Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей - Тамим Ансари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Европейцы были склонны подходить к тем же взаимодействиям чисто по-деловому: зачем, скажите ради Бога, почти брататься с другой стороной, если вы приехали просто продать и купить товар? Достойное поведение состояло не в том, чтобы должным образом соблюдать все бесконечно тонкие, негласные социальные условности. Достойное поведение измерялось в цифрах: это означало рассчитываться по своим счетам. В прежние времена патронатные сети в мусульманском мире служили механизмом распределения богатства по всему обществу; торговля с европейскими корпорациями исказила этот механизм и привела к формированию элиты, которая была гораздо теснее связана с иностранным бизнесом, чем с собственным народом. Эта элита приумножала свое богатство, эффективно обслуживая интересы чужаков, но то, что представлялось хорошим для иностранных корпораций, не обязательно было хорошо для народа.
ИндияВ Индии ситуация с элитами была еще сложнее. Хотя эта страна избежала кровавого монгольского нашествия, проект восстановления так и не стал, да и не мог стать здесь организующей идеей всего общества, потому что подавляющее большинство индийцев были индуистами и главной сюжетной линией драмы, которую они переживали, по-прежнему оставалось вторжение тюркских мусульманских захватчиков с севера. Эти захватчики, пришедшие в индийский мир задолго до монголов, правили огромным населением, бóльшая часть которого не разделяла их культурную парадигму, и за многие годы противостояние не потеряло остроты. Уничтожение пророком Мухаммедом идолов в Мекке – один из краеугольных камней исламского мифа о происхождении. Без этого образа мусульманское созвездие идей не существует, его нельзя отбросить или как-то видоизменить. Напротив, в индийском мире идолы представляют собой неотъемлемую часть созвездия идей, традиционный объект религиозного поклонения. Разрушение идолов уничтожило бы саму суть индийской религиозности. Мусульмане гордились, что ислам делает их всех равными. Индийцы рассматривали систему каст как основу общества. Ислам требовал уничтожения всех конкурентов единого Бога в том виде, в каком его представляли себе мусульмане. Это полностью противоречило присущей индуизму духовной открытости. Индийцы пытались включить ислам в свою модель мироустройства, выделив мусульман в отдельную касту, но мусульмане отчаянно сопротивлялись.
На протяжении всех этих веков индуисты и мусульмане не могли не взаимодействовать друг с другом и не выстраивать отношения, из которых вырастали гибридные религиозные течения. Индуистские темы проникли в суфизм, мистическую версию ислама. Суфийские мотивы нашли отражение в индуистских реформаторских движениях бхакти, которые рассматривали экстатическое слияние с неким божеством как высшее духовное переживание. Брак между исламом и индуизмом породил религию под названием сикхизм, ставшую новым явлением в мировой истории. Однако индуистский и мусульманский нарративы так и не «слидинились» в некую единую, всеобъемлющую новую структуру. Этому мешала история, которую нельзя было забыть. Индия оставалась страной, в которой сосуществовали два несовместимых ключевых нарратива. Разделение между исламом и индуизмом было центральной драмой индийской истории на протяжении веков и оставалось таковой в эпоху Великих Моголов. Таким образом, когда в Индию начали массово прибывать европейские торговцы, здесь по-прежнему доминировали Моголы и местная элита в основном состояла из тех, кто умел снискать расположение правящих мусульман.
В индийской культуре также имелись свои механизмы, действие которых приводило к аналогичным результатам. Я не буду здесь вдаваться в подробности, но общая картина такова: по всему Индийскому субконтиненту, даже в независимых индийских царствах (несколько таковых сумели сохранить автономность), богатство, привозимое европейскими торговцами в виде золота и серебра, сосредоточивалось в руках немногочисленной элиты, а затем возвращалось обратно в Европу, вместо того чтобы распространиться по всему индийскому социальному организму.
В 1776 г. британская корона официально не имела с Индией никаких дел. Британские интересы представляла Почтенная Ост-Индская компания. Эта корпорация не пыталась открыто устанавливать свою власть на территориях, где вела бизнес. Формально местные правители продолжали управлять провинциями империи Великих Моголов, независимыми царствами и княжествами. Постепенно эти правящие элиты, к какому бы местному сообществу они ни принадлежали, пришли к выводу, что им не выгодно препятствовать британским коммерческим интересам – наоборот, следует всячески им способствовать, потому что, как у клиентов и патронов, интересы местной власти и иностранных торговцев тесно переплетены. Любые противоречия между британцами и местной властью меркли на фоне разворачивающегося в здешнем мире противостояния двух могущественных ключевых нарративов.
Надо сказать, что первые британцы, которые приплывали в Индию, не были заинтересованы в том, чтобы во что-то вмешиваться и взваливать на себя бремя непосредственного управления здешней жизнью и обществом. Британцы были торговцами и хотели заработать честную прибыль. Прошли те времена, когда стремление к получению коммерческой выгоды считалось у европейцев аморальным. В рамках прежнего феодально-католического нарратива только земля была источником честного богатства; на так называемом «бизнесе» могли разбогатеть лишь нечистые на руку торговцы и ростовщики, но их одержимость нечестной наживой значительно снижала их шансы на вечную жизнь в Царстве Небесном. Поскольку в Средние века все так говорили, эта угроза считалась реальной.
Но с распространением в Европе нарратива прогресса старые ценности подверглись пересмотру. В 1776 г. шотландский философ и экономист Адам Смит опубликовал свой революционный трактат «Исследование о природе и причинах богатства народов»[32], в котором заявил, что лучший способ служить общему благу – это преследовать свои личные экономические интересы. Поскольку выгода достижима только через удовлетворение чьих-либо потребностей, человек может разбогатеть одним-единственным способом – предлагая людям то, что им нужно или чего они хотят. Богатыми становятся те, кто успешнее всего удовлетворяет потребности наибольшего числа людей. Другими словами, погоня за богатством является формой служения обществу, но это работает только в том случае, если у людей есть свобода выбора и свобода действий, потому что никто лучше самого человека не знает, на чем ему можно сколотить состояние, то есть как внести свой вклад в общее процветание.
Смит также утверждал, что богатство, сосредоточенное в частных руках, позволяет обеспечить самую эффективную организацию человеческого труда при условии, что государство не вмешивается в эту сферу. От повышения продуктивности выигрывает все общество – аналогично тому, как прилив поднимает все лодки. Чтобы проиллюстрировать свою мысль, Смит приводил пример с производством булавок: 10 мастеров, каждый из которых вручную выполняет весь цикл операций в собственной мастерской, способны изготавливать примерно 10 булавок в день. Те же 10 человек, которые работают в механизированном цеху и организованы по принципу разделения труда, могут производить 48 000 булавок в день! Следовательно, для процветания социального целого будет лучше, если люди, у которых есть деньги, станут строить фабрики, оборудовать их машинами и нанимать рабочих, чтобы те за заработную плату выполняли конкретные специализированные операции. Что еще лучше, владельцы фабрик будут стремиться вкладывать прибыль обратно в свои предприятия, чтобы обеспечить повышение продуктивности и рост прибыльности, а поскольку рост неизбежно ведет к прогрессу, вся эта схема послужит прогрессу общества в целом.
Таким образом, в конце 1700-х гг. частные европейские компании в погоне за прибылью рыскали по всему миру, включая Китай, всю остальную Азию и Африку. Из Индокитая и Малайи они везли каучук; из Индонезии – пряности; из Индии – хлопок; из империи Сефевидов – ковры; из Османской империи – шкуры и руду; из Африки – каучук, рабов, слоновую кость и золото; короче говоря, они отовсюду что-то везли. На большинстве этих рынков европейцы не сталкивались с досадной проблемой торгово-платежного дисбаланса, как в Китае. В сефевидском Иране европейцы покупали ковры, а взамен продавали ружья и пушки, таким образом возвращая обратно свое серебро. В Индии и Османской империи европейские торговцы с набитыми серебром карманами скупали все виды сырья, перебивая цену местных торговцев. Затем они возвращались с готовой европейской продукцией, произведенной из этого сырья, и продавали ее местным жителям. Так серебро снова перетекало в Европу. На африканском побережье европейцы поначалу
