Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей - Тамим Ансари

кто будет тратить деньги на создание разветвленной сети, если ни у кого нет телефона? Как решить эту проблему с курицей и яйцом? Дело здесь упиралось в бизнес, а не в технологии.

Белл решил эту проблему. Он стал предлагать телефонную связь как подписную услугу. Первая телефонная сеть представляла собой, по сути, одну-единственную линию, к которой был присоединен 21 абонент. Эти люди могли звонить друг другу, но не за пределы сети. Зачем кому-то покупать дорогое устройство, чтобы разговаривать всего с двумя десятками человек? Белл нашел ответ и на этот вопрос – он стал предлагать телефоны в аренду, вместо того чтобы продавать их. Вскоре абонентские телефонные сети разрослись по всей Америке и Европе, после чего стало возможным и коммерчески выгодным соединить их все в обширные метасети. Абоненты любой сети стали звонить абонентам всех остальных. Все ранние телефонные метасети имели коммутаторы, которые породили новую профессию: оператора коммутатора, или телефониста.

Давайте на мгновение остановимся и подумаем о том, какие силы стояли за этим поистине беспрецедентным техническим прогрессом. Неутомимая предпринимательская энергия бессчетного числа бизнесменов, компаний и корпораций. Пытливый ум интеллектуалов, которые в своих башнях из слоновой кости пытались разгадать тайны физической вселенной с помощью разума и науки. История экспансии, наделившая первооткрывательство притягательным ореолом. Нарратив прогресса, стимулировавший постоянные поиски нового и лучшего. Все эти факторы были отличительными чертами западноевропейского социального целого в тот исторический период. В таком мире не мог не случиться изобретательский взрыв.

Революционные инновации вызывали масштабные социальные изменения, но небольшие улучшения иногда обладали неменьшим эффектом. Они могли запускать волны, которые преображали целые нарративы, связывавшие социальные созвездия. Возьмем, например, ротационную печатную машину, созданную в 1830 г.: по сути, она была усовершенствованной версией плоскостного печатного пресса, который изобрел Гутенберг четырьмя столетиями ранее (и который в те времена еще использовали). Плоскостной пресс мог печатать около 125 листов в час. Ротационная машина – 18 000. Поначалу это улучшение казалось бесполезным. Зачем производить такое количество печатной продукции? Кто будет ее покупать? Самое популярное американское периодическое издание на тот момент насчитывало около 4300 подписчиков.

На самом же деле массовый рынок для печатной продукции существовал, но оставался незамеченным. Америка была полна иммигрантов, которые хотели бы попрактиковаться в чтении на английском и жаждали новостей о своих родных странах. Существующие периодические издания продавались по подписке, которую приходилось оплачивать на год вперед, что большинству рабочего люда было не по карману. И вот наконец-то нашелся предприниматель, который посмотрел на новые технологии и на трудящиеся массы и увидел возможность для бизнеса. В 1833 г. Бенджамин Дэй начал издавать ежедневную массовую газету The New York Sun, которая продавалась всего по центу за номер и которую мог позволить себе почти каждый. Вскоре Дэй продавал 15 000 экземпляров газеты в день, делая деньги на тираже.

Увидев, как богатство течет в карманы Дэя, другие предпринимали последовали по его стопам. Дешевые газеты начали появляться всюду, как грибы после дождя. Поскольку основную читательскую аудиторию составляли не интеллектуалы из праздного сословия, а простые работяги, издатели заполняли страницы своих газет новостями об убийствах, самоубийствах, пожарах и других сенсационных событиях. И тут возникла неожиданная проблема: перестало хватать убийств, самоубийств, пожаров и прочих «новостей»! Издатель ежедневника из Нового Орлеана однажды посетовал на то, что катастрофы, достойные освещения в печати, случаются реже раза в неделю. Отчаянно нуждаясь в контенте, издатели стали нанимать специальных людей, чтобы искать такие новости. Например, они отправляли их в порты, чтобы беседовать с прибывшими из Европы пассажирами. Так родилась еще одна новая профессия – репортер.

Телеграфная связь давала возможность узнавать о далеких событиях буквально в тот же день, когда они произошли. После того как через Атлантический океан был протянут подводный кабель, новости могли поступать даже из Европы. Но трансатлантическая пересылка телеграфных сообщений обходилась очень дорого и была не по карману ни одной газете. Чтобы решить проблему, в 1848 г. шесть газет объединились, чтобы разделить расходы на регулярную доставку новостей «по проводам». Вскоре этот консорциум выделился в независимое агентство Associated Press, вслед за которым появились и другие подобные. Такого рода агентства получали телеграфные сообщения от своих корреспондентов и продавали информацию всем желающим. Так сами новости превратились в товар. Как и любое коммерческое предприятие, телеграфные агентства хотели продавать свой товар наибольшему числу клиентов. Но разные издания имели разные взгляды, вкусы, намерения, интересы и повестки дня. Какую информацию можно было успешно продавать республиканцам, конституционным юнионистам, членам «Партии свободной земли», приверженцам «Партии незнаек», а также массе издателей других разношерстных газет и информационных листков?

Ответ был такой: факты. Движимые деловыми соображениями, телеграфные информационные агентства пришли к осознанию того, что каждое новостное событие имеет под собой фактологическую основу, отделимую от суждений о нем. Это ядро отвечало на вопросы «кто?», «что?», «где?», «когда?» и «почему?». Вот что можно продать всем и каждому! Как только факты стали товаром, газеты принялись ссылаться на их точность и объективность как на коммерческий аргумент для привлечения читателей. Таким образом, можно сказать, что изобретение ротационной печатной машины породило феномен объективных новостей. А это уже сфера коммуникации, нарратива, языка. Технологии и язык всегда были тесно переплетены. Однако рождение идеи объективных новостей (которую несколько столетий спустя уничтожит другая новая технология под названием «интернет») не могло произойти без влияния других аспектов западного нарратива. Орудия всегда вписаны в какую-либо мировоззренческую систему. И именно комбинация этих двух факторов определяет то, что происходит в истории.

Наши тела, наши машины

По мере того как машины проникали в социальную реальность, они меняли человеческую жизнь как внешне, так и внутренне. Вместе с техническими устройствами, которые мы называем станками, появились и фабрики. В этом способе производства машины играли центральную роль; люди просто обслуживали их работу. Чтобы эффективно выполнять новую подсобную роль, людям приходилось приспосабливать свой образ и ритм жизни под потребности машин.

Первыми ласточками зарождения системы промышленного производства стали плантации. В прошлом землевладельцы пытались найти наилучшее применение земле, руководствуясь множеством разных соображений, таких как предпочитаемый ими образ жизни, сложившиеся традиции и обычаи, религиозные нарративы и прочие факторы, связанные с личностью и идентичностью.

В отличие от них, у владельцев плантаций была одна цель: выращивать конкретный коммерческий товар, такой как сахарный тростник, табак или хлопок, в максимальных объемах. Чтобы обрабатывать огромные площади, требовалось большое количество работников, организованно и слаженно выполняющих определенные операции, из которых состоял процесс сельскохозяйственного производства. Другими словами, люди на плантациях были не просто рабами или наемными работниками – они стали частями машины.

На плантациях функции отдельных людей все еще оставались относительно универсальными. Одна и та же рабочая единица (человек) могла выполнять разные операции: пахать землю, сеять, а затем собирать хлопок. Но как только машинная логика взяла верх и на смену ремесленным мастерским пришло фабричное промышленное производство, специализация труда рабочих единиц стала жестко очерченной и закрепленной, как у деталей любой хорошей машины. Каждый работник хоть и являлся человеческой личностью со своими потребностями, эмоциями, целями и желаниями, на время участия в процессе промышленного производства становился элементом машиноподобной социальной группы. Все, что находилось за рамками его производственной функции, не имело значения. Как и в случае с машинами, стоимость каждой детали рассчитывалась математически: в виде почасовой или фиксированной заработной платы.

Без механических часов организовать фабричное производство было бы очень сложно, а то и вовсе невозможно. Как сделать так, чтобы все рабочие приходили на фабрику в одинаковое время, разом запускали машины и координировали свои действия? В доиндустриальные времена люди делали перерыв на обед, когда чувствовали голод, хотели сделать передышку или когда солнце достигало определенной точки на небосводе. Большинство из них обедало дома, где к их приходу другие члены семьи готовили еду. В соответствии с принципами разделения труда, коренившимися в социальных нормах, которые, в свою очередь, проистекали из биологических факторов, приготовлением пищи и другими бытовыми делами занимались женщины: именно они традиционно