Читаем без скачивания Клетка. Жена монстра - Ева Трезор

— Что ты творишь? — ее голос сексуально дрожит.

— Я работал... Устал, — отвечаю я, медленно приближаясь к ней. — Эти долбаные аналитики способны вытрясти душу.

— Которой у тебя, к счастью, нет, — огрызается Анжелика, но я замечаю, как она мимолетно разглядывает меня.

— Сделай хотя бы вид, что тебя это интересует... — продолжаю вглядываться в ее глаза, разрываясь между мыслями, как поступить: уложить на пол или трахнуть на столе.

Небрежно расстегиваю рубашку и закатываю рукава.

Она все понимает. Я даже могу разглядеть, как участилось ее дыхание и потухли последние огоньки надежды в глазах. Хочет она или нет, мне все равно. Я решительно настроен и я возьму свое.

Хватаю ее за талию, притягиваю к себе. Она не пытается вырваться, просто опускает взгляд в пол, прикусывает губу. Прям сама "Невинность", которую я давно бесцеремонно забрал.

— Мирон, не самое подходящее… — начинает она, но я затыкаю ее поцелуем.

Раздвигаю языком ее сладкие губы с привкусом клубничного блеска, начинаю целовать грубо, жадно. Она немного сопротивляется, но постепенно начинает отвечать. В глазах начинают мелькать знакомые переливы похоти. Мне это нравится.

Черт, как же я скучал по ее губам, по этому бесполезному сопротивлению, которое рано или поздно сменится на яростное желание.

Расстегиваю пуговицы на ее блузке, освобождая грудь из лифчика, частично обнажая. Она стонет, а я не останавливаюсь, лаская мою девочку.

Не сопротивляется, да что это с ней? Выглядит отрешенно, будто мысли где-то далеко. Я ожидал сражения и своей победы, намеревался триумфально распять ее на этом большом столе...

Намеренно сильно сжимаю ее грудь. Сдавленный стон — моя награда. В каких облаках ты витаешь, детка?

Она выгибается, отводит плечи, подставляя мне на растерзание свою прекрасную грудь, отдается процессу.

— Что такое, Анжи? — обжигаю дыханием нежную кожу. — Смирилась со своей участью? Не верю...

Игнорирует.

Задираю ее юбку, срываю трусики. Она все еще не сопротивляется. Подсаживаю ее на большой стол.

Развожу ноги, вхожу в нее резко и грубо.

Она вздрагивает, но не отстраняется. Ее тело принимает меня, содрогаясь от резких ударов. Анжелика прижимается ко мне теснее, обнимает за шею руками, ее покорность возбуждает, а звуки секса опьяняют разум. Ощущаю ее горячие губы, скользящие по моей щеке.

Трахаю ее яростно, безжалостно. Я не могу сдерживаться, это мой темп и мои условия, которые принимает каждая.

Анжелика начинает осознавать, что происходит, будто душа внезапно возвращается в ее роскошное тело. В ее глазах мелькает тревога. Она выставляет руку, упираясь мне в грудь, что-то тихо неразборчиво шепчет, сексуально морщит носик.

Намеренно глубоко проникаю, держу ее за руки и, не позволяя отстраниться, снова прижимаю к себе, сцепив пальцы за ее спиной.

Мне нравится ее боль, мне нравится ее отчаяние. Это доказывает, что я снова контролирую ситуацию. Она снова в моей власти. И вся принадлежит только мне. Полное подчинение, которое она так ненавидит.

Трахаю ее до одури, пока не чувствую, что сейчас сам кончу. Засовываю два пальца ей в рот, сжимая щеку изнутри и снаружи.

Кончаю в нее, стараясь не отводить взгляд — она мокрая, растрепанная, ей также жарко, как и мне.

— Нет, Мирон!

— Замолчи, Анжи, не ломай мне кайф, — закрываю ладонью ее вредный рот, наслаждаясь последними импульсами своего оргазма.

— Не смей больше! — она одергивает мою руку.

Это меня внезапно злит.

Что за херня?

Вытираю член о ее бедро, смотрит на меня, как на мудака. Опять дико возбуждает, но дела…

Отхожу, заправляю рубашку в брюки, попутно соображая, как бы сдержаться и не отыметь ее сейчас снова за эту дерзость, намеренно кончив внутрь. Анжелика сидит на моем столе, просто закипает от злости и гнева.

— Ты что, серьезно? — спрашиваю я, недоумевая. — Из-за этого будет истерика?

Она поднимает на меня глаза, полные ненависти.

— Ты — мерзавец, — едва сдерживается она. — Ты — животное!

— Да ладно, — усмехаюсь я. — Все нормально. Ты сама хотела.

— Я хотела, — повторяет она, — чтобы ты держался от меня подальше!

— Да брось, Анжелика, — говорю я, подходя ближе. — Ты же моя жена. Или предлагаешь иметь тебя в резинке?

— Я не твоя!

Этот гнев в ее глазах я наблюдаю все чаще. Забавно… И так откровенно горячо.

— Ты моя, — устремляю глубокий взгляд на нее. — Ты всегда будешь моей. Закрыли тему.

— Нет! — кричит она. — Ты мне противен!

Ярость начинает закипать во мне. И ее проклятое упрямство подстегивает меня нагрубить ей, нагнуть на столе и снова отодрать. На этот раз грубо и больно. Я уже в секунде от принятия этого решения!

— Ты смеешь мне перечить? — говорю я, скрипя зубами.

— Смею, — отвечает она. — Я больше не боюсь тебя!

— Не боишься? — нагнетаю я и подхожу к ней вплотную. — Значит, ты забыла, что я могу с тобой быть не настолько милым, как сейчас?

Она упрямо смотрит мне в глаза и неосознанно сглатывает.

— Ты не имеешь права распоряжаться моим телом, — говорит она. — Ты не имеешь права делать со мной все, что хочешь!

— Имею, — улыбаюсь назло ей. — И обязательно отымею ночью...

— Нет! — кричит и ее голос срывается. — Я ненавижу тебя, ты действительно не понимаешь этого?! Я не хочу от тебя ребенка, Мирон!

Этот удар ниже пояса. Внезапно для самого себя отстраняюсь, сильнее взъерошивая волосы.

— Значит, так? — сверлю ее взглядом, с трудом сдерживаясь, чтобы схватить нахалку за шею.

— И ты ничего не можешь сделать, — отвечает она.

— А вот это мы еще посмотрим, — говорю я, сжимая ее подбородок. — И ты пожалеешь о своих словах.

Анжелика смотрит с вызовом, провоцирует и бесит!

— Просто смирись с тем, что я не твоя, — повторяет она, угрожая мне пальцем. — У тебя нет и малейшего шанса быть со мной по-настоящему, Мирон. Ни малейшего...

— Я могу многое, — шепчу я, — и ты скоро это почувствуешь. Ведь перед удовольствием всегда идет боль.

Отпускаю ее и отхожу.

Она застегивает блузку и поправляет юбку.

И тут дверь резко открывается. На пороге стоит мой отец.

Он смотрит на нас, его лицо не выдает никаких эмоций.

— Мирон, выйдем.

Выхожу из кабинета. Оставляю ее там. Пусть