Читаем без скачивания Донское казачество в войнах начала XX века - Наталья Рыжкова

— А та-та-та! — бери его, держи! держи-и!.. — раздавались крики, и цепь, забывши об японцах, травила на нейтральной полосе зайца.

А японцы, приставши за стенками, с изумлением смотрели на такой способ воевать и охотиться.

Сзади сотни, медленно прокрадываясь через гаолян, несли Конева. Пуля ударила его между глаз и прошла ниже затылка через шею… По-видимому, рана была безусловно смертельная…

Через три недели после этого случая я видел Конева. Он только что вернулся из госпиталя из Мукдена.

— Вот он — Конев, — сказал мне Новосильцев. Я обернулся. Передо мной стоял плотный, почти толстый, тепло укутанный коренастый казак. На нем была шведская куртка, шаровары с лампасом и валенки. Лицо его с редкими волосами на голове и с небольшой черной бородкой, было бледно тою бледностью, которая налагается больницей. Между глаз видно было маленькое красноватое пятнышко величиной с небольшую горошину. Другое такое же пятнышко было на шее, немного ниже затылка. Пуля прошла через мозг, вышла наружу, это было всего три недели тому назад, и вот человек, раненный, по-видимому, так тяжело, стоит передо мною и улыбается мне приветливо сконфуженной улыбкой. Только речь его несколько замедлена, да еще заметны следы частичного паралича одной стороны лица… Замечательная рана!..

ИЗ РАССКАЗОВ О КАЗАКАХ

Во время русско-японской войны бывали несчастные случаи, когда свои же разъезды и даже целые части принимались за неприятельские. К счастью, такие ошибки большею частью разъяснялись вовремя, благодаря, главным образом, разведкам наших казаков.

Участник войны Д.И. Аничков в своей книжке «Пять недель в отряде генерала Мищенко» рассказывает между прочим о том, как в июне месяце 1905 г. он был послан начальником отряда с двумя сотнями Читинского полка задержать японскую пехоту, показавшуюся близ деревни Чудягоу. Казаки заняли горную возвышенность и стали наблюдать, что делается на противоположном гребне по ту сторону лощины.

«Вон замелькали какие-то черные точки.

— Что это, японцы или китайцы?

— Нет, это наш разъезд.

— Нет, это не наши! Вон-вон двое, трое! Это — японцы.

— Никак нет, это — наши, — спокойно и немного улыбаясь говорит смотрящий без бинокля из-под руки урядник. — Это — наши, ваше высокоблагородие! Вон-вон ихние кони стоят, а вон и урядник Софронов!

— Где? Ничего не вижу. — И я силюсь рассмотреть в свой усовершенствованный призматический бинокль то, что уже давным-давно разглядели рысьи глаза забайкальца. Ничего, кроме синего неба и зеленых гор, на которых чернеют какие-то точки, я не вижу.

— Вон, э-вон, ваше высокородие! — старается показать мне казак, и я чувствую, как его черномазая, скуластая рожа едва сдерживает улыбку, а маленькие, черные глазки так и впились в далекое пространство.

— Вон сюда глядите, ваше высокородие, пониже и полевее. Вон белеется конь, вон другой, гнедой, вон третий, вон еще пара. Это наши, так точно. Во-о-он по гребешку побежали трое, вон теперь туда за гребень зашли. Видно, там японцев и близко нету! Должно, ушли назад.

Теперь уж и я видел ясно на синем фоне неба, как три пеших человека сперва шли шагом по самому гребню, потом побежали, потом скрылись за горой.

— Вон машет шапкой, — продолжал между тем урядник. — Это они нам сигналы подают. Это — Софронов, он, он!»

Пока таким образом, рассказывает далее Д.И. Аничков, казаки наблюдали впереди лежащую местность, было получено донесение, что около двух рот неприятельской пехоты спустились в долину и идут в обход нашего правого фланга. Донесение это, конечно, вызвало тревогу и соответствующее перемещение частей, чтобы достойно встретить противника; но от роковой ошибки спасли и тут казачьи разъезды, которые донесли, что движется не японская пехота, а наша охотничья команда Барнаульского полка!..

Другой участник войны, М.А. Вод-нов, рассказал нам следующий случай. Осенью 1905 г. отряд, стоявший биваком у селения Ломивазы близ гор. Теортоля, в составе 7-го Сибирского казачьего полка, 10-го восточносибирского пехотного полка и Забайкальской казачьей батареи, под начальством полковника князя Трубецкого, был послан в направлении станции Чантуфу с целью выяснить расположение и силы противника, который, по полученным сведениям, будто бы появился близ этой станции.

Исполнив свою задачу, отряд возвращался обратно к селению Ломивазы.

Лишь только головная часть отряда начала подходить к городу Теортоль, как была встречена ружейным огнем из цепи, занявшей опушку города.

Отряд был крайне озадачен этим непредвиденным обстоятельством. Казалось как-то невероятным, чтобы японцы могли занять гор. Теортоль в то короткое сравнительно время, пока отряд производил рекогносцировку. Однако, не подставлять же было себя под выстрелы, и начальник отряда отдал распоряжение о перестроении отряда в боевой порядок. Отряд готов уже был открыть огонь.

В это время урядник одной из казачьих сибирских сотен Балахонцев вызвался разведать, с кем именно приходится иметь дело. Разрешение Балахонцеву было дано, и он карьером помчался прямо на неприятельскую цепь, продолжавшую стрелять по нашему отряду. Все с замиранием сердца следили за храбрым урядником, скакавшим по открытому полю. Все дальше и дальше… Вот он уже около самой цепи… Выстрелы смолкли, и в надвигавшихся сумерках вечера исчез и Балахонцев. Прошло несколько минут томительного ожидания — и вот на горизонте снова появляется лихой урядник, скачущий во весь опор уже обратно к отряду. Что же оказалось? Охотничья команда восточносибирского стрелкового полка возвращалась по соседней дороге из рекогносцировки и, приняв наш отряд за неприятельский, заняла позицию и открыла по нему огонь…

Таким образом, благодаря беззаветной отваге урядника Балахонцева, кровавое столкновение, готовое разыграться между своими же частями, было во время предупреждено.

НАБЕГ КОННОГО ОТРЯДА ГЕНЕРАЛА МИЩЕНКО В МАЕ 1905 Г. НА ФАКУМЫНЬ-СИНМИНТИН

В десятых числах апреля 1905 года наша дивизия стала подходить поэшелонно на ст. Гунжулин. По выгрузке с железной дороги, мы отошли к югу от него верст на 8–12, где и разместились кто по фанзам, а кто и в палатках. Здесь мы встретили Пасху и провели недели две в сборах к выступлению на передовые позиции: все лишнее, все зимнее надо было отобрать и отправить в особый склад в Харбин. Занятий почти не было, только и приходилось ездить на фуражировки, которые при этом служили и проездками нашим застоявшимся лошадям. Кругом все было тихо, неприятель был далеко, но в районе расположения каждой сотни были устроены сторожевые вышки, на которых все время виднелись часовые. Это несколько напоминало картинки нашей старой кавказской жизни, когда наши отцы охраняли так свои станицы. Погода стояла весенняя, солнечная, днем было тепло, но ночью пробирал холод.

24-го был смотр Главнокомандующего, на котором мы с радостью узнали о назначении нашей дивизии в отряд генерала Мищенко. С 15 марта 1904 г., т.е. с первой встречи Забайкальской бригады с японцами на Ялу, имя генерал Мищенко повторялось часто, и оно всегда несло с собой хорошие вести; поэтому понятно, как все мы были рады этому назначению. На окончательные сборы даны были одни сутки, но и они показались нам несколько длинными. 26 апреля в 8 час. утра дивизия выступила вперед, на юг. Первый переход в г. Маймакай (Фын-хуан-сян-тож) был большой, трудный и для нас, и особенно для наших невтянутых коней. В Маймакае расположен штаб 2-й армии и живет командующий армией, ген. Каульбарс. Город окружен сплошной толстой и высокой стеной, впереди которой глубокий и широкий ров. В город ведут четверо ворот, охраняемые часовыми. Мы прошли вдоль городских стен и расположились биваком вне города. У одних ворот нас встретил верхом генерал Каульбарс, за ним блестящая свита; перед командующим все приободрились, подтянулись. Нас рассматривают с любопытством! Поздравив с приходом, генерал выразил уверенность, что мы будем работать по-«кавказски!» Только громкое «Постараемся, Ваше Высокопревосходительство!» было ответом; и, конечно, постараемся, не заставим краснеть своих отцов, а там, что Бог даст! Ночевать под открытым небом было несколько прохладно; с большим трудом достали корм коням и дров для варки.

На другой день, 27-го, тронулись дальше, в г. Бамьенчен. Но по отряду разнесся слух, что перед городом нас встретит генерала Мищенко — все сразу встрепенулись. С любопытством и волнением ждали мы этой встречи. Построились мы так, как редко бывает и в мирное время на смотру строгого генерала; а главное, это молодецкий вид казаков! Тепло, от души поздоровавшись, поздравил Мищенко нас с приходом, пожелал нам успеха, счастья! Вызвав вперед г.г. офицеров, он так просто, понятно сделал общие указания в предстоящей нам боевой работе. «Враг хитер; будьте внимательны к обстановке, вперед идите смело, но не горячитесь, помните всегда, что за вами 20–30 нижних чинов, которые пойдут всюду слепо. Не вызванная необходимостью, по вашей неосторожности гибель каждого из них ляжет на вашу совесть! Дай Бог вам успеха!» Не чувствовалось генеральского страха, а напротив, все в нем сразу вселяло веру в него, влекло к этому «дедушке», как его зовут в отряде. В Бамьенчене расположилась вся дивизия кучно биваком; опять затруднения (и большие) в доставке фуража. К счастью, нашу батарею выручили Забайкальцы, уступившие часть своих запасов. Они же, т.е. 1-я и 4-я Забайкальские батареи, пригласили нас, артиллеристов, к себе на обед; обед был устроен на славу в большой, чистой фанзе! На другой день назначена дневка. К сожалению, с утра подул страшный ветер, который поднял целые столбы густой пыли, песку, которые все засыпают, проникают в мельчайшие щелки, так что нет нигде спасения. Чтобы напиться чаю, нам пришлось отправиться в ближайшую фанзу — мрачную, грязную и вонючую, с такими же хозяевами, впрочем, нас это нисколько не смущает; пока эти невзгоды переносятся легко. Весь день, поневоле, пришлось просидеть в палатке, тщательно ее закрывши. Досталось и коням, у которых ветер разносит корм. В этот день узнаем, что решен набег конным отрядом Мищенко и что исходным пунктом назначена д. Ляоянвопа, куда мы и выступаем завтра, 29-го; колесный обоз и офицерские вьюки приказали не брать, и вообще идти налегке; по неопытности, сгоряча мы пошли уж слишком легко. Само известие о набеге встречено нами весело, восторженно. Казаки спокойно-самоуверены, волнения ни капли.