Читаем без скачивания Изумрудный трон - Сергей Гавань

— А может, они просто сожрали на юге всю траву?! — выпятив губы, произнёс Остис, вызвав у спутников усмешки и фырканье.

— Эту загадку мы сейчас не разгадаем, — Рензам махнул рукой, и тронул поводья. Всадники двинулись за предводителем. Последние олени исчезли в хвойном лесу, оставив за собой широкую просеку.

Остатки дня и ночь прошли в бесконечной скачке, и когда солнце начало печь в спины, весь отряд то и дело позёвывал. Стада животных им больше не встречались. Пейзаж западной части Миргордской равнины, который состоял из бескрайних полей и лесов, принадлежавших фермерам и ренедам, был однообразен до безумия, поэтому Гирем и Джаркат довольно скоро перестали вертеть головами и коротали время в беседах. Порой к ним присоединялся Остис, когда ему наскучивало молчание и мошки, которые норовили забиться под одежду.

Вот и сейчас он ехал рядом, хлопая себя по открытым частям тела и цедя проклятия. В очередной раз шлёпнув по шее, он поднёс ладонь с размазанным по ней комаром к лицу и довольно произнёс.

— Наконец-то я пришиб эту гниду!

Сиверт, оказавшийся неподалёку, равнодушно посмотрел на товарища и вытер рукавом стёганки обильно проступивший на лысой голове пот.

— Жарит.

— Это всё из-за Дороги Пепла, — сказал Джаркат, кивая на дорогу. Копыта лошадей уже несколько часов как стучали по хорошо подогнанным каменным плитам. — Для огромного котла насилия они выложили отличную дорогу. Иронично, да, Гири?

Гирем не ответил, глядя по сторонам. Цепи холмов остались позади. Расступились в стороны бескрайние лесные массивы, открывая глазам плоскую равнину, поросшую жёсткой невысокой травой. Из-за серой пелены, разостланной над дорогой и её окрестностями, едва пробивался свет закатного солнца. Юноша посмотрел в небо и увидел, как на тёмные с кровавыми разводами тучи начало наплывать светлое пятно, мало-помалу обретая неясную форму. Лишь через некоторое время он понял, что видит над собой очертания длинного туловища и широких крыльев.

— Посмотрите на небо.

Спутники задрали головы.

— Интересно, — прищурился Джаркат. — Похоже на дракона.

— Так и есть, — кивнул Рензам. — Это дурной знак. Сто лет назад он означал войну. Когда я был ребёнком, дед рассказывал мне истории про те годы. Ризвор сражался против алсалонских орд на узких горных тропах Джихалаев, бок о бок с Пророком. Люди гибли не от мечей и копий, а падая в многочисленные бездонные пропасти между острыми скалами и заснеженными горными склонами. В воздухе стоял страшный шум — трещали молнии, рокотали валуны, а снежинки резали не хуже острого клинка. А над хаосом битвы кружился Тадеуш Мендрагус, верхом на Акрофосе, последнем драконе. Тварь окатывала горные склоны чёрным огнём и срывала лавины. То и дело какая-нибудь из тропинок обрушивалась в ущелье, или заносилась снегом. Дед никогда не мог понять, каким образом ему удалось выжить в этом истребительном сражении.

— И чем закончилась битва? — жадно спросил Гирем. Отец никогда не рассказывал ему и Джензену истории из семейного прошлого.

— Наши предки победили и отодвинули границу дальше на восток, по ту сторону Джихалаев. В последний раз, — глаза Рензама потухли. — С тех пор она двигается только на запад. И если мы ничего не сделаем, сын, Изры скоро не станет.

Он тронул поводья и поехал быстрее, оставив Гирема думать над его словами.

«Отец в каком-то смысле прав. Если Моисей нападёт — а он нападёт, сомневаться нет смысла, погибнут многие. Но будет ли меньше жертв, если Изра начнёт войну первой?».

Гирем мысленно покачал головой.

«Не будет. Человеческие амбиции всегда будут выстилать дорогу из трупов. Это прекратиться только, если мы полностью истребим друг друга, или обоюдно не откажемся от завоеваний. Понимает ли это будущий Пророк? Если нет, то нужно ему объяснить, хоть это и будет непросто. Но поговорить с Моисеем ещё сложнее. Царь Алсалона живёт уже тысячу лет и обладает несравненным опытом. Но если опыт есть эквивалент мудрости, то почему он продолжает так настойчиво нападать на соседей?»

Гирем поравнялся с Джаркатом.

— Ты знаешь о Моисее?

Историк фыркнул.

— Спросить, знаю ли я о Моисее, это то же самое, что спросить у повара, знает ли он, что такое еда. Разумеется, кое-что я знаю. Что ты хочешь узнать? Только не надо спрашивать про его личную жизнь — о её подробностях не знает никто из историков Изры.

— Личная жизнь мне не интересна. Мне интересно, неужели он до сих пор испытывает чувство удовлетворения от завоеваний новых земель и других народов? Сколько ему лет — тысяча, десять тысяч? Мне кажется, такие люди должны обладать мудростью.

Джаркат плотнее закутался в одежды и пожевал губами.

— Я не могу сказать, что происходит в голове у этого человека, но укажу на следующее. Моисей выглядел бы в наших глазах подлинным безумцем, если верить, что он действительно стремиться к завоеванию Изры на протяжении сотен лет только ради нового куска земли и сотни миллионов новых подданных.

— А что, если он действительно безумец?

— Безумцы имеют свойство уничтожать то, над чем стремятся властвовать. В этом случае нам остаётся лишь ждать и терпеть, пока это безумие не пожрёт Алсалон и не оставит изритов единовластными правителями всего континента. Но я тебя разочарую — прошла тысяча лет, а наш сосед не выглядит гибнущей империей. Значит что-то Моисей всё же делает правильно.

— Жаль, что это не распространяется на его дела в отношении нас, — мрачно произнёс Гирем.

Джаркат пожал плечами, видимо, не зная, что добавить. Гирем кивнул ему и посмотрел перед собой. На горизонте виднелись первые признаки огромного эшафота под названием Дорога Пепла.

Дорога Пепла. Одна из многих в теургиате, куда свозят грешников и преступников, от которых нет прока на рудниках в Алеманах, Керберах и Каседруме. Это был отрезок тракта длиной в десять миль, окружённый полями пожухлой травы, которой не хватает солнечного света. В небо уходили сотни косых столбов чёрного дыма; горячий ветер забивал в нос запах палёного мяса, а в уши — многоголосье палачей и их жертв.

Езда по Дороге Пепла вызвала у Гирема лишь два чувства — ужас и потрясение. На обочинах полыхали десятки костров, и вокруг каждого собирались шумные толпы зевак. Все они пришли поглазеть на казнь очередной группы смертников.

Грязных, тощих и безликих существ, пригнанных с ближайших земель, вычеркнули из этой жизни. Кого-то привезли в клетках, кого-то пеших ходом. Большинству хватало лохмотьев только чтобы прикрыть срам. Гирем видел девушек с глазами и зубами глубоких старух и детей с руками толщиной в два его пальца. И пугали его даже не бьющиеся в агонии люди, корчившиеся в пламени или четвертуемые на невысоком деревянном помосте. Пугали их тупые взгляды, как у свиней, которых ведут на убой, отвратительно равнодушные и бесстрастные. Точно такие были у Керса и остальных детей. Тогда они вызывали лишь презрение. Сейчас….