Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей - Тамим Ансари

клубами по интересам, тайными организациями и религиозными сектами. В хорошие времена эти объединения помогали облегчить давление, налагаемое требовательными семейными структурами, и предоставляли людям дополнительные способы самоопределения. Мужчины были не просто отцами, дядьями, братьями или сыновьями. Они также могли стать мастерами боевых искусств, экспертами игры в го, целителями, владеющими древними практиками. Но тайные общества имеют тенденцию в смутные времена трансформироваться в апокалиптические культы, вдохновленные картиной конца света. Когда такие культы смыкались с бандами головорезов, возникала взрывоопасная смесь. В свое время династия Мин началась именно с такого тайного братства, ставшего костяком движения «Красных повязок». И вот теперь, в последние дни эпохи Мин, воинственные культы и преступные банды вновь разрастались по всей стране как грибы, а правительственные войска не могли быть одновременно повсюду. Постепенно банды превращались в настоящие армии. Один особенно свирепый предводитель такой «повстанческой» армии численностью в 100 000 человек захватил долину Хуанхэ и, сея вокруг себя разрушения, дошел до Пекина. Последний император династии Мин повесился в саду. Пока предводитель головорезов праздновал победу в Запретном городе, его люди грабили, убивали и насиловали, заливая улицы Пекина кровью.

Именно тогда маньчжуры нанесли удар. Это был народ, который жил к северу от Великой Китайской стены и вел происхождение от степных скотоводов-кочевников, но к тому времени уже давно перешел к оседлому – даже городскому – образу жизни. Когда в Пекине начался кровавый хаос, маньчжуры двинули армии на юг, разгромили бандитов-повстанцев и, наводнив улицы солдатами, объявили, что пришли навести порядок. Да, они действительно явились на помощь Поднебесной – но не на помощь императорской династии Мин. Маньчжуры основали здесь собственную империю, которую назвали Великая Цин (что значит «чистая»).

Их завоевание кажется весьма странным. Маньчжуры не были ханьцами (так называется основная народность в Китае), но не были и явными чужаками, как монголы. Они говорили на собственном языке, но также понимали и по-китайски. У них имелась своя письменность, но они использовали и китайское идеографическое письмо. Некоторые их обычаи восходили к исконной культуре скотоводов-кочевников, но к тому времени маньчжуры уже стали городскими жителями, впитав китайские интеллектуальные традиции и ассимилировав неоконфуцианский нарратив.

Маньчжуры расположили резиденцию своего императора в Запретном городе и сохранили нетронутым управленческий аппарат империи Мин. Они возродили все прежние министерства, в том числе важнейшее Министерство ритуалов; продолжили экономическую политику своих предшественников, отремонтировали построенные ими школы и восстановили систему государственных экзаменов. Разумеется, это не превращало маньчжуров в настоящих китайцев в глазах самих китайцев, но правители новой империи Цин делали все, чтобы избавиться от клейма чужаков. Они соблюдали инструкции конфуцианских экспертов по ритуалам и следили за тем, чтобы ханьцы были представлены в бюрократическом аппарате наравне с маньчжурами. Если восстановление прежнего было основной миссией династии Мин, то для правителей Цин оно оказалось еще более важной задачей: они стремились стать «больше китайцами, чем сами китайцы».

В ранние дни империи Цин ничто не свидетельствовало о том, что Китай идет к упадку. В следующие 40 лет маньчжурские правители распространили свою власть на всю страну и значительно расширили ее границы в Центральной Азии. Цинский Китай имел самую большую территорию за всю историю этого государства. Великая Китайская стена больше не обозначала его северную границу; теперь она превратилась в туристическую достопримечательность в глубине империи. Китай значительно усилил свой контроль над Кореей и соседними государствами Юго-Восточной Азии.

Только Япония упрямо не желала склонять голову перед Великой Цин. На своих изолированных от большого мира островах японцы выстроили жестко организованное феодальное общество, основными источниками продовольствия для которого были рис (имевший здесь священный статус) и рыболовство. Официально островами правила императорская династия возрастом более 1500 лет. Непосредственная власть находилось в руках сегунов – военных феодалов, каждый из которых содержал собственную армию. Костяк этих армий составляли самураи – воины со сложной культурной традицией, имевшей черты квазирелигии и во многом аналогичной традиции мистических братств воинов-гази в Османской империи и католических духовно-рыцарских орденов, существовавших в Европе во времена Крестовых походов.

Японцы не только не испугались империи Цин, но и вторглись на ее территорию – смехотворная потуга в глазах китайцев. Крошечное государство, разместившееся на нескольких небольших островах, покусилось на самую могущественную империю на свете! Немыслимая дерзость! К тому времени империя Цин расширила свою сферу влияния на весь регион от Монголии до Малаккского пролива. В 1700 г. у Китая все еще были все основания считать себя центром мира.

Серебро и чай

Между тем новые правители Китая переняли, пожалуй, самую сомнительную политику династии Мин. Они стали оплачивать государственные расходы бумажными деньгами и собирать налоги серебром. Бумажная валюта худо-бедно поддерживала внутреннюю торговлю, но китайские налогоплательщики столкнулись с прежним вопросом: где брать серебро для уплаты налогов? И единственный ответ оставался прежним: продавать больше товаров западным торговцам.

Правительство поощряло это и прилагало все усилия для поддержки экспортных отраслей – ведь в конце концов все серебро, которое те зарабатывали, перетекало в казну. На юге поддерживаемые государством фарфоровые мастерские превратились в фабрики промышленного масштаба, где в огромных цехах наемные рабочие трудились в ужасающих условиях за сдельную оплату.

В прежние времена весь китайский чай производился в поместьях, принадлежавших землевладельческой аристократии. Помимо чая там выращивались и другие сельскохозяйственные культуры, и занимались этим крестьяне, которые на протяжении многих поколений жили и трудились на хозяйских землях. Отношения между землевладельцами и крестьянами определяли конфуцианские ценности: эти две группы были связаны между собой паутиной взаимных обязательств, смягченных скрупулезными правилами этикета и осознанием взаимного долга. Теперь же прежние поместья превратились в плантации – огромные участки земли, отданные под одну товарную культуру. Главной целью сельскохозяйственного производства стала продуктивность, призванная максимизировать экономическую отдачу с земли. На плантациях трудились наемные рабочие под надзором профессиональных управляющих, которых куда больше заботила чистая прибыль, нежели конфуцианские ценности. Это был новый мир.

Правителям Цин и их советникам он не очень нравился. Им нравились деньги европейцев, но не их тлетворное культурное влияние. Чтобы оградить от него население страны, они запретили иностранным торговцам доступ на территорию империи, ограничив их пребывание несколькими торговыми портами на побережье. Негоциантам предписывалось сидеть в этих портах и ждать, когда прибудут их китайские коллеги и примут у них заказы; затем европейцам надо было отдать деньги вперед и снова ждать, когда китайские торговцы вернутся с заказанными товарами. После этой затяжной процедуры им надлежало погрузить товары на корабли и убираться в свою Европу.

В ответ на эти унизительные условия европейские торговцы лишь пожимали плечами. Они приплывали сюда, чтобы делать бизнес, а не дружить. Что их глубоко огорчало, так это категорический отказ китайцев что-либо покупать. Китайцы никогда ничего не покупали. Они хотели только продавать, продавать, продавать. А в уплату принимали только золото, серебро и драгоценные камни, особенно бриллианты. Я думаю, вы уловили суть. Как сказал один из императоров династии Цин, «у Китая есть все – европейцам нечего нам предложить». Местные товары превосходили все то, что производилось в Европе. Так зачем же китайцам было покупать что-то у европейцев?

Тем не менее китайские товары приносили западным предпринимателям большие прибыли, поэтому те продолжали обивать пороги Поднебесной империи. Экспорт шелка вырос до беспрецедентных объемов, как и экспорт фарфора. В Европе слово china – Китай – стало синонимом элитной керамики. Но больше всего европейцы жаждали чая. У британцев пристрастие к этому напитку превратилось почти в зависимость. Я намеренно употребляю здесь слово «зависимость», потому что чай, по сути, наркотик. Сегодня его стимулирующий эффект кажется нам слишком слабым, чтобы относить его к той же категории, что и кокаин, но, если рассматривать чай как альтернативу другому распространенному в те времена напитку – алкоголю в любой форме, – становится понятно, почему чай покорил Европу. Все просто: от грога ты тупеешь и засыпаешь; от чая просыпаешься и мыслишь яснее. (В те времена кофе уже начал входить в моду, но еще не мог сравниться в популярности с чаем.)

В 1720 г. британцы импортировали из Китая 200 000 фунтов