Читаем без скачивания Мастер сахарного дела - Майте Уседа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы берем голубое.
Солита подозвала рукой Мар.
– И бахатный поясок, – прошептала она ей на ухо, приложив палец к губам и глядя в пол, словно бы ей было стыдно просить.
Мар выпрямилась и спросила у продавца, нет ли у него темно-синего бархатного пояса.
– Нет, сеньорита, только красный.
Солита улыбнулась, и Мар кивнула продавцу.
– Подходит.
Еще она попросила у него детскую ночнушку и панталоны.
– Нарядить ее вам дорого обойдется, – сказал он. – Они ходят – весь срам наружу, так опорожняться в поле быстрее. Подотрутся горьким ракитником – и дальше работать. Не тратьте даже деньги.
– Я его все равно возьму.
Пожав плечами, продавец завернул вещи в бумагу.
Уже на улице Мар обратила внимание на стоявшую напротив магазина двуколку, из которой не без помощи обходительного кучера выходила сеньора. Сразу Мар бросились в глаза ее зеленые туфли из блестящего шелка, украшенные на подъеме игривым черным помпоном. Спускаясь с экипажа, она – то ли от беспечности, то ли с непривычки – выставила напоказ свои шелковые ажурные чулки, которые наверняка лишь усугубляли удушье от жестких объемных юбок, указывавших на ее высокое положение в обществе. Укороченный жакет из зеленого блестящего шелка в тон юбке показался Мар излишним для жаркой тропической погоды. Белая кружевная блуза с пришитыми к воротничку бархатными деталями, впивавшийся в бока тесьмяный ремень в клетку и шляпа из конского волоса, отделанная пучком перьев. Выглядела она только что сошедшей со страниц журнала мод.
Узнала ее Мар, лишь обратив внимание на лицо.
– Баси!
– Как поживаете, сеньорита? – спросила та, слегка съежившись.
Несколько мгновений никто не смел нарушить повисшей между ними тишины, и то ли не умея подобрать слов, то ли став друг другу совершенно чужими, они только и делали, что переглядывались.
– Мне тебя не хватает, – сказала наконец Мар.
– А мне – вас, сеньорита. Я думала… Думала, вы меня навестите.
– Ты же знаешь, что ты тут ни при чем, – поспешила ответить Мар. – Скажи, как тебе там живется? Он тебя не обижает?
Баси улыбнулась. Она подняла руку с веером и окинула себя взглядом сверху вниз.
– Поглядите на меня. Столько одежды в шкафу, что и в жизнь не сносить. Но Диего нравится, когда я так наряжаюсь.
– Я про другое.
– Да я понимаю, про что вы. Но не беспокойтесь, сеньорита. Диего любит меня и всячески обо мне заботится.
Мар вспомнила блюющего в клумбу Диего, и ее охватили сомнения. Потому она на мгновение задумалась, переваривая услышанное.
– Заходи как-нибудь к нам. После обеда…
– Завтра мы с Диего идем в особняк. Фрисия пригласила нас на кофе. Придете?
– Нет, Баси. Фрисия мне не рада. И, по правде говоря, я тоже не хочу ее видеть чаще, чем того требуют обстоятельства.
– Случилось чего?
В нескольких словах Мар рассказала ей о произошедшем с Педрито.
– Это просто детские шалости…
– Нет, Баси. В этом ребенке живет самое настоящее зло. Оно отражается в его глазах. Он, по-моему, способен на все.
Баси снизила тон.
– Это не его вина. Сами знаете, какая у него мать.
Мар вздохнула: несправедливо, думала она, обвинять в плохом поведении детей мать, однако в случае Педрито быть сыном Фрисии на руку не играло.
Мар быстро обняла Баси и вместе с Солитой взобралась в пролетку.
По пути домой им встретились пять запряженных крупными мулами телег, направлявшихся в сторону особняка. На них ехали крестьяне – гуахиры и колоны – со всем своим скарбом на плечах и кучей детишек на руках. На одеждах некоторых из них до сих пор виднелись следы копоти. Мар всмотрелась в их лица. Отражавшаяся на них скрытая враждебность вызывала страх.
– Продавать едут? – обратилась она к Ариэлю.
Обгоняя легкой рысцой несчастный караван, они не сводили с них глаз.
– Так точно, нинья.
– Что им теперь делать?
– Ихкать новое мехто.
Ариэль подстегнул лошадь, и вскоре повозки остались позади. У Мар же они никак не выходили из головы. Пролетка уже въехала в батей, а она все думала об этих несчастных. Ариэль потянул за вожжи, чтобы не поднимать из-под колес пыль, и лошадь притормозила. Недалеко от особняка стоял, прислонившись к дереву, Педрито с другом. Лошадь медленно продвигалась вперед, и чем ближе они подъезжали, тем неуютнее становилось Мар с Солитой. Мар прокляла про себя Педрито: надо же было так ее взволновать!
Она взяла Солиту за руку.
Та с беспокойством на нее посмотрела.
– Пить хочу.
– Придется потерпеть. И не смотри на Педрито.
Лошадь продолжала ход. Ладонь Солиты взмокла.
– Не бойся, скоро мы их минуем.
Солита снова на нее посмотрела. Ее нинья Ма сидела с ровной осанкой, бесстрастно глядя вперед. Солита попыталась за ней повторить. Выпрямила спину, подняла подбородок и уставилась на сидевшего верхом Ариэля, хотя во рту все пересохло.
Когда экипаж поравнялся с мальчишками, Мар краем глаза заметила, как они острым ножом затачивали концы деревянных палок. Она знала про игру, где каждый по очереди стремился воткнуть в землю или траву свой колышек, стараясь сбить при этом колышки других участников.
Едва они их оставили позади, как по крыше экипажа разлетелась горсть земли. Не сдержавшись, Солита высунула из экипажа голову и, повернувшись назад, показала мальчишкам язык.
Мар опешила.
– Ах ты, господи! Что ты делаешь?
Схватив Солиту за плечи, она посадила ее на место. Солита улыбалась. Мар фыркнула.
– Он тебя видел?
От последовавшего в ответ молчания по спине у нее побежали мурашки.
Уже дома Мар велела Мамите подготовить для Солиты комнату Баси и сообщить ей, если та соберется куда-нибудь одна.
– Слышишь меня? – повторила она Солите. – Без меня никуда не ходи, поняла?
Глава 32
Когда Мамита искупала Солиту, та надела невероятной красоты шелковые панталоны, отделанные лентами и кружевом. А надев платье, она и вовсе позабыла о боли в ягодицах. Она не жаловалась, даже когда мягкая, как облако, ткань панталон касалась ссадин на коже. Тело ей словно не принадлежало, но чувствовала она себя тогда важной и значимой, прямо как обласканная материнской любовью белая девочка. Она любовалась своим отражением в зеркале, напоминавшим ей плитку шоколада, обернутую в рождественскую бумагу. Кажется, при виде ее доктор выразился именно так – и был прав.
Негоже это, думала Мамита, подшивая ей платье, поселять ее в доме у доктора. Пройдоха она еще та, наглостью – вся в мать, всегда себе на уме и в ус не
