Читаем без скачивания Кайкки лоппи - Александр Бруссуев

Питер очень серьезно оглядел всех заговорщиков, будто запоминая каждого в лицо, потом изрек:

— Да.

Второй механик хмыкнул и добавил:

— Только без душевного трепета и интернационального пацифизма. Ту мерзость, что сейчас пробралась на «Меконг», мы будем уничтожать. Ни больше, ни меньше. Лишь тех, кто нам мешает. Потому что они — зло. И дорогу эту выбрали сами.

— Был такой мудрый писатель в Советском Союзе, еврей, как водится, — тоже обращаясь к Баасу, сказал Пашка. — Звали его Сергей Снегов. Родился он еще до так называемой «революции» в 1910 году в Одессе. Широко и академически образованным пошел он в ГУЛАГ в 36 году. Вернулся спустя без малого двадцать лет. Его книги, фантастика в основном — кладезь мудрости, куда там Станиславу Лему! Он как-то написал: «Быть злым к злому — тоже доброта». К этим словам просто добавить нечего!

Когда все разлеглись по своим гнездам отсыпаться перед решительными событиями, Джон почему-то начал вспоминать события давно минувших дней и совсем недавние. Брошенный на берегу катер не вызывал беспокойства: если кто из негров и найдет, попытается тайно себе присвоить. В итоге самый сильный из них разживется новой лодкой, нимало не смущаясь, как море ее аккуратно выбросило к берегу, даже спустив при этом якорь.

— Паля! — внезапно сказал он шепотом. — Ты Ромуальда помнишь?

— Ну, — ответил старпом. — По-моему, посадили его за что-то.

— Да, менты навесили на него что попало. Сгорел парень ни за что. Ну так вот, перед самым нашим отходом в последний рейс к нам на судно приходил человек. К капитану, наверно — больше-то не к кому. Я его видел недолго, да и то почти со спины. Но если это не Ромуальд, то природа способна творить клонов.

— И что?

— И ничего. Хороший парень был.

— Природа необузданна в своих творениях, — сказал Пашка, и в румпельном отделении наступила тишина. Народ заснул легко и непринужденно, впереди их ждала сама суть жизни — борьба за существование.

Часть 3. Ромуальд

1

Говорят, что перед смертью у человека перед глазами проносится вся его жизнь. Конечно, если есть что вспоминать. Некоторые воспоминания настолько тяжелы и неприятны, что лучше уж их перед кончиной и не вспоминать вовсе. Голым ребенок приходит на этот свет, через некоторое количество лет отдает концы, оставляя потомкам все, что нажито непосильным трудом. Берет с собой только опыт жизни, накопленный за столько годов, сколько было отпущено. А на пороге окончательной и безоговорочной гибели, вдруг, в ускоренном режиме просматривает, как видеофильм, свой творческий отчет о пройденном пути. Остается один на один с совестью, голос которой в этот, критический, момент уже никакими отговорками и оппортунизмом не заглушить.

Что видят матери? Выросших детей. Отцы? Вклад в благополучие своей семьи. Что наблюдают женщины? Посторонних мужчин, очарованных и упавших к ним в ноги. Мужчины? Запутавшихся и обманутых женщин. Что мнится политикам? Мальчики кровавые в глазах. Что узреют врачи? Пациентов, на которых они плюнули. Гаишники? Взятки, мзду, вымогательство. Что пронесется перед очами таксистов? Деньги, деньги, деньги. Менты? Наручники, порванный рот, работа, доставляющая кайф — дубинкой. Что привидится журналистам? Обман, клевета и злоба. Ворам? Горе людей, обкраденных ими. А убийцы увидят все свои жертвы. И только Лицедеям не понять, что же это им пригрезилось: то ли их жизнь, то ли жизни их ролей.

Голова у Ромуальда просто раскалывалась, но он успел просмотреть всю «пленку» от начала до конца. Теперь он знал, в чем придется каяться, а что согреет его душу. Жизнь — это просто божественный дар, если не быть поглощенным «суетой и томлением духа».

2

Однажды поблизости от их города снимали фильму. Назывался он «И на камнях растут деревья». Все они с парнями бегали смотреть, как среди скал и сосен ходят, бродят, грусть наводят норвежские актеры в колпаках с рогами на головах и мехом наружу безрукавках. Тут же обретался, глядя на всех дикими глазами, молодой актер Ташков. «В роль вживается», — говорили пацаны между собой и с пониманием кивали головами. Режиссер Ростоцкий давал пояснения дядькам в красивых джинсах, женщины с очень серьезными глазами переводили. Впрочем, и сам он выглядел очень по-иностранному.

Однако самым интересным было оружие. Оно валялось в куче у фургона и манило провинциальных мальчишек к себе. Топоры и мечи, луки и копья, щиты и кольчуги — все это самим прозаичным образом лежало под соснами и почти не охранялось. Ребята в сотый раз сговаривались между собой, как нужно действовать, чтобы прокрасться поближе, кто должен отвлекать, но все как-то не хватало решимости.

— А ну-ка, пацаны, помогите перетащить весь этот ворох поближе к озеру, — внезапно сказал бородатый дядька. Он, словно из ниоткуда, возник перед подростками.

Мальчишки потеряли дар речи.

— Давайте, давайте, а то блестите тут глазами — того и гляди искры посыплются. А пожар нам тут как раз и не нужен, — продолжил дядька и пошел, прихрамывая к арсеналу. — Вы ж не туркмены, ничего не возьмете?

— А что, туркмены оружие крадут? — зачем-то спросил Ромуальд, представив, как, почему-то, девочки-туркменки, с миллионом косичек в волосах, бросив танцевать под бубен и домбру, толпой пробегают мимо, походя хватая топоры и мечи.

— Да, там глаз, да глаз нужен, — ответил бородач.

— Господа! — закричал вдруг самый маленький, а потому самый быстрый, мальчишка. — Топоры-то резиновые! И наконечники копий тоже!

Все бросились пробовать на ощупь грозное оружие.

— У, мечи вроде бы деревянные! — донеслось оттуда. — А кольчуги пластмассовые! И шлемы!

Дядька потешался вовсю, хлопая себя по бедрам:

— Господа, говоришь!

Отсмеявшись, он сказал:

— Так вот, господа, не верьте глазам своим!

Позднее, через пару лет, Ромуальд и парни бегали в местный кинотеатр, где показывали «И на камнях растут деревья». Все выглядело очень пристойно — Ростоцкий умел снимать убедительно, правдоподобно и очень стильно. Смотрели по нескольку раз, благо билеты были по 20 копеек за серию, приглядывались, всматривались что было сил, но так никто и не смог обличить, что оружие было бутафорским. Даже Кукша был настоящим, а не отрешенным от начала золотых восьмидесятых актером Ташковым.

Слова того неизвестного бородатого запали в душу, сделавшись чуть ли не жизненным лозунгом: «Господа, не верьте глазам своим».

Ромуальд начал их повторять про себя, когда непонятным никому образом завязал со школой и поступил в Петрозаводское речное училище. Отличники и хорошисты должны были заканчивать десять классов, а не отвлекаться на техникумы и училища.