Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер

что потратил десять месяцев на размышления о прошлом и постарался извлечь из него полезные уроки; что нанесенные ему оскорбления вовсе его не разгневали, но научили многому. Теперь он понимает нужды Франции и попытается их обеспечить, понимает, что мир и свобода стали настоятельной потребностью времени, и сделает их правилом своего правления. Прежде он любил величие и слишком увлекался завоеваниями, но не он один виноват: покорность Европы и готовность органов власти предоставить ему солдат и сокровища Франции, а также рукоплескания самой Франции способствовали его увлечению, которое стало всеобщим. Искушение сделать Францию властительницей народов извинительно, и нужно себе его простить, но более к нему не возвращаться. Он не подписал бы Парижский договор, ибо без колебаний сошел с трона, чтобы не отнимать у Франции то, чего не сумел ей дать, но, поскольку соблюдение договоров есть правило всякого законного правительства, он принимает Парижский договор и положит его в основу своей политики. Он надеется посредством подобного заявления сохранить мир и уже написал тестю. У него есть все основания надеяться, что это сообщение обеспечит ему содействия Австрии; он намерен вновь написать в Вену и рассчитывает на скорый приезд в Париж жены и сына.

О самом правлении Наполеон сказал, что пришел спасти крестьян от десятины, приобретателей государственного имущества – от неминуемого разграбления, армию – от невыносимых унижений, а также обеспечить триумф принципам 1789 года, попранным эмигрантами. Бурбоны никогда не смогут вести себя иначе, ибо представляют феодальную монархию, опирающуюся на дворянство и духовенство. Из их ошибок нужно извлечь единственное заключение о том, что они несовместимы с Францией и что для защиты новых интересов требуется новое правительство, этими интересами порожденное, сформированное ими и ради них. Подлинным представителем такого правительства будет его сын, ради которого он и намерен трудиться; он пришел подготовить его правление, и подготовить его достойным и мирным. Если бы он не пришел, Бурбоны всё равно пали бы среди потрясений, которые сами и вызвали; он же, напротив, предупредит волнения, уничтожив их причину, обеспечив безопасность новым интересам и удовлетворив дух свободы. Он сам предложит пересмотреть имперские институты, чтобы вывести из них настоящую представительную монархию – единственный вид правления, достойный просвещенной Франции. Он приветствует всех, кто захочет помочь ему в этом деле, ибо желает извлечь из последних событий только уроки, а не поводы для злопамятства. Правильно сделали, что призвали Бурбонов и еще раз испытали их манеру правления; он не может ни на кого гневаться, ибо сам посоветовал, перед своим отъездом из Фонтенбло, верно служить им. Но теперь приходится признать, что правление Бурбонов невозможно, а потому он с доверием будет ждать и с сердечностью примет возвращение добрых французов к делу Революции, свободы и Франции, подлинными представителями которой являются он и его сын.

Объяснения Наполеона понравились всем, даже тем, кого пугала попытка восстановления Империи перед лицом вооруженной Европы и кто опасался склонности Наполеона к абсолютной власти. Понадеялись или, поскольку жребий был брошен, удовлетворились надеждами, что с такими расположениями и гением, обновленным покоем, размышлениями и несчастьем, ему удастся преодолеть трудности новой роли и дать Франции всё, что ему хватило благоразумия ей обещать.

Приняв представителей властей, Наполеон приступил к смотру войск, и, естественно, войска встретили его с воодушевлением. Расквартированный в Гренобле 5-й линейный, подошедшие из Шамбери 7-й и 11-й, а из Вьена 4-й гусарский, 3-й инженерный и 4-й артиллерийский полки разразились приветственными возгласами, горячность которых была близка к неистовству.

Два-три командира корпусов из щепетильности покинули свои полки, но большинство остались, сочтя себя освобожденными от присяги властью революции. Трехцветные кокарды, хранившиеся в глубине ранцев, с волшебной быстротой были извлечены на свет; даже орлы, неизвестно где прятавшиеся, вновь увенчали трехцветные знамена, словно императорский режим и не прерывался на целый год.

Наполеон напомнил солдатам об их славе, попранной эмигрантами, повторил, что хочет мира и рассчитывает на него, ибо решил более не вмешиваться в чужие дела, но не потерпит вмешательства в дела Франции, и если к несчастью в них вмешаются, он не сомневается в неизменной храбрости и удаче своих солдат. Он сказал, что дошел до Гренобля с товарищами по изгнанию, отплывшими с ним с острова Эльба, а теперь намеревается двинуться на Лион и Париж вместе с примкнувшими к его делу храбрецами и покорить Францию, как покорил Прованс и Дофине – не оружием, а неодолимым порывом армии и народа. Он добавил, что счет идет на часы, что нельзя дать Бурбонам опомниться и позвать на помощь иностранцев, что важно выступать тотчас же, не теряя ни минуты. И потому, раздав войскам подготовленные пайки, Наполеон сам в четыре часа пополудни проводил их в путь, направив на Лион через Бургуин.

Расставаясь с войсками, Наполеон объявил, что вскоре последует за ними, не позднее завтрашнего дня возглавит их и откроет ворота Лиона, как открыл ворота Гренобля, показав трехцветное знамя. С криками «Да здравствует Император!» полки с полевым парком из 30 орудий и во главе с 4-м гусарским отбыли в Лион. Вместе они составляли корпус в 7 тысяч человек, совершенно исступленных и способных победить солдат, верных Бурбонам, если таковых повстречают, но еще более способных увлечь чувством, захватившим их самих, любые войска, какие попытаются выставить против них.

Вернувшись к старой привычке трудиться в то время, как его армии выдвигаются вперед, Наполеон возвратился в отель «Три дофина», чтобы отправить необходимые приказы, предполагая отбыть на следующий день вместе с солдатами с Эльбы, которые благодаря этой диспозиции могли насладиться целым днем отдыха. Так, через день, 10 марта, он должен был подойти к Лиону во главе соединения куда более значительного, нежели все те, что могли направить против него.

Наполеон был недоволен префектом Фурье, который бежал из Гренобля, дабы избежать встречи с ним. В досаде он хотел было вынести против Фурье решение, но ему передали объяснения префекта, которые тот, покидая Гренобль, адресовал ему окольным путем. Наполеон успокоился и отправил Фурье приказ присоединиться к нему в Лионе. Такой же приказ он отправил генералу Маршану. Затем он обратился в письме к Марии Луизе и, возвестив о своем вступлении в Гренобль и выказав уверенность, что вскоре вступит в Париж, позвал ее присоединиться к нему и привезти сына, а затем повторил для императора Франца заверения в своих мирных намерениях. Это письмо он адресовал генералу Бубне, командующему австрийскими войсками в Турине, тому самому, с которым вел столь дружеские переговоры в Дрездене в 1813 году. Он просил передать письмо жене и хотел, чтобы курьер с письмом открыто