Читаем без скачивания Славгород - Софа Вернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
– Слово такое есть, Альберт Германович. – Очередной командированный главный санитарный врач (накануне всей этой кутерьмы с Корсаком) отказывает в просьбе Альберта не угнетать нервную систему хотя бы молодым и беременным женщинам-аркудам. – И слово это – надо. Вот отвечать кто будет? Ты отменишь препарат, а завтра эта твоя беременная медведица в приливе гормонов убьет мужа или случайного продавца в магазине. У нее силы – тебя переломит в два счета!
– Так ведь никаких предпосылок к агрессии… – оправдывается он.
– Как же! – Тот недовольно поджимает губы. – У них у всех сказка одна и та же, красивая. «Спасибо Славгороду за небо и воду, за хлеб и свободу…» – а потом?
Никто так не говорит, хочется поспорить Альберту.
– А потом, Альберт Германович, на забор нас эти гибриды вздернут, понимаешь? Никто не знает, чего от них ожидать. Не изучили же ни хрена. Сидите в своих институтах, штаны просиживаете! А что это? Откуда это? Зоопарк одичавший!
И что на это скажешь? Делать нечего, Альберт встает и уходит. И напоследок только, несмело так:
– Вы упустили, может, но я тоже гибрид. – И в голосе за свой род неожиданно сквозит обида. Невыраженная, новосформированная. До своего волонтерства Альберт даже не помышлял равнять себя с остальными.
– Ой, – главврач прихлебывает свой кофе и пренебрежительно отмахивается рукой, – это другое.
* * *
Другое, да, но только в объединении сила, выходит? Альберт ободряюще гладит медленно приходящую в себя Гришу по волосам, без плохого намерения – просто делится теплом. Милосердно, по-братски, едва сдерживая слезы.
– Где я? – Она хочет привстать, но сил не хватает.
– Лежите, лежите, Григория, – чуть ли не щебечет Альберт, соскучившийся говорить вслух, помогать, быть нужным. – Вам следует немного отдохнуть. На вас все быстро заживет, вы ведь принадлежите самому здоровому из нас виду, так ведь? До свадьбы, как говорится…
– Альберт Германович? – Гриша сконфуженно щурится, чтобы в почти вырвиглазной темени уловить хоть кусочек выразительного птичьего профиля. – Вы как тут, со мной? Где Ильяна?
Альберта при упоминании этого имени уже нигде не екает. После драки у казино его, неплохо подбитого, арестовали за непристойное поведение – мол, валялся пьяный на улице. На том им спасибо, ведь если бы оставили, то утро встретило бы его смертью от переохлаждения – мучительной и бесполезной. Все эти дни здесь, в тюрьме, позволили ему осознать, что нездоровое увлечение Ильяной – следствие гнетущего одиночества и жизни взаперти, а также жажда справедливости. Ильяна эту самую справедливость олицетворяет. Альберт не сомневается, что она вот-вот явится за Гришей – главным своим незакрытым гештальтом.
– Ильяны здесь нет, и это даже хорошо. – Голос Альберта убаюкивающе спокоен. Гриша тянется рукой к своему стянутому и перебинтованному чем-то бедру, нащупывает только липкую лужу крови на матрасе под собой и голую кожу под изодранными брюками. – Не знаю, что случилось, но вас притащили сюда дежурные оперативники с ранением, и оставили…
– Умирать. – Гриша огрызается. Необычайно зла для той, кто только недавно принимал смерть с благодушным согласием. – Мразь, выстрелил! В меня!
Она делает такой рывок, что Альберт сам подскакивает с пола – чтобы подхватить ее, когда она оступится на больной ноге и рухнет мешком, переоценив свои старания. Но Рыкова только рычит и прислоняется спиной к холодной стенке, чтобы прийти в себя. Боли она почти не чувствует, потому что давно научилась от нее абстрагироваться. Если бы при каждом ранении Гриша лежала ничком и рыдала, то возвращаться на службу спустя неделю после проделанной дырки не смогла бы.
– Надо же… – Она хмыкает, прижимая руку к повязке. – Пожалели. Притащили к доктору.
– А доктор оказался психиатром. – Альберт нервно хихикает, роняя голову на руки. Он снова осел на пол, подложив себе подушку с верхних нар. Минутку помолчав и послушав тяжкое, но ровное дыхание своей пациентки, Харитонов осмеливается взяться за анамнез – посттравматическое расстройство лучше проработать, не откладывая. – Расскажете, за что вас сюда посадили?
– За предательство Славгорода, наверное.
Гриша невесело улыбается, и Альберт узнает в ее вздохе отчаявшуюся душу. Ей так хорошо знакома система правосудия, что здесь, сидя внутри нее, по другую сторону решетки, она уже знает, что ее ждет. О правде молчит, ведь последний месяц лишь подкрепляет веру в то, что смерть пугающе чужда всем. Крепко сжав зубы, она слегка давит пальцем на пулевое отверстие под ненадежной повязкой, лишь бы удостовериться, что еще чувствует боль. Значит – жива.
– Это как… измена родине? – сконфуженно переспрашивает Альберт, ковыряя свои ногти от засохшей крови.
– Хуже, Альберт Германович. – Она печально шмыгает носом, на ослабленный организм влияет сырость и холод камеры. – Я же клялась не просто исполнять гибридские законы, а блюсти их. Бороться со злом, поняли?
– Понял. – Он активно и согласно кивает, хотя шея и плечи болят от недельного сна в безумно неудобных позах. Тюремные лавки совсем не рассчитаны на его двухметровый рост. Однако Альберт искренне рад – рад разговору, рад слышать хриплый измученный голос, рад разделять нары с такой достойнейшей женщиной. – А что вы сделали со злом, если не побороли?
– Защитила ее.
Последнее, что Гриша помнит – удар входной подъездной двери и хлопок выстрела. Урывками: ослепившая острая боль и свои руки, вцепившиеся в шаткие перила до онемения. Пистолет она роняет. Мельком: Петя рвется помочь ей, капитан его держит. Все перепуганные и бледные. Агентесса нервно гладит по плечу, пока они едут в отделение, и просит не умирать. Она обещает, что все будет хорошо, и даже истерически повышает голос, когда «хорошо» не получается. «Это нападение на должностное лицо при исполнении!» – не унимается в доказательствах ее коллега, явно старший по званию и – что побеждает в любом споре с женщиной – явно мужчина. «Это глупое недоразумение», – цокает она языком. И правда, очень глупое. Опять говорит: «Держись, почти приехали, я вызову скорую», – и так воодушевленно звучат ее обещания, что Гриша верит.
Многовато Гриша за последнее время стала умирать.
– Сильно я ранена? – Гриша глуха к своему телу, не понимает степень слабости без оценки врача. Альберт теряется на секунду, но после бегло отвечает.
– Относительно своей природы… – Он хмыкает и мысленно перелистывает энциклопедические материалы про хортов. Их ткани регенерируют по сравнению с людскими втрое быстрее. Не сильно наступая на ногу, она даже сможет ходить сама, без опоры. – Тот, кто в вас стрелял, уже погиб бы. А вы живее всех живых. – И он усмехается,
