Читаем без скачивания Избранные труды. Том IV - Олимпиад Соломонович Иоффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно третьей концепции, которую отстаивал Гойхбарг, советское право – это не право, а комплекс социальных функций, возложенных на отдельных лиц советским государством. Перенося на советскую почву теорию Дюги, Гойхбарг пытался найти ей подкрепление в ст. 1 ГК РСФСР 1922 г., предоставлявшей защиту лишь тем гражданским правам, которые осуществлялись в соответствии с их социально-хозяйственным назначением, и в ст. 4 того же кодекса, которая провозглашала, что наделение гражданским правом должно служить развитию производительных сил страны. По его мнению, ст. 1 раскрывала понятие социальной функции через категорию производительных сил. На этом основании делался и определенный практический вывод, состоявшийвтом, что судунаснесвязан словом закона, он связан только общей целью закона. Превращение субъективных прав в социальную функцию по сути своей являлось логическим завершением отрицательного отношения Гойхбарга ко всему праву вообще. Практически же оно означало освобождение судей от закона, подмену законности судейским усмотрением.
Дюгистские взгляды Гойхбарга неоднократно подвергались критике в юридической литературе 20-х гг. При этом обращалось внимание не только на неправильность вытекавших из нее практических выводов, но и, в первую очередь, на ошибочность исходных посылок, концепции, фактически сводившей на нет революционно-преобразующую роль советского права, подмененного неправовым понятием социальных функций.
В противоположность упомянутым ошибочным концепциям разрабатывается позитивное решение той же проблемы. Большой вклад в ее разрешение внес Стучка, специально посвятивший этой, проблеме изданную в 1924 г. книгу «Классовое государство и гражданское право». Он указывал, что хотя Гражданский кодекс регламентирует имущественные отношения разного социального содержания, в своих основных принципах он опирается на власть пролетариата и государственную собственность – монопольное владение этой власти всей землей, всеми крупными средствами производства, транспорта и торговли. Главное назначение советского права в области имущественных отношений состоит в регулировании основанной на праве хозяйственной деятельности, ввиду чего его можно именовать также хозяйственным правом. Единому Госплану должна соответствовать сложная, но единая организация производства, единая система общественных отношений, одним словом, вполне советское право или хозяйственное право.
Автор продолжает, таким образом, рассматривать право вообще не как систему норм, а как систему отношений. Очевидна, однако, безусловная правильность его оценки советского права как единого по своей экономической основе, классовому содержанию и исторической целенаправленности. Вместе с тем названная работа одной из первых в советской юридической литературе обратила внимание на такую еще изменившуюся связь права с планом, стремясь к тому, чтобы с учетом этой связи определить самое понятие гражданского права.
Но вследствие того, что плановое начало в регулировании имущественных отношений тогда не приобрело сколько-нибудь значительной роли, и наиболее массовидное распространение имели товарно-денежные отношения, носившие рыночный характер, господствующее положение в науке заняла не теория Стучки, а меновая концепция Пашуканиса.
В отличие от Стучки, для которого право есть порядок или система реальных отношений, Пашуканис рассматривал право как систему правовых отношений. Он соглашался с принципиальной постановкой проблемы права как проблемы определения общественного отношения, но настаивал на выявлении специфики права как общественного отношения особого рода. Поскольку Стучка этого не сделал, его определение, полагал Пашуканис, остается абстрактным и, следовательно, формальным, несмотря на использование признаков классового порядка.
В самой постановке задачи сосредоточиться на выявлении специфики права, не ограничиваясь ее социально-классовой характеристикой, нельзя не усмотреть известного шага вперед по сравнению с тем рубежом, к которому в начале 20-х гг. пришел Стучка. Правильно также утверждение, что производственные отношения в своей реальности не заключают в себе ничего юридического, и действие права сказывается только там, где реальные общественные отношения облекаются в форму правоотношений, есть ли она следствие применения к реальным общественным отношениям юридических норм как непосредственное отражение самих реальных общественных отношений.
На поставленный вопрос Пашуканис отвечает в последнем смысле, и, таким образом, расходится со Стучкой в своей положительной оценке правоотношений как особой юридической формы, полностью был с ним единодушен в исключении юридических норм из самого понятия права. И если Стучка – не только ученый, но и юрист-практик – все же отдавал должное закону, хотя и за пределами понятия права, то Пашуканис утверждал, будто совокупность норм, записанных в законе или не записанных в нем, относится к области литературного творчества. Правовые же отношения вырастают непосредственно из отношений производственных. Экономические отношения в своем реальном движении становятся источником юридического отношения. По характеру экономических отношений можно достаточно четко представить себе норму права как абстрактное воплощение определенного логического содержания, а когда она издана как юридический закон, то представляет собой только симптом, по которому можно только судить с некоторой долей вероятности о возникновении в ближайшем будущем соответствующих отношений.
Отстаивая эти взгляды, Пашуканис острие полемики устремлял против догматической юриспруденции, для которой право единственно и исключительно совокупность действующих норм, причем действующих в том смысле, что они установлены и не отменены государством, каково бы ни было их подлинное социальное содержание. Между тем для того, чтобы утверждать объективное существование права, недостаточно знать его нормативное содержание, но нужно также знать, осуществляется ли это нормативное содержание в жизни, т. е. социальных отношениях. Иными словами, правовая норма имеет реальный смысл, поскольку она претворена в жизнь, что и находит свое выражение в такой специфической форме, какой является правоотношение.
Но для формулирования этого бесспорного положения вовсе не нужно было объявлять природу правоотношения через норму права и выводить его, минуя норму, непосредственно из производственных отношений. И в том, что Пашуканис изобрел именно такой, неправильный, путь, дают о себе знать его взгляды на общие предпосылки формирования права как особого социального явления.
Творчество Пашуканиса сыграло большую роль в распространении на область права такого метода исследования, который Маркс применил в «Капитале». Он призывал к поискам в «правовой материи» такой же элементарной (исходной) клеточки, каким товар является для анализа капиталистического общества. Решительно предостерегая от фетишизации правовых явлений, он требовал раскрытия юридических категорий в такой же мере, в какой Маркс, отвергнув взгляд на товар как на вещь, выявил его сущность как вещного носителя общественных отношений.
Эти и другие методологические установки, опиравшиеся на научную, экономическую и философскую теорию, вошли в незыблемый арсенал методов и средств юридических исследований в нашей стране, знаменовали переворот в укоренившихся взглядах на право и связанные с ним категории. Но наряду с творческим применением методологии марксизма в области правовых исследований, Пашуканис пошел по пути механического переноса тех конкретных выводов, которые были сделаны Марксом в отношении экономики капитализма не только на буржуазное право, но на все вообще право, включая право, созданное начиная с 1917 г.
Действительно, Маркс указывал, что капиталистическое производство самый развитый вид товарного производства. Этого было достаточно, чтобы Пашуканис объявил буржуазное право самой развитой системой права. А так как буржуазное право опирается на экономическую систему товарных отношений, то отсюда делался вывод, что любое вообще право, в том числе советское, обязано своим существованием товарным отношениям. Поскольку товарные отношения регулируются гражданским правом, только его рамками и ограничивалось право в собственном смысле. Так называемое публичное право не есть подлинное право, ибо оно непосредственно не связано с товарным производством. Отношения между органами советского государства, лишенные товарно-денежного характера, являются не правовыми, а организационными отношениями. По мере изживания стоимостных отношений из советской экономики будет происходить выветривание в целом самой юридической надстройки.
Вопреки, следовательно, неоднократно им повторяемому марксистскому положению о предопределяемости права экономикой, Пашуканис выводил его не просто из экономики, а всецело и исключительно из меновых отношений.
В социально-экономическом плане период, открывающийся в 1929 г., характеризуется интенсивным вытеснением и последующей полной ликвидацией частнокапиталистической собственности, а также коллективизацией индивидуального сельского хозяйства. По прогнозам сторонников меновой концепции это должно было повлечь постепенное свертывание или выветривание правовой надстройки. Ничего подобного, однако, не произошло. Напротив, активность советского законодательства все более усиливалась. При этом особенно широкое развитие начинает получать законодательство, регулирующее не стихийно-товарные, а направляемые планом имущественные отношения (госорганов
