Читаем без скачивания Персидские юмористические и сатирические рассказы - Голамхосейн Саэди

Как-то раз недалеко от подъезда этого учреждения нагнал меня незнакомый молодой человек лет двадцати и сунул незапечатанный конверт с какой-то запиской. Подумав, что это один из обычных профессиональных вымогателей, я собрался было, не читая, дать ему пару тумаков, но, присмотревшись к его опрятному виду и скромной внешности, понял, что ошибся, вынул из конверта записку и прочёл: «Уважаемый господин директор! Разрешите довести до Вашего сведения, что Ваш покорный слуга уже давно и тщетно ищет работу. Куда бы я ни обращался, я встречал неизменный отказ. Вчера, увидев Вас, я понял, что именно Вы являетесь тем человеком, который может помочь мне. Вы мне показались великодушным и добрым. Поэтому-то я и решился обратиться к Вам с просьбой взять меня к себе на работу. С искренним уважением Али».

Я взглянул на молодого человека, потом на записку, затем снова на беднягу и перечитал: «Уважаемый господин директор! Разрешите довести до Вашего сведения, что Ваш покорный слуга…» Пощипывая усы, я стал размышлять: «Что же делать? Если сказать ему прямо, что я не только не начальник, но даже и не служащий этого учреждения, что вот уже много месяцев подряд я днем и ночью слоняюсь по всем этим этажам в поисках работы, а меня все водят за нос, предлагая прийти за ответом то завтра, то послезавтра, тогда рухнет у него последняя надежда. Если же выдать себя за того, за кого он меня принял благодаря моей импозантной внешности и ежедневным визитам в это учреждение, то рано или поздно я все равно буду разоблачён как лжец. Задача была нелёгкой, и, пока я лихорадочно прикидывал в уме, как же мне поступить, с языка невольно сорвалось:

— А как тебя зовут?

— Под заявлением стоит моё имя.

— Ах да… вспомнил… Али. Чем же ты занимаешься?

— Если бы я чем-нибудь занимался, то не писал бы вам заявление.

— Ага, понял! Ты безработный?

— Да, господин.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Военную службу проходил? (Сам не знаю, зачем я задавал вопросы, которые меня совсем не касались!)

— Я освобождён от военной службы как единственный кормилец.

— У тебя старые родители?

— Если бы они были молодые, я не был бы их кормильцем!

— Понял, понял! Так как, говоришь, тебя зовут?

— Ваш покорный слуга Али!

— Какое у тебя образование?

— Высшее.

— Чего же ты хочешь?

— Работы,— тихо ответил он.

Я поправил галстук, пожал плечами и уставился на расположенное напротив здание, делая вид, что размышляю, какую же работу ему предложить. В это время мне бросилась в глаза киноафиша. шёл фильм «Тайна Вселенной» с участием Джины Лоллобриджиды, Элизабет Тейлор, Берта Ланкастера… Прекрасный, должно быть, фильм — ведь участвует целое созвездие моих любимых актёров. Если бы у меня были деньги, я непременно сходил бы в кино. Ну да ладно, ничего, схожу в следующий раз, ведь картина будет идти долго.

— Кажется, я вас очень огорчил? — прервал нить моих размышлений звонкий голос юноши.— Извините меня, господин.

— Нет, нет, пустяки! Так вы говорили, что…

— У меня есть высшее образование, я освобождён от военной службы и попросил бы вас устроить меня на работу в это учреждение.

Я хотел было выложить начистоту, что я такой же, как он, безработный и ничем не могу помочь ему, но словно какой-то бес держал меня за глотку и не давал открыть всю правду.

— Хорошо, приходите сюда завтра около полудня,— наконец выговорил я.— А я постараюсь что-нибудь для вас придумать. Только скажите, пожалуйста, какая все же у вас профессия?

— Я имею дело с кистью и красками,— улыбаясь, ответил он. — Значит, вы маляр?

— Нет, я художник. Пишу пейзажи, портреты, занимаюсь графикой. Кроме того, я прекрасный каллиграф. Да, если у вас есть немного времени, я могу тут же на этом камне набросать ваш портрет!

— Нет, спасибо, благодарю,— перебил я его.— Идите-ка лучше домой и встретимся завтра.

Когда юноша ушёл, я подумал: «Что же я наделал? Зачем ни с того ни с сего обнадёжил его? Зачем скрыл, что сам целых шесть месяцев обиваю пороги этого проклятого учреждения?»

Всю ночь я не сомкнул глаз, поглощённый мыслями о судьбе несчастного молодого человека. Мне виделся бедный безработный художник, бесцельно слоняющийся, подобно мне, по коридорам этого злосчастного здания. Нет, во что бы то ни стало надо помочь ему!

Рано утром я отправился в учреждение и рассказал о вчерашней встрече одному мелкому чиновнику, с которым за время моих мытарств успел сблизиться.

— Поверь, братец,— сказал я,— я готов уступить обещанное мне место этому юноше, ведь он больше меня нуждается в работе.

По лицу моего собеседника пробежала лёгкая улыбка, которая должна была значить: «Не дари непойманную синицу». Все же он спросил:

— А кем этот юноша приходится тебе?

— Он мой племянник,— неожиданно соврал я.— Мы очень близки, и к тому же он отличный художник!

— Может ли он нарисовать чей-нибудь портрет или же он просто маляр?

— Да нет же, он настоящий художник! В одно мгновение может написать любой портрет и каллиграфически подписать, кто на нем изображён.

— Я, пожалуй, мог бы кое-что сделать для него! — подумав, сказал мой приятель.

— Что именно, говори же скорей!

— Понимаешь, дело в том, что наш главный шеф страдает безумным самомнением. Если бы твой племянник действительно смог сделать его портрет, я, возможно, добился бы зачисления юноши в штат. Но одно условие: об этом должны знать только ты да я.

— Ладно, согласен.

— Может быть, благодаря ему устроятся и твои дела,— дружески улыбаясь, сказал чиновник.

Эти обнадёживающие слова совсем подбодрили меня. Я, радостный, вскочил с места и поспешил к выходу, чтобы поскорее сообщить юноше приятную весть. Но, переступив порог кабинета, вспомнил, что мой молодой друг, хоть и неплохой художник и может, по его словам, в одно мгновение написать портрет любого человека, должен же с чего-то писать!

— Извини, пожалуйста, братец,— вернувшись к приятелю, сказал я,— но чтобы мой племянник смог сделать портрет директора, надо либо познакомить его с ним, либо дать ему какую-нибудь фотографию.

— Это уже сложнее,— задумался он.— Ну хорошо, приходи послезавтра, я постараюсь где-нибудь — хоть из-под земли — достать фотографию шефа. Но, повторяю, не дай бог, чтобы кто-нибудь пронюхал про это, тогда все пропало.

— Ладно, не волнуйся,— ответил я и, попрощавшись, пошёл к выходу.

Я рассказал юноше обо всем, и мы договорились, что господин директор будет изображён во весь рост масляными красками. На следующий день я передал художнику фотографию шефа, невесть каким образом раздобытую моим приятелем, а через три дня юноша приволок к дверям учреждения готовый — три на четыре метра — портрет. Но как внести такое громоздкое полотно в здание незаметно? Мы решили купить белой ткани и обтянуть ею картину, как это делают уличные актёры, пряча до поры до времени от любопытных взоров портреты святых имамов.

Поскольку картина в лифт не умещалась, нам пришлось вдвоём на руках тащить её по лестнице.

Нетрудно догадаться, что наше шествие по лестнице с огромной, завёрнутой в белое покрывало картиной не осталось ни для кого тайной. Весть о нашем прибытии с быстротой молнии облетела учреждение, и не успели мы ещё втащить картину в кабинет моего приятеля, как нас окружила плотная толпа сотрудников, которые, не дав нам опомниться, содрали полотно, скрывавшее картину, и она предстала перед ними во всей своей красе.

Начальник отдела кадров сразу же был оповещён обо всем. Он тут же выбежал в коридор, а за ним и начальник отдела финансов, потом первый, а затем и второй заместители директора, заведующий канцелярией и особо секретным отделом. Поднялась страшная суматоха. Смысл происходящего был всем ясен. Спор шёл лишь о том, кому выпадет честь внести картину в кабинет шефа. Несчастный же клерк, которому принадлежала вся эта идея и который надеялся единолично этот ценный подарок преподнести господину главному директору, был оттеснён и смят в этой толчее.

Начальник отдела кадров считал, что именно по роду своей работы- он один имеет право на такую честь (шутка ли сказать — в его подчинении находятся все кадры). Начальник финансового отдела настаивал, что вручить портрет главному директору должен он, поскольку ведает всеми финансами учреждения. Заведующий канцелярией не уступал, доказывая, что это его долг лично поднести картину его превосходительству, да и как же иначе, если в его руках были все секретные дела и тайная переписка господина директора.

Первый заместитель утверждал, что его высокое положение просто обязывает взять на себя эту миссию, в то время как второй заместитель заявлял, что это он — самое близкое и доверенное лицо господина директора и поэтому никто другой не вправе помешать ему в осуществлении этого дела.