Читаем без скачивания Посмертие - Абдулразак Гурна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К этому времени стало ясно, что у Би Аши болит не спина, а что-то внутри, в мягкой части над бедрами. Она подолгу сидела на циновке на заднем дворе, закрыв глаза, и время от времени невольно постанывала. Хмурилась, смотрела угрюмо: собственное тело явно причиняло ей страдания. Афия старалась брать на себя домашние обязанности, которые Би Аша считала своими. Бимкубва, я сама, говорила она, когда Би Аша хватала метлу и шла на задний двор или собирала одежду и постельное белье для стирки, но та, гордячка, прогоняла ее: не надо, я не калека.
У нее испортился аппетит, она стала худеть. Съест ложку-другую риса или маниоки и давится, не может проглотить. Афия варила ей костный бульон, делала фруктовое пюре с кислым молоком, сидела с ней, пока она ест: вдруг понадобится помощь. В конце концов Би Аша оставила гордость, боль приковала ее к постели, она стонала, точно в бреду. Халифа умолял ее лечь в больницу или хотя бы показаться доктору-индийцу, но Би Аша сказала: нет, я не хочу, чтобы меня осматривали. Не хочу, чтобы чужие мужчины тыкали в меня прибором, который носят на шее, прикладывали к сердцу, чтобы выпить мою кровь. И попросила мужа позвать маалима, хакима.
— Что он сделает, по-твоему? Прочитает молитву и исцелит тебя? Темная ты женщина. — Халифа обернулся к Афие за поддержкой, надеясь, что она тоже примется уговаривать Би Ашу. — Да и не придет он к тебе, не такая ты важная персона. Он ходит лишь к знати и толстосумам. Молитвы его недешевы. Твое тело болеет. Тебе нужно к врачу.
— Давайте вызовем доктора на дом, — предложила Афия. — Он ходит к пациентам. Я точно знаю. — Она умолчала, что знает об этом, потому что доктор навещал Халиду, когда ее сын болел желтухой; Афия опасалась, что Би Аша, услышав это имя, заупрямится.
Би Аша насмешливо улыбнулась.
— И сдерет с нас еще больше за свой вздор. Иди к хакиму, объясни ему, как мне больно. И спроси у него совета, что мне делать.
Афия, как велели, отправилась в дом хакима. Тот жил у мечети, возле старого кладбища. Немцы давным-давно запретили там хоронить, опасаясь загрязнения и заразы, и лишь начавшаяся война отвела их угрозу сровнять кладбище с землей. Британские власти ничем таким не грозили, однако запрет на погребение поддержали, приказав регулярно расчищать старое кладбище от кустов и деревьев, чтобы оно не превратилось в рассадник малярии.
Афию проводили в комнату на первом этаже возле входной двери. Она была почти на шестом месяце, а потому осторожно опустилась на колени и устроилась поудобнее, дожидаясь, пока хаким ее примет. Пол устилали толстые соломенные циновки, на этажерке для книг лежал Коран, рядом с ним стояла пустая курильница для благовоний, от которой тем не менее пахло удом. Зарешеченное окно было распахнуто настежь, и мягкий свет сочился сквозь нависавшие над ним ветви мелии — единственного дерева, уцелевшего после расчистки кладбища.
Хаким был аскетичного вида старик; его все уважали, в обществе он занимал высокое положение. Он принял ее в коричневом халате без рукавов и в белой куфи. Раньше Афие не доводилось с ним общаться, его хладнокровие и уверенность внушали ей благоговейный страх. Хаким не улыбнулся, не подозвал ее к себе: молча подошел к этажерке и не перебивая выслушал рассказ Афии о состоянии Би Аши. Когда ей нечего было больше сказать, спросил, сколько лет Би Аше и как она себя в целом чувствует. Голос у него был густой, вкрадчивый: хаким привык выступать перед толпой. Он велел Афие прийти ближе к вечеру: он приготовит средство, которое облегчит состояние болящей.
К вечеру Афия вернулась, и он отдал ей фарфоровое блюдце с золотой каймой, на котором темно-коричневыми чернилами были начертаны строки из Корана. Хаким объяснил, что это не чернила, а экстракт кожуры грецкого ореха, обладающего целебными свойствами. Еще он дал ей амулет. Велел дома очень аккуратно вылить на блюдце половину кофейной чашечки воды, чтобы святые слова растворились. Жидкость не помешивать и ничего в нее не добавлять; как только слова растворятся, передать блюдце больной, пусть выпьет воду. Амулет носить на правой лодыжке. Наутро Афия должна вернуть ему блюдце, он приготовит новую порцию снадобья, днем она заберет его. Афия протянула ему кошелечек, который Халифа дал ей для хакима; тот принял не пересчитывая. Она обеими руками взяла блюдце и амулет. Это лечение продолжалось несколько недель, но боль Би Аши не утихла.
Со временем пошли слухи, что Би Аша сильно занемогла, ее стали проведывать знакомые и соседки. Она принимала их в гостиной — не хотела, чтобы люди думали, будто она серьезно больна, — но потом стала приглашать посетительниц и к своей постели. Они-то и уговорили ее позвать мгангу, жившую по соседству. Я ее уже приглашала, без толку, отнекивалась Би Аша. Нет, не эту, настаивали гостьи, другую, о ней идет хорошая слава. Она умеет лечить.
Мганга пришла, надолго уединилась с Би Ашой, осматривала ее и задавала вопросы. Би Аша попросила Афию остаться. Мганга была тощая женщина неопределенного возраста — но явно немолодая — с насурьмленными пронзительными глазами и властными точными жестами. Говорила почти без умолку, порой даже мычала ответы на вопросы, которые сама же и задала Би Аше. После первого осмотра оставила травы, которые Афие следовало вымочить в теплой воде и дать Би Аше выпить перед сном. Это поможет ей спать, сказала целительница. С тех пор мганга наведывалась каждый день, втирала Би Аше бальзамы и снадобья в больные места, та стонала от облегчения и уверяла, что ей гораздо лучше. Мганга велела Би Аше лечь на спину на полу и на несколько минут укрыла ее с головы до ног синим ситцем. Потом сказала ей перевернуться на левый бок и пошевелиться всем телом. Потом то же самое на правом боку, а мганга в это время молилась и распевала слова, которых Афия не поняла. Этот обряд повторялся четыре дня кряду; целительница оставила предписания, чем кормить Би Ашу, пусть даже по ложке-другой в день. Но боль все равно не ушла, и мганга шепнула Афие: пожалуй, им лучше послать за целителем душ, вдруг болеет не тело пациентки, вдруг ее одолело невидимое.
— Я сказала ей об этом, — добавила
