Читаем без скачивания Славгород - Софа Вернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы пришли, – неловко произносит Гриша, кивая на обшарпанный Петин подъезд. Нет, не Петин – это ничейный подъезд, потому что населяют его не души чьи-то, а рабочие оболочки. Винты, шурупы, дубинки, берцы. Вещи.
– Нас уже, наверное, обыскались.
Обе знают, что их ждет. И обе готовы бороться. Славгород повел их кругом за нос, и откуда убегали, туда и пришли – деваться им некуда. Ильяна напоследок сжимает Гришину руку и шепчет: «Я верю в твою силу». Гриша кивает, и когда их прикосновение размыкается, ладони сами собой сжимаются в кулаки.
Глава тридцать девятая
Петиной общажной коробки недостаточно, чтобы целая опергруппа смогла развернуться в ней для перехвата. Его лицо быстро опухает от удара, нанесенного под правильным углом: на капитана зла не держит, ни на кого не глядит – ему самому сейчас плохо. Озеро дает воду на питье и лечение, навы дают бренное тело на растерзание, чтобы очиститься душой. Один из чужаков оскверняет Петин алтарь – опрокидывает капли священной воды на пол из медного блюдца и гасит отупевшими постукиваниями по столу «какие-то вонючие» травы, прижимая носовой платок рукой к своему кривому рту. Шалфей рассыпается пеплом, и Петя отворачивается, про себя принимаясь за молитву. Он вернулся к Топи опосредованно, не спускался к озеру, но, с тех пор как даже в водопроводной воде милостивый Бог его уберег, как не благодарить? За что еще ему цепляться?
Это обыск, они не скрывают. Подозревают, пришли по особому распоряжению, говорят. Капитан что-то рычит, его затыкают – не лезь, мол.
– Что-то вовремя вы приехали, – подозрительный медведь не унимается, – у нас тишь да гладь обыкновенно. А тут вы под самый что ни на есть беспредел…
– Это зовется предотвращением. – Один из сыскных цокает языком. Он увлечен плотно утянутой в черный костюм криминалисткой, которая активно снимает отпечатки со всего подряд. – Развели тут, а нам расхлебывай… Демина, что у тебя?
Петя потупился бы в свои пальцы (они у него гладкие, не имеют особенного узора), только руки до боли заведены за спину и крепко сцеплены нещадной хваткой третьего специального агента. Еще двое, но уже больше похожих на настоящих военных, стоят в коридоре – пугалами для соседей. Оксана от напарника открестилась мгновенно.
– Меня в чем-то обвиняют? – не выдерживает Карпов, потому что Демина и агент-Кривой-рот многозначительно переглядываются, козыряя теми или иными вещдоками.
– А вы в чем-то виноваты? – отзывается сторож за спиной и сжимает запястья сильнее.
– Н-нет… – Петя трусит вдруг, замолкает. Чего он лезет, и правда?
Только обрывочные воспоминания о редких кассетных сериалах и фильмах начала нулевых, которые через восьмые-десятые телевизоры доходили до молодежи в институтах, помогают Пете понять, что перед ним не простые милиционеры – а какие-то самовлюбленные, структурные и наделенные полномочиями.
Тот свежий антисоветский контрафакт привозили и перепродавали залетные, а редкое богачье перекидывало через заборы, как объедки, глуповатой и жадной до впечатлений шобле, к которой Петя, в силу своего юношества, примыкал – как и десятки других пацанов, утыкавшихся в телевизоры. И в этих фильмах люди-в-черном появлялись только в особых случаях.
– Ты ж вроде сам из наших. – Кривой-рот хмыкает, окидывая Петю презрительным взглядом. – Как можно змею пригреть-то?
Петя животные сравнения воспринимает буквально. Гриша же не кераст, к чему они ведут?
– Слабая мужская природа, – вздыхает здравомыслящая на вид Демина, пока описывает в рапорте очередную какую-то подозрительную вещицу.
– Всё осмотрели? – Капитан интересуется штатным голосом. И до того спокойным, что Петя удивленно охает. – Можем возвращаться в отделение для дознания?
Демина кивает Кривому-рту, и хватка третьего сзади сразу слабеет.
– А Рыкова как? – басит он над ухом у Пети. – Сказали же: найти и привести. Засаду, может?
– Да какой там, – почти хором отвечают ему коллеги. – Она дура, если поперла против… сам понял кого, но не до такой же степени, чтобы сунуться в самую очевидную ловушку… Собаки-то умные обычно, опасливые. Эти, наверное, тоже.
Демина и ее напарники – люди, и люди этому городу чужие. Кое-кто обживается здесь, но почти все – именно что звереют. Петя не встречает на улицах ни одного человека, настоящего человека. Гибриды, не-люди, звери, твари – этих полно. Людей настоящих – нет. А он-то город патрулирует чуть ли не каждый день…
– Я на вашем месте домой бы попросился поскорее, – задумчиво говорит Карпов, – ограбят, изнасилуют или убьют.
Третий вынимает почти зажженную сигарету из зубов, Демина подозрительно хмурится. Кривой-рот ограбят – выглядит он слишком уж хорошо, Третьего, если повезет, убьют, а вот что достанется ей? Вопрос хороший. «Его глаза поблескивают мертвым русалочьим блеском» – вот что думает Демина.
– Вас же отсюда не выпустят. Сделают штаб высших сил каких-нибудь милицейских, или как вы там называетесь? Про нас знать никому нельзя. Вам тоже нельзя. Влезли – узнали. Видимо, самые херовые сотрудники, раз вас прислали.
– Карпов, хватит! – Капитан рявкает на него заслуженно, и Петя хмыкает, отворачиваясь.
– Арестовать его, может? И в дурку запихнем.
– Пойдемте уж. – Демина обрывает их мальчишеские перепалки, чувствуя, как то ли от курящегося шалфея, то ли от черной плесени на потолке ей становится дурно. И все же запоминает про себя: спросить у Корсака, когда и на каких условиях она сможет выехать. Слишком радостно их встретили, должны также радостно и спровадить.
Долбаные закрытые города и их зоопарки проклятые. Третья командировка Деминой, и как на подбор – неудачная, очень демотивирует. В специальное подразделение, инспектирующее приюты с так называемыми гибридами, попасть тяжело, и все же она на протяжении нескольких лет рвется сюда – страну посмотреть и деньжат подзаработать. Хорошо лишь, что ей, в отличие от некоторых, подписывающих приказы о неразглашении на службу здесь, оставаться среди этой серости не обязательно.
* * *
Гриша нервно смеется, осознавая безумие ситуации, в которой они оказались; Ильяна тоже ежится от мандража – каждая из них представляет, как глупо будет выглядеть их встреча с теми, от кого следовало бы бежать. Отступать все равно поздно – да и нет сил уже. Рыкова тормозит, опирается задницей о грохочущие перила и достает из внутреннего кармана истрепанной куртки квадратную шоколадку в серебристой фольге.
– Это моя, что ли? – удивленно спрашивает Илля и тянет свои загребущие руки к чужому добру, чтобы выхватить и съесть. Краденое вкуснее. – Сразу видно, ментовской подъезд… – она указывает острым коготком на треснувший плафон, – не украли лампочку до сих пор.
Ильяна терзает неудобно запакованную сладость
