правильные решения, и по полному праву носил прозвище «Стреляный Лис». Но он был скорее бизнесменом, человеком рассудка, а вовсе не драчуном…, а потому мозг его засбоил, когда он увидел эту тень.

Она неслась прямо на него, лишь за самый короткий миг до удара обретя очертания человеческой фигуры…

Роберт Вокенен застыл, словно пораженный столбняком — даже улыбка не успела сползти… Человек, несущийся на него, отчаянно замахнулся на бегу… и ударил. Руки Роберта Вокенена помимо его воли дёрнулись прикрыть голову, и кулак, метивший ему в лицо — с хрустом напоролся на локоть. Они заорали — оба! Одновременно!

Боль была чудовищна ещё и тем, что застала абсолютно врасплох. Отправляясь в лес, Роберт Вокенен не был готов к боли. Ни сходя с буса, ни разговаривая с управляющим Пирсоном — только игры ума, ничего физического. От этого первого в его жизни пропущенного удара — будто чёрная клякса расплылась перед глазами, мешая видеть… Всё, что он успел рассмотреть сквозь неё — как напавший на него Серый Человек присел, а потом вдруг так и заплясал вприсядку… закривлялся, словно невменяемый балаганный шут.

Пока Роберт Вокенен боролся с кляксой в глазах, он вдруг присел ещё сильнее, явно примериваясь для прыжка, а потом — бросился на него снизу… ни дать, ни взять, бешеная собака. Роберт Вокенен вроде бы даже услышал, как щелкают зубы, кусая воздух возле его горла.

Он шарахнулся прочь от безумца, но лишь с треском разорвал свой пиджак… и полы его беспомощно трепетали, как крылья бабочки, которую терзает оса.

Роберт Вокенен ничего толком не видел… и совсем ничего не понимал. Он пытался что-то сказать, но никто его, разумеется, не стал слушать.

Его просто трепали, швыряя из стороны в сторону. Выламывало пальцы, закрученные в чужой одежде. Он ощутил страшнейший удар по бедру, словно лошадь лягнула — нога подвернулась, сразу же превратившись в ненадёжную, пульсирующую от боли подпорку. Он попытался упасть и отползти, но его крепко схватили за лацканы и не позволили выйти из драки. Он цеплялся и заслонялся, как мог, но ребра гудели от ударов.

Его довольно сильно двинули по лбу — даже голова отлетела назад. Трава обморочно захрустела — уже не вокруг, а под ним, и Роберт Вокенен понял, что смог, наконец, упасть…

Он потянул к себе колени и закрылся ими, скрючиваясь и заползая поглубже под травяные корни. Его больше не били, хотя он и ожидал этого — поваленного всегда добивают ногами, это обязательно, это — ритуал, который нужно соблюсти, чтобы победа казалась убедительной и многие годы спустя.

Роберт Вокенен чуть развел локти и скосил глаза — и увидел прямо напротив своего лица тупой носок ботинка. Рыжая росистая кожа, тусклый металл крючков и заклепок. В шнуровке запутались цепкие лесные колючки.

Тогда Роберт Вокенен перевалился на спину — человек в накидке из брезента стоял над ним, тяжело дыша. Ноги его были расставлены широко, и правый ботинок он словно держал наготове — касаясь травы лишь самым мыском. Роберт Вокенен чувствовал, что если попробует подняться — то непременно и тотчас получит страшный удар в лицо. Отталкиваясь от земли локтями и пятками, он как можно незаметнее отползал к ближайшим осинам. Безумец в брезентовой накидке его не преследовал — просто стоял и смотрел куда-то мимо… Роберт Вокенен так и не понял, что ему нужно. Отползая, он пролепетал что-то о бумажнике — о своей готовности с ним расстаться, но серое лицо, глядящее на него сверху, лишь презрительно искривилось.

— Не-на-ви-жу… — раздельно произнес человек, хотя голос его был страшно сдавлен и превращал любые слова в зловещий змеиный шип.

Он и сам походил за змею — высокий и худой, узкокостный, но чрезвычайно жилистый — шея в кожуре раздерганного брезентового воротника состояла, казалось, из сплошных сухожильных веревок. Его накидка и сама выглядела так, словно это змея начала сбрасывать кожу, и Роберт Вокенен застал её, когда процесс зашел уже далеко за половину — сплошные расходящиеся швы, прорехи, торчащие клубки ниток.

— Не ходи за мной… — по звуку это был тот же самый рассерженный шип, и Роберт Вокенен лишь каким-то чудом отличал одно слово от другого…

— Понял? — повторил человек, опять заканчивая период апатии и распаляясь всё больше и больше. — Не ходи за мной…

Роберт Вокенен совсем запутался. Что от него хотят? За кем это он