Читаем без скачивания Славгород - Софа Вернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ильяна утирает свои губы и задумывается, как сладок этот последний миг ее спокойствия. Она шоколад держит на языке и ждет, пока растает. Загривком нахохлившимся чувствует, что этажная дверь вот-вот распахнется, и слюну придется сглотнуть, зубы крепко сжать – и скалиться.
– Наверное, не стоит мне… – Гриша робеет и пятится, но деваться некуда – только падать по пролету вниз. Ильяна хмурится и недовольно протягивает ей отмеренную порцию, а когда та не подает руку – почти насильно пихает шоколадку ей в пасть.
– Тебе нужны силы, – сурово отчитывает Илля. – А я так – за компанию, в СИЗО кормить не будут…
От шоколада мгновенно подскакивает адреналин, и Гриша наконец осознаёт, что суется головой хищнику в пасть. Или она сама хищник? Такому ее не учили. Нужно подчиниться и сдаться. Сделать вид, что за этим они и пришли. Или бороться?
Капитанская тень ползет по лестнице, захватывает их лодыжки, перекрывает светлый путь до подъездной батареи. Он останавливается в проходе – дает секунду, чтобы одуматься. У Илли коленки подкашиваются, она трусливо вздрагивает и сбегает на пару ступенек ниже – а Гриша смело делает шаг навстречу, спиной закрывая собой сжавшийся девичий силуэт.
– Рыкова, ты… – Голос Михаила непривычно дрожит, и раскатистый гром голоса стихает до пыльного шепота. – Ты тут… зачем?
– Григория! – его перебивает радостный мужской вскрик, донесшийся из-за огромной фигуры начальника. Кто-то очень энергично двигает вросшего в бетон капитана, протискивается на лестничную клетку и презрительно оценивает Гришу с головы до ног. – А мы тут вас заждались… Столько шуму из-за вас поднято.
Гриша непонимающе хмурится. Она рассчитывает на выговор – мол, влезла ты, конечно, в ситуацию! – и наивно думает, что сможет выгородить Ильяну как невиновную. Лгать она непривыкшая, но как-нибудь морду уж сложит, чтобы поверили. Нервно поглядывает на капитана Шатунова – немного умоляюще даже, лишь бы чуть подыграл ей.
– А зачем я вам нужна? И кто вы вообще такие? – Она вспоминает свой милицейский строгий тон. Годами одно ее звучание наводило ужас на преступников, а сейчас на каждой гласной голос тянется вверх, на нервный визг. Что уж скрывать? Даже капитан побаивается Гришу – на руке свеж шрам от ее идеальной зубной хватки. Оттаскивать ее от застреленного Анвара пришлось ему самому.
– Правильные вопросы задаете, – хвалит мужчина в черном костюме, разминая шею. Ильяна за спиной, кажется, не дышит. Может, у нее, как тогда – у Стаи, – приступ? Гриша тревожно дрожит – хочет обернуться, но вовремя вспоминает негласный уговор.
Они не сговариваются, но прекрасно понимают обе – при первой опасности одна убежит, потому что другая ей позволит. Иначе быть не может. Они так договариваются с самого начала: «Ты меня не спасешь, Илля, и нет смысла пытаться». Сегодня это было? Или тогда, в их первую встречу в «Коммунисте»? Неважно, главное – что было. Наконец Ильяна тихо вздыхает. Ее слышно, но внимания на нее не обращают.
Демина внимательно изучает женщину перед собой. Обыкновенная она, непримечательная. За собой не ухаживает, внимание с трудом на ней удержишь: по-мужски напряженное тело, сильно выцветшая бесформенная одежда, свалявшиеся волны волос скучного русого цвета – типичная жительница этой глуши. Демина критикует искренне, прямо до неприязни судит, пока Рыкова не переводит свое внимание на нее – глаза в глаза. Молодую следовательницу пронзает дрожь от взгляда пугающих глаз разного цвета. Бездна непролазная и небо ледяное сверлят ее до нутра.
Демина детство провела в Мытищах еще до московского облагораживания, и собак там не отлавливали – голодные, злые своры, пенящиеся рты, рвущие школьный ранец и новую розовую курточку. Мама злилась, била – от усталости, может, от бессилия. Собак травили соседи. И снова рты, исходящие пеной, только уже от отравы. И все это аукается ей сейчас, когда она в глаза эти смотрит – самые что ни на есть собачьи.
– Она не похожа на рецидивистку, – нервно подытоживает Демина, заставляя себя выйти из-под власти пригвоздившего ее взгляда. Произносит она это брезгливо, словно дотронулась до заразы. Гриша ощущает себя никчемной из-за этих слов, но затем замечает, как коллега этой женщины снисходительно улыбается ей.
– Посмотри внимательней, милая, – ядовито говорит он, и Демина в Гришиных глазах моментально делается вещью. С Большой земли, привезенная контрабандой – но все еще вещью.
То, что они приезжие – никаких сомнений. Только что они тут забыли?
– Майор Севостьянов, – наконец представляется он, мелькая удостоверением. Зря надеется, что Гришино зрение не уловит в полумраке аббревиатуру, расшифровку и гербовый знак. – Это лейтенант Демина.
– Надзор за гибридами? – Гриша хмурится. Это непривычное название известно ей лишь мельком, ведь никогда раньше высокие структуры не приезжали с проверками без предупреждения – по крайней мере, они ей не представлялись. Она тут же испуганно проверяет пространство коридора за спинами в черных пиджаках. Связанного по рукам Пети за ними нет, значит – обошлось. – С каким делом вы к нам?
Севостьянов лживо по-доброму улыбается и заводит руку за спину, кладет ладонь на кобуру. Гриша испуганно тянется к своему секрету, к непростительной краже, которую ни в коем случае нельзя обнародовать. Но эти люди наводят на нее неподдельный страх – каждое резкое движение пугает ее, как беззащитную собаку. «Таковой она и является, – думает капитан, и он тоже без табельного, потому что угроза людям не положена. – Раздавят, суки, как мошку».
– Не нервничайте, Григория, – предупреждает Демина. Видимо, она осведомлена, как Севостьянов бывает опасен.
– Поднимите руки, – пока без наставленного дула, но уже с угрозой говорит он, – живо.
– Она безоружна! – сокрушительно ошибается Шатунов, но не вмешаться не может.
– Оставьте это дело нам. – Третий, прятавшийся в темноте – самый здоровый, но все же уступающий аркуде по размеру и силе, выходит на свет и аккуратно придерживает капитана за плечо. И это открытая угроза, потому что превышение полномочий упирается Михаилу под ребра со спины. – Майор, продолжайте.
– Лейтенант Рыкова, вы арестованы. Статью не называю, она у вас своя. Но все дозволенные рамки вы пересекли уж точно.
– Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, – поясняет Демина, чувствуя, что обязана поступить по совести.
– О, она знает. – Севостьянов снова ставит ее на место словом. – Прекрасно знает, на что шла, когда рисовала эти мерзкие плакаты и кусала кормящую руку…
Севостьянов основательно цепляется за кобуру, хоть и имитирует поиск
