Читаем без скачивания Восточный фронт - Владислав Савин

И наконец, Ки-84, очень мощный, крупный, динамичный. Современный истребитель, что делало его весьма серьёзным противником. На горизонтали он был чуть лучше 'яка', на вертикали — чуть хуже, но 'як' был быстрее, минимум на километров 25–30, явно подинамичнее и куда меньше по размеру (значит попасть тяжелее). Скажем так, Ки-84 по ТТХ был почти равен Як-9УД — Т, но именно 'почти', а это значит, что он был хуже. И ещё, на мой взгляд, Як-9УД — Т всех своих японских противников превосходил по мощности вооружения. Як-9УД — Л имел в воздушном бою ещё большее превосходство.

А. С. Про Ки-27 я даже и спрашивать не буду.

И. Г. И правильно. Ты знаешь, как наши сбили Ки-27? Анекдот. Возвращается пара домой, а они шли над довольно плотными облаками. Вдруг на волне взаимодействия: 'Атакован японским истребителем! Окажите помощь!' Ну и даёт свои координаты, прямо внизу. Они пробивают облачность и видят картину — на полном газу несется Ту-2, а за ним на глазах отставая(!) летит Ки-27 и стреляет по уходящему бомбардировщику из пулемётов. Наши этого японца тут же и сбили. Оказывается, когда Ту-2 летел ниже облаков, на него оттуда и вывалился Ки-27. Атаковал со снижением, и лишь потому сумел сблизиться для открытия огня. Лётчик Ту-2 был молодой, растерялся, дал газ и стал вызывать помощь, которая, по большому счёту, ему совсем не была нужна, ибо шансов на вторую атаку у Ки-27 не было от слова 'совсем'. У Ту-2 максимальная скорость 550 км/час, а у Ки-27 — 450 км/час. Не догнал бы никогда. Ну, а нашим повезло — лёгкая добыча.

А. С. Вижу, вы патриот Яка, даже в сравнении с Ла-11 и Та-152.

И. Г. На малых высотах Як-9УД — Т был лучше всех. Пока Як-9П не пошли, но это случилось уже после войны, и их быстро сменили реактивные. На больших высотах, конечно, был лучшим Та-152 (у него самый высотный двигатель), на средних — Ла-11 (отличный истребитель, хотя по сравнению с 'яком' 'туповат'), но на малых — 'королями' однозначно были 'яки'. Именно поэтому мы выше 4000 никогда не забирались.

А. С. А скорострельность НС-37 была не мала?

И. Г. Мала, поэтому стрелять из неё надо было уметь. Я умел.

А. С. Со сбитыми японскими лётчиками вам общаться не приходилось?

И. Г. Со сбитыми нет, а с пленным японским лётчиком я пообщался. Дело было в Харбине. Навещаем мы в госпитале своего Денисова. Принесли ему кое — какие продукты, курево, ну и фляжку, понятно. Плюс у нас ещё с собой было, что бы 'за встречу и здоровье' с ним тут же отметить. Пропустили мы с ним пару раз 'по маленькой', подошли к окну, а оно выходит во двор. Двор же (красивый такой, с небольшими деревцами и с красивыми кустами) делился дорожкой на две половины. По одной половине двора ходят наши раненые (их уже в этот госпиталь начали доставлять), по другой — японские. Никто на чужую половину не заходит. И ни охраны, ни забора, чисто по договорённости. И Денисов мне показывает на одного японца: 'Вот видишь его? Он лётчик — истребитель. Мне переводчик сказал'. Я всем: 'Ребята, а пойдём, потолкуем!..' "Не — е… — говорят — ну, его… Особист потом душу вынет". 'А я — говорю — схожу, поговорю'. Нашёл переводчика (а в госпитале было несколько наших военных переводчиков — ребята — младшие лейтенанты, но по — японски говорили хорошо): 'Эй, мамлей, хочу с японцем поговорить, поможешь?..' 'Легко …'

Подходим мы к этому японцу. Парнишка на голову ниже меня и примерно на пару лет младше, не скажу, что атлет, но и не доходяга. Я достаю неначатую пачку сигарет (а меня тамошние русские угостили отличными местными сигаретами, очень крепкими и очень ароматными), отрываю уголок пачки, слегка постукиваю, что бы показался кончик (сигареты были без фильтра) и протягиваю японцу: 'Угощайся…'. Он отрицательно качает головой, но по глазам вижу, что курить он хочет зверски. (Переводчик потом мне сказал, что японцев хорошо кормили, но вот табачного довольствия им почему‑то не полагалось.) Я переводчику: 'Скажи ему, что я тоже лётчик — истребитель, просто хочу поговорить. Секреты мне не интересны, поскольку о японских самолётах я знаю не меньше его, но хочу посмотреть вблизи, так ли японские лётчики — истребители хороши, как мне рассказывали?' Ну, развёл я пацана 'на слабо', сигаретку он взял. Прикуриваю, даю прикурить и японцу.

'Я — говорю — старший лейтенант и командир эскадрильи, а ты?' Оказывается он рядовой лётчик и званием по — нашему младший лейтенант. 'Раньше воевал?' Оказывается, да, с американцами в Южном Китае. Больше двух лет. 'Где и как был ранен?' — а мне переводчик говорит:

— Не надо его об этом спрашивать, потому, что этим вы ему нанесёте сильное оскорбление, ему и без этого очень стыдно.

— Его что, в жопу ранили? Так на войне бывает…

— Нет — смеётся переводчик — он вообще не ранен, его за два дня до начала войны привезли с прободной язвой желудка. Теперь ему очень стыдно перед своими товарищами.

— А чего тут стыдного? — спрашиваю.

— Ты не понимаешь — говорит мамлей — по японским меркам, самураю заболеть перед войной, это значит проявить позорную слабость, почти трусость. Поэтому ему и стыдно. Все кто здесь лечится, получили свои раны, честно сражаясь за Императора и только он оказался больным слабаком.

— Ого! — говорю — какие проблемы да на ровном месте!.. Так он что самурай? (Чем самурай от несамурая отличается, я знал.)

— Самый настоящий…

Ладно, не будем об этом спрашивать, оскорблять даже врага это не по — большевистски.

— Спроси его, а на каком он истребителе летал?

Слово 'хаябуса' я понял и без переводчика.

— Знаю такой… видел… А сбитые у него есть?

Оказывается есть. Семь сбитых.

— Скажи ему, что у меня сбитый пока только один — Ки-51, так я всего три недели воюю. (Я специально назвал Ки-51, он получше Ки-36. Да, похвастался… но, у него аж семь сбитых было!)

Японец это услышал и что‑то спрашивает у переводчика:

— Он спрашивает, достойно ли погибли его соотечественники?

Оба — на!.. Вот это вопросец!..

— Скажи ему, что да, достойно! Дрались изо всех сил!..

После слов переводчика японец довольно закивал.

— А спроси у него, какие самолёты он сбил?

Японец отвечает, переводчик переводит:

— Пять "томахауков"… один "митчерр"… и один "риберейта"…

'Томахауки' знаю (Пэ — сороковые), но что за 'митчерр' и 'риберейта'? Тут до меня доходит — 'митчелл' и 'либерейтор'!.. Б-25 и Б-24!..

- 'Митчелл' и 'либерейтор'?.. — переспрашиваю.

Да, кивает японец, ''митчерр' и 'риберейта''.

— На Ки-43? — переспрашиваю.

Да, опять кивает японец, на нём. Э — э, брат… Говорю переводчику:

— А ну спроси, это что же, он 'либерейтор' сбил двумя пулемётами?!..

Переводчик спрашивает и японец утвердительно кивает — да, ими. Ну, даёт япошка!.. Просто мастер 'художественного свиста'!.. Ну, про Б-25, я с трудом, но ещё могу поверить, но Б-24?!

Видимо что‑то на моём лице японец увидел, потому что вначале как бы закаменел, потом демонстративно уронил недокуренную сигарету, сжал кулаки и что‑то говорит переводчику. Тот переводит:

— Он говорит: что он самурай и не позволит вам унижать себя вашим недоверием!..

Да, ё — моё!.. О, какой гонористый!..

— Переведи ему, что я ничуть не хотел его унижать, но хочу узнать, как он сумел сбить здоровенный четырёхмоторный бомбардировщик всего двумя пулемётами? Вдруг мне пригодится. Скажи ему, что я сам сбил своего противника двумя пулемётами, но то был одномоторный штурмовик, а не утыканный пулемётами, как ёж иголками, четырёхмоторник.

Японец отвечает, что он расстрелял 'либерейтору' двигатели и тот упал.

— А стрелки бомбардировщика на всё это просто смотрели?

Оказывается, что он на сближении вначале бил по стрелкам, а уже сблизившись метров на сто пятьдесят — сто, начинал стрелять по двигателям.

— Что все четыре движка расстрелял в одной атаке?..

Нет, говорит японец, в одной атаке — один двигатель.

— Так он что, четыре раза на 'либерейтор' заходил?!..

Да, оказывается четыре раза. Ты знаешь, к нам перед войной приезжал из политотдела армии один вроде как лектор, рассказывал о японской психологии. Вот он говорил, что с нашей русской точки зрения японцы ненормальные (как впрочем и мы с их), потому что они многие нам привычные вещи воспринимают и делают совсем не так как мы, а это надо учитывать в бою. Я тогда это прослушал и забыл, мимо ушей. И вот только общаясь с этим японцем, до меня вдруг дошло, что японцы действительно ненормальны — передо мной стоит парень невероятной, почти запредельной храбрости, который при этом стыдится своей язвы, даже не триппера или геморроя. Так ведь находятся и те, кто его этим попрекает. Это нормально?

Тут японец опять что‑то спрашивает у переводчика:

— Он говорит: а как бы вы действовали, случись вам столкнуться в бою с 'либерейтором'?

— А я — говорю — разнёс бы эту тушу одной атакой, тремя — четырьмя 37мм снарядами. Метров бы с трёхсот — четырёхсот. И полетел бы сбивать следующий.