Читаем без скачивания Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

— Пожилые люди, конечно, предпочтительнее: у них богатый жизненный опыт и они преданы своему делу. Так вот, ты бы играла гостям, работники скребли бы лошадей на конюшне, девки на другой половине дома пели, а горничная обносила бы гостей угощением.

— Да-a, так оно и было бы...

— Иногда мне приходилось бы уезжать, чтобы присутствовать на какой-нибудь своей выставке или чтобы лично проконтролировать условия продажи моих картин меценатам, членам правительства и, конечно, за рубеж, в картинные галереи. Ты бы с детьми тем временем хозяйничала дома и присматривала за работниками, чтобы те не путались с девками. А я писал бы вам письма из разных заграничных отелей на гербовой бумаге, где, кроме названия отеля, адреса и герба, непременно будет какая-нибудь пышная фраза по-латыни, а ты с детьми по вечерам разбирала бы ее и переводила на финский язык с помощью Словаря иностранных слов для всех. Вот какая была бы жизнь. Лучше и быть не может, — заключил я.

— Да, лучше не бывает, — согласилась Мирья.

Мы допили наш арманьяк, и я поманил официанта. Он сложил все счета и подсчитал общую сумму, а когда я отдал ему деньги, извлек из бокового кожаного бумажника сдачу и выложил ее на тарелку, прикрыв сверху счетом. Мы оставили положенные чаевые, вышли через стеклянные двери на улицу и направились к гостинице. Уже начинало темнеть, и во всех кафе за столиками и на высоких табуретах у стойки баров сидели люди.

На бульваре Эдгара Кине навесы над торговыми рядами были разобраны, торчали металлические конструкции, а деревянные столы были уложены штабелями. На углу возле алжирской кофейни маленький темный человечек со шлангом промывал сточную канаву, и нам пришлось перепрыгивать через образовавшиеся разливы. Я вспомнил, как в свой первый приезд в Париж посетил эту кофейню, не зная еще, что нужно оставлять на столе чаевые, и на пути к выходу здоровый черноусый тип ухватил меня за грудки и успел выдрать лоскут, прежде чем я понял, что он хочет получить с меня еще какие-то деньги; тогда я заплатил, но с тех пор остерегался заходить сюда.

За алжирской кофейней мы свернули на улицу Монпарнас и прошли немного по ней, мимо порнотеатра и магазина детской одежды, возле которого Мирья застряла, рассматривая витрину, а я пошел дальше к скверу. Высокая бледная проститутка, каждый вечер патрулировавшая эти места, вела в гостиницу пожилого мужчину. Они шли на некотором расстоянии друг от друга, но это все равно было заметно, потому что они двигались с одинаковой скоростью, обгоняя других, и наконец скрылись за дверью гостиницы.

Мирья догнала меня и обняла за пояс. Мы пересекли сквер и зашли в маленький пивной бар-стоячку на углу. Я взял кружку пива, а Мирья захотела выпить перно, и я заказал для нее бокал. В баре было много народу, рабочие, зашедшие сюда по пути домой, люди, живущие в этом квартале, — они что-то обсуждали, причем говорили все сразу и в полный голос. Большая собака, удивившись нашему вторжению, подошла обнюхать нас и вернулась на свое место возле стойки.

— Нам еще предстоит решить, где мы будем ужинать, — сказал-я.

— Ах, вот о чем все ваши мысли, сударь, — сказала Мирья.

Я поднял свою кружку и чокнулся с ней, мы выпили, расплатились и вышли.

Мы обогнули сквер и направились к гостинице. За конторкой сидел какой-то новый мужчина, ни разу до этого не появлявшийся; он выдал нам ключ, и мы двинулись наверх, по дороге все же заметив в дверях кухни усатую.

Я отдал ключ Мирье, а сам направился в клозет избавляться от излишков пива, счастливо спасся от половодья и пришел в комнату, где первым делом вставил ключ с внутренней стороны и запер дверь.

— Знаешь, есть одно очень приятное местечко, — сказал я.

— Неужели?

— Но тебе там все равно вина не подадут.

— Почему же?

— Они борются с алкоголизмом и пьяных женщин не обслуживают, у них такая политика, — объяснил я.

— Сам ты пьяный, — возмутилась она.

— А пьяных мужчин они обслуживают, — сказал я.

— Какая у них гибкая политика, — заметила Мирья.

— Но для некоторых они, может быть, сделают исключение, — пообещал я.

Мирья стояла у окна спиной ко мне. Я встал сзади и тоже посмотрел в окно, где светились над крышами большие уличные фонари, отблески которых озаряли высокое темнеющее небо. Я обнял Мирью и притянул к себе, целуя ее затылок и шею. Она закинула руки назад и сцепила их у меня за спиной, и я целовал ее, и моя рука скользила вниз по ее шее, груди, животу.

— А ты говорил, что есть только одно приятное местечко, — сказала Мирья.

Я расстегнул ее юбку, она перешагнула через нее и начала снимать колготки и трусики; пока я стаскивал с себя одежду, она, откинув покрывало на кровати, уже лежала под одеялом и протягивала ко мне руки.

А потом мы лежали, и чувство радости постепенно проходило.

— Спасибо, — сказал я, вставая.

Мирья рассмеялась и, продолжая лежать, смотрела, как я моюсь, а когда я взглядывал в зеркало, то видел, что она улыбается мне. И хотя мне не стало легче, чувствовал я себя спокойнее. Казалось, что во мне два человека: один что-то делает, ходит, ест, пьет, разговаривает, а другой просто сидит в сторонке и наблюдает.

Я оделся и присел к Мирье на край постели; погладил ее ноги, живот, провел рукой по ее груди; она встала, подошла к раковине и задернула за собой штору.

— Начала вдруг стесняться? — спросил я.

— Не вдруг, — ответила она, пуская воду.

Выйдя из-за занавески, она подошла ко мне, взяла меня за голову и, стиснув ее, поцеловала в щеку и в губы; я потрепал ее по заду, и она отправилась одеваться, а потом красить губы и глаза, и я следил за каждым ее движением.

Когда мы спустились вниз, на улице снова шел дождь. В такси Мирья прижалась ко мне, я сказал шоферу, куда ехать, и обнял ее одной рукой. Так мы и сидели. Таксист вез нас по каким-то неизвестным местам и явно не туда; это рассмешило меня, и я стал объяснять Мирье в чем дело, но водитель сумел среди финских слов уловить знакомое название улицы и поспешно изменил направление. Мы выехали на Сен-Жерменский бульвар, а оттуда